Оголихин Александр Иванович

«Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его»

Александр Сергеевич Пушкин

Предисловие

Вести свою родословную и продолжать традиции своих предков действительно очень важно. Это дань уважения предшественникам, память и наследие потомкам. А эхо глобального потрясения, такого как война, доносится и в следующих эпохах, оставляя чернильный след в учебниках, витает в тишине каменных могил.

Это моя благодарность собственному прародителю, увековеченная в нескольких страницах исследования его пути, ведь история страны строится из нашей памяти об отдельных её жителях.

Дедушка - Оголихин Александр Иванович (1923 - 2002), участник Великой Отечественной войны. В семейном архиве хранятся многие его документы. Когда я только начала заниматься исследовательской работой, то выяснилось, что его биография имеет много белых пятен. В ходе изучения архивных документов выяснилось, что он был награждён медалью «За отвагу», однако было неизвестно, за какой подвиг он был награждён и когда это произошло.

Здесь нет таких громких слов как «он прошёл всю войну» или «умер за победу», но эта история не менее важна и самобытна. Память о тех событиях, произошедших более пятидесяти лет назад всё ещё свежа в сердце уходящей эпохи. Я хочу рассказать не только о своём предке, и о судьбах людей того беспощадного времени, отражённых в его воспоминаниях.

Детство и юность

Оголихин Александр Иванович, будучи одним из четырнадцати детей родился 20 июля 1923 года в селе Ломовка, что в Белорецком районе. Деревня была основана во второй половине восемнадцатого века и заселена крепостными крестьянами. «Помещицей Дарьей Ивановной Пашковой из своей вотчины деревни Скородумовой Троицкого стана Унженского воеводства в 1772 году, в силу Правительствующего Сената 287 душ с семьями и детьми были вывезены в Оренбургскую губернию на землю Дарьей Ивановной Пашковой в деревню Ломовку для работы на металлургическом заводе». В ходе Крестьянской войны 1773—1776 село было сожжено, но позднее восстановлено. Население работало на заводе, занималось земледелием, лесничеством. Сейчас Ломовка – одно из живописнейших мест республики Башкортостан, расположенное на предгорье хребта Уралтау и реки Белой.

Александр стал девятым ребёнком в семье Ивана Васильевича Оголихина – сельского ветеринара и Евдокии Фёдоровны Ватагиной. Семья содержала большое хозяйство. Коровы, лошади, овцы – не редкость в тех местах. И дети с ранних лет были приучены к домашним обязанностям.

Окончил Ломовскую школу, которая в дореволюционное время носила название «церковно-приходской». В ней учились и предки Александра Ивановича. С большой теплотой вспоминает своего деда – Фёдора Маркеловича, который часто возил его на сенокос. Несмотря на то, что юный Александр вёл жизнь простого сельского мальчишки, он больше всего любил читать. Любовь к чтению никогда не отнять даже когда книги являются большим дефицитом, и он собирал литературу, как мог. Впоследствии он всегда заботился, чтобы его дети всегда были обеспечены любыми книгами, доставал нужные любой ценой. Так и случилось, что стремление к знаниям передалось от отца к сыновьям и даже внукам. К моему удивлению однообразная деревенская жизнь не смогла устранить его стремление к учёбе: шахматы, составление кроссвордов для местных газет и математика стали его любимыми занятиями. Окончив в пятнадцать лет школу (в то время учились по восемь лет), поступил в Белорецкий техникум в 1938 году.

Оголихин А.И. с сестрой Надеждой Ивановной, племянником Михаилом Егорьевичем, братом Егором Ивановичем, 1932 год

Дом в селе Ломовка, Башкортостан

Начало войны

Наступил 1941 год. Юноши из села Ломовка Белорецкого района Башкирской АССР в основном все 1923 года рождения, учились в школах, медицинских училищах и в металлургическом техникуме. Некоторые из нас уже окончили, кто семь, а кто и восемь классов. На первое июля 1941 года автору этих строк удалось окончить третий курс металлургического техникума.

Был солнечный воскресный день 22 июня. Утром вместе с отцом поехали в Белорецк для покупки товаров первой необходимости и вскоре вернулись домой. Нас встретил мой дядя, у которого было радио, и спросил: «Вы в городе были? Ничего не слышали? Говорят, началась война. Вот, слушайте радио, будет выступать Молотов». Собрались соседи, с глубоким возмущением прослушали сообщение о вероломном нападении фашистов. На следующий день я пришёл в техникум, собрались все студенты. Мы готовились к каникулам, но пришёл приказ из Москвы: третий курс с первого июля должен усиленно заниматься по программе четвёртого курса. Занимались по восемь уроков в день ровно два месяца.

Первого сентября нам дали дипломное задание и направили в Цех №1 СПКП (сталепроволочное канатное производство) на рабочее место, где работали по двенадцать часов два дня подряд, а на третий – выходной. В это же время я готовил дипломный проект, который защитил тридцать первого декабря. После получения диплома был назначен мастером по спецсортной проволоке. В следующее воскресенье собрались все однокурсники для решения вопроса об окончании учёбы.

Но как быть? Фашистский изверг Гитлер помешал нашему юношеству. Наши родственные и знакомые девчата стали сомневаться. Много было мне подано предложений. К примеру: «проконсультируйтесь и возьмите разрешение у сельского совета на проведение торжественного юношеского вечера на квартире у Веры Шашиной».

Вот ранним летним вечером в семь часов собрались товарищи и, следует отметить, что среди нас не было ещё парной единоличной дружбы. Было всего восемь человек. В основном обсуждали злободневный вопрос и проклинали фашистов. К великому счастью, эта «восьмёрка» - все остались живы после войны и находятся в разных уголках нашей необъятной страны.

Военное обучение

В поселке Красноусольский Башкирской АССР, с января 1942 года начала формироваться 219 стрелковая дивизия, сперва как 441-я стрелковая дивизия. Она располагалась не только в Красноусольске, но и в Табынске, Толбазах и Тряпино.

Командиром – полковником был назначен Василий Петрович Котельников. В начале ВОВ командовал ополченской дивизией на Ленинградском фронте, руководил боевыми действиями дивизии на Дону, в Харькове, на Курской Дуге, в Смоленско-Витебском направлении. Осенью 1943 года был переведён на должность командира первого корпуса. С лета 1944 года до ухода в отставку снова занимал руководящие должности, где передавал свой боевой опыт молодому поколению советских офицеров.

Второе формирование произошло в 1942 году. «В состав дивизии входили: 375-й, 727-й, 710-й стрелковые полки, 678-й артиллерийский полк, 45-й отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион, 670-й отдельный батальон связи, 374-й отдельный медсанбат, 919-й ветлазарет, 488-я отдельная разведрота, 382-й отдельный сапёрный батальон, 77-я отдельная авторота, 1036-я полевая касса банка, 1633-я полевая почта, 454 полевая хлебопекарня, редакция дивизионной газеты. С 7-го по 23 мая 1942 года части дивизии передислоцировались в город Кирсанов Тамбовской области, войдя в состав 3-й резервной армии. С 9-го июня по 4 июля 1942года дивизия передислоцировалась в город Бутурлиновку Воронежской области, войдя в состав Воронежского фронта. 5 июля 1942 года дивизия выходит на реку Дон и занимает оборону от Николаевки до Бабки, протяженностью 58 километров, ведя оборонительные бои по январь 1943 года. С 11 сентября по 23 октября 1943 года 727-й полк ведет оборонительные бои на сторожевом плацдарме в составе 25-й гвардейской стрелковой дивизии. По национальному составу дивизия состояла из двадцать одной национальности – это русские, башкиры, татары, чуваши, марийцы, мордва, евреи, украинцы, белорусы, грузины, узбеки, каракалпаки и другие».

А девятого мая дивизия уже выехала из Красноусольска на фронт. В ней служили и наши белоречане – это Жныкин И.Д., Зарубин А., Кожин П.С., Лопухов С.В., Мартынов В., Петров Н.Т. и Савинов Н.И. и ныне работающие на комбинате Александров А.П. (совхоз), Байбордин В.П. (металлургическая часть), Варганов Н.П. (цех №5), Галимов (гражданская оборона), Щербаков М.П. и другие.

Командирами её стали офицеры, вылечившееся в госпиталях города Уфы. Как, например, командиром стал полковник Котельников Василий Петрович, начальником штаба полковник Пыпырев А.С., командиром первого батальона 727 стрелкового полка капитан Долматов С.И., командиром нашей роты противотанковых ружей второго батальона – старший лейтенант Я.Ф. Феоктистов, командиром нашего взвода-лейтенант П.Ф. Савин и другие.

Вечером, возвратившись с работы, я увидел на своём столе повестку об отправке в армию. И вот ровно, как помню сейчас, в восемь часов утра явился в горвоенкомат. Там было уже шумно, собралось много молодых ребят, в том числе и односельчан – Зарубин, Кожин, Александров, Биукин.

Вдруг открылась дверь кабинета горвоенкома. Вышел военный комиссар. Воцарилась мёртвая тишина.

- Петров Николай Трофимович здесь? – спросил он.

Из толпы вышел стройный рослый паренёк крепкого телосложения.

- Я.

- Вот вам пакет секретный, ты будешь старшим группы, поедешь в Уфу.

Сели в маленькие вагоны узколинейной дороги и поехали мимо своих родных и милых с детства мест. По горам, мимо белых берёз и стройных сосен, белоснежных полей и уральских каменных утёсов.

После гарнизонной комиссии в Уфе, нас двоих направили учиться в дивизионную школу. Поездом доехали станции «Белое озеро». Затем отправились пешком в Красноусольск. В то время январь изобиловал морозами, поэтому зима была очень суровой. Часто термометр показывал ниже сорока градусов.

Прошли историческое местечко Табынск, а вот и рабочий посёлок - Красноусольск, где в 1918 году формировался отряд партизан под руководством Калмыкова, а затем влившийся под общее руководство Василия Константиновича Блюхера и братьев Кашириных. Этой же дорогой летом 1918 года шли белорецкие партизаны.

Недалеко от стекольного завода, за речкой Усолкой стоял клуб им. В. И. Ленина, сцену и кабинеты которого курсанты переоборудовали под комнаты жилья и классы.

Учились с темна и дотемна. Преподавателями были опытные, уже обстрелянные на фронте и имевшие по несколько ранений офицеры.

Мне очень запомнились два кадровых старших сержанта – это Смертин и Галлеев. Школу эту однажды посетил командующий Уральским военным округом генерал-лейтенант Ремезов. Учились отлично, чтобы умело бить фашистских оккупантов. Много было тактических занятий. Всегда ходили строем и с песнями, а запевалой был тот самый рослый паренёк – блондин Петров. Любимыми песнями были «Священная война» и «Ленинград мы не сдадим». В то время сводки информбюро сообщили, что враг из столицы отброшен, и миф о непобедимости гитлеровской армии развеян!

Наступает весна - хорошее время года. После поражения под Москвой, гитлеровцы стали активизировать свои военные действия на юге.

«Успешно и спешно» окончив военную школу с Петровым Н.Т., мы были направлены младшими командирами в 727 стрелковый полк, которым командовал в то время майор Димитришин, имевший несколько ранений (погиб под Харьковом в феврале 1943 года). Однажды я в Тряпино встретил земляка Савинова Николая Ивановича, который рассказал мне о том, что все вернувшиеся земляки были призваны в марте месяце и сейчас обучаются в 375 стрелковом полку. Прежде чем делать разведку боем, наши командиры обучали нас воинскому мастерству: «убить больше врагов и меньше иметь потерь со своей стороны». Мы наставляли бойцов и сами продолжали обучаться у опытных фронтовых командиров. Боевого оружия не было. Были деревянные макеты, матерчатые чучела и валёги (условно ж/д вагоны).

Во время формирования отделения противотанковых ружей произошёл любопытный случай. Так, башкиры, будучи у командира Оголихина в подчинении, не соглашались грузиться на паровоз. Видимо, впервые увидев массивную машину, извергавшую паровые облака, они не на шутку испугались. С криками «Шайтан арба!» юные солдаты бросились вон.

В начале мая 1942 года дивизия выехала на фронт, на левый берег Дона, где позже организовывался Воронежский фронт.

Встретил нас круглолицый полный старший лейтенант, уже дважды раненый на фронте, Феоктистов Яков Фёдорович (1919 года рождения, Курской области, погиб 13 января 1943 года на правом берегу, грозного в то время, русского Дона). Яков Фёдорович командовал ротой противотанковых ружей. Нам дали по отделению, в котором было по два ружья противотанковых. Шли ускорено боевые тактические занятия. Получение пополнения бойцов и вооружения в городе Кирсанове, а затем в Бутурлиновке Воронежской области.

Наш бутурлиновский лагерь был расположен среди вековых дубов, тех самых дубов, где царь Пётр I строил, вернее, рубил предков этих дубов, для кораблей. Лес этот и лагерь назывались Шиловским.

Получили боевое оружие, «разбили» недалеко от города лагерь. Роты ПТР (противотанковых ружей) вооружение получили полностью – по два ружья на каждое отделение и по сорок патронов на каждое ружьё. Командиры отделений получили десятизарядные винтовки СВТ (самозарядная винтовка Токарева), а также противогазы, гранаты РГД и «лимонки». Но стрелковые роты винтовок получили не больше пятидесяти процентов. Через несколько дней дивизия выехала в Бутурлиновку Воронежской области. Как сейчас помню и вижу: на доске объявлений в июне месяце 1942 года было вывешено расписание занятий. В данном расписании значилось пятисуточное учение всей дивизии с применением «танков» и «самолётов» противника.

Вот был один случай. Я, как молодой командир отделения роты ПТР (ещё как говорили в то время «не нюхал пороху») в одну из тёмных ночей июля месяца 1942 года был назначен в разведку – дозор, то есть тайную вылазку в лагерь расположения противника, по возможности без «шума» – стрельбы и взрывов. Командир нашей роты и командир нашего взвода – уроженцы Курской области и оба 1919 года рождения, были уже опытными и имели каждый по ранению. Были мы вооружены «ножами» от винтовок и по пять штук гранат. Тут-то со мной произошёл случай, которого я не могу забыть и простить себе до сих пор. Когда мы ползли в сторону врага, я потерял одну «лимонку» со вставленным запалом, но к счастью, чека не выдернулась. И какое было напряжение, особенно для меня. От этого не смог почувствовать, что у меня вместо пяти гранат только четыре. Когда я спохватился, тут же доложил Якову Фёдоровичу, который меня отругал и в то же время поблагодарил за то, что предупредил, ведь мы могли на обратном пути сами же, как говорится, на неё «напороться». Разведав огневые точки и расположение врага, мы к утру вернулись в свою роту.

Первый бой

Свой боевой путь Александр Иванович начал в девятнадцатый день рождения. Это произошло 20 июля 1923 года.

Прошло несколько дней, и наш полк получил боевое крещение. Вот как это было. Поступил приказ - занять оборону по берегу Дона у села Липовка и во что бы то ни стало задержать фашистов. Дивизионная разведка донесла, что недалеко от нас движется колонна немцев. Тут-то и произошёл наш первый бой. Солдаты действовали чётко, слаженно, напористо. Это помогло нам одержать победу. Впоследствии их было много. Но некоторые сражения особенно врезались в память. Нашему батальону предстояло выполнить разведку боем. Полные ненависти к врагу, мы дрались ожесточённо и одержали верх – выбили фашистов из села и заняли их оборонительные позиции. Налёт этот был произведён неожиданно, поэтому немцы не успели ликвидировать или эвакуировать документацию из штаба. Как мы и предполагали, ночью они сделали попытку вернуть упущенное. Бой длился недолго, но погибли наши самые лучшие товарищи. Смерть на фронте - дело привычное, но за каждого погибшего мы клялись отомстить и дрались ещё более ожесточённо. Совершенствуя с каждым боем нелёгкую военную выучку, мы отбивали у врага плацдарм за плацдармом.

Наступил июнь месяц 1942 года. Свежо в памяти, как своими глазами в то время прочитал на лагерной доске объявлений, что с 26 по 30 июня 1942 года назначено тактическое учение всей дивизии с применением танков и самолётов «противника». Хотя и фактически уже видели за несколько дней до этих учений фашистский самолёт-разведчик, круживший над Бутурлиновкой. Пять бессонных тёмных летних ночей шла дивизия лесами, оврагами на Запад.

Мы, в то время девятнадцатилетние парни, а сейчас убелённые сединой, хорошо запомнили те июльские дни 1942 года, когда дивизии было приказано занять оборону на Донских рубежах. Первыми командующими был покойный маршал Ф.И. Голиков, а затем генерал армии Н.Ф. Ватутин.

Рано утром, когда взошло ласковое летнее солнце, нам зачитали приказ Родины: «Здесь священные рубежи, немедленно окопаться и не пропустить дальше на Восток озверелую фашистскую Орду».

Стали с большим энтузиазмом строить оборону. Перед нами был Дон – «Тихий Дон», как воспел его в своих произведениях советский писатель - академик М.А. Шолохов. Много южнее от расположения нашей дивизии, в излучине Дона и в Сольских степях фашисты имели успех, благодаря преимуществу в технике, в количественном превосходстве танков и самолётов. Они подошли к Сталинграду. Развернулись бои ещё жарче, чем тогда было лето, за твердыню на Волге, за бессмертный в веках город Сталинград. С утра до ночи лил пот, на руках мозоли. Стала появляться первая черточка линии обороны. Соорудив оборону на левом берегу Дона, наши отделения усилили – нам дали ещё по одному противотанковому ружью с двумя бойцами.

Моё отделение и отделение Петрова Н.Т. были расположены у развилки дорог, около густых «хлебов» и рослой зелёной кукурузы.

Мы – семья единой земли. Хлеб и соль делили пополам, как потом было сказано в песне. Семьёй - взводом командовал лейтенант Савчин П.Ф., а помкомвзвода был кадровый старший сержант Иванов Иван Михайлович – 1915 года рождения, уроженец Стерлитамакского района.

Бойцы наши – потомки блюхеровцев были дружны, как родные братья, хоть и некоторые были годны нам в отцы.

Заместителем у меня был сержант Малышев Семён Иванович – 1902 года рождения (из Стерлитамака) – в гражданскую войну участвовал в ликвидации басмачей в Средней Азии. Наводчиками ещё были младшие сержанты Садретдинов и Валеев. У Николая были – Ильясов и Скаридов – с 1899 года рождения, весельчак, очень проворный, словоохотливый как Василий Тёркин, а вернее, он будто бы прообраз Василия Тёркина. Кстати, следует отметить, что Садретдинов и Ильясов – люди крепкого телосложения, высокого роста, одним словом - богатыри советского башкирского народа.

Вот в конце первой декады жаркого летнего месяца появилась вражеская колонна в сопровождении мотоциклистов. Это разведчики. Хвалёные гитлеровцы гордо шли, и впереди себя гнали венгров и румын воевать с советским народом. Орудийным огнём, за пулемётными очередями колонна также была неожиданно рассеяна. Захватила наша рота трёх венгров в плен и один станковый ручной румынский пулемёт. Потерь не имели. Произошла встреча с врагом и стало ясно, что враг подошёл к Дону. После этого в нескольких местах сапёры построили переправы у сёл Бабки, Владимировка, Щучье и других. Захватили, вернее, зацепились на правом берегу Дона несколько «клочков земли» - плацдармов. Укрепились на них.

На следующий день появились немецкие самолёты «Юнкерс 88». Шли они «девяткой» и стали бомбить нашу оборону и переправу через реку Дон. После их налёта сапёрам слева приходилось восстанавливать переправу.

Несмотря на усиленную бомбёжку немецкой авиацией, а в то время, надо прямо сказать, она преобладала, за несколько дней (в основном ночью) построили переправу у Прияра, около правобережного села Колыбелки, блиндажи, выкопали глубокие окопы и ходы сообщений.

В это время, юго-восточнее нашей дивизии, в излучине Дона развернулись жарки бои на сталинградском направлении и севернее, вверх по Дону, около Воронежа. На нашем направлении враг был остановлен. В конце июля месяца этого тяжёлого года с Приярского плацдарма наш второй батальон дал ночной бой и освободил село Колыбелка. Много было пролито крови наших бойцов, а ещё больше - уничтоженных фашистов.

Военный быт

Очень важным делом было обеспечение питанием бойцов в условиях фронтовой жизни. Здесь можно вспомнить старшину роты Михаила Васильевича Родина. Хорошо помнится такой случай: при отходе частей нашей регулярной армии на восточное побережье Дона для нового переформирования из-под городов Старый Оскол и Новый Оскол, перед нашей дивизией была поставлена задача сдержать натиск фашистских орд и остановить их на правом берегу реки, чтобы они не могли преследовать отходящие наши войска на отдых и переформировку. Во время жарких июльских боёв была посажена на мель баржа с пшеницей. Вот тут-то старшина Родин проявил находчивость: найдя лошадь с упряжкой, он организовал ночью под обстрелом врага вывоз этой пшеницы. Но не только вывез её, а помолол на муку, и вся рота была обеспечена хлебом на несколько дней. Да ещё каким хлебом! Белым, душистым, который нам готовили в пекарне, а также наши мирные жители – женщины села Липовка и нескольких прифронтовых районов.

Заодно вспомню и другой случай: пробыв несколько недель в окопах, у бойцов бельё требовало стирки, которую мы производили ночью в речной или ключево-дождевой воде. Необходима была настоящая стирка. Как командир отделения, я взял на себя заботу её организовать. Забрав по пять пар белья, направился в село, захожу в первый дом и вижу: за столом сидят три стареньких женщины. Меня встретили теплом и лаской (не помню ни имён, ни фамилий, ведь даже не было разговора об этой официальности). Но оказалось, что день был воскресный, праздничный. Мне сказали: «Сегодня, родименький, большой праздник, но завтра к утру бельё будет готово». Как сейчас помню, они интересовались Воронежем. Пришлось их заверить, что город не сдали и не сдадим. Чувствуя такую тёплую поддержку нашего советского народа, мы черпали ту неиссякаемую силу, которая присуща только армии «Страны Советов».

Западнее и южнее Сталинграда и также западнее Воронежа началась Великая битва. Солнце жгло, от взрывов рассыпалась чернозёмная донская земля- кормилица. Немецкие орды и их сателлиты рвались напролом. Вскоре мы получили знаменитый приказ №227 – «Ни шагу назад». Это ещё сильнее укрепило в нас веру в победу. Дивизия прочно оседлала реку Дон, протяженностью более восьмидесяти километров.

Во время передышки от боёв Петров писал письмо домой, старикам-родителям: «Дорогой папа, мы получили приказ «Ни шагу назад» - он ещё сильнее вдохновляет нас с глубокой ненавистью бить оккупантов. И мы их разобьём…».

Не всегда удавалось отправить весточку домой. Как- то произошла задержка моих писем. Престарелые родители забеспокоились, но узнав от родителей Петрова об этом письме, успокоились, и было радостно, когда они сами прочитали это послание.

Находясь то на одном участке фронта, то на другом, я получал известия и от родного брата Михаила, воевавшего в это время на полуострове Рыбачий. Второй брат – Георгий Иванович (1921 года рождения) был призван в армию и, прибыв в часть города Скалата в июне месяце, служил в этом подразделении вместе с другом детства – Штырляевым Григорием Игнатьевичем. Они оба пропали без вести (последнее письмо от брата было в 1941 году), а двоюродные братья Оголихины – моряк- подводник Пётр Матвеевич служил рулевым с 1936 года и погиб в дозоре на суше. Николай Матвеевич тоже погиб под городом Осташковым у озера Селигер. Война продолжалась от Северного до Чёрного моря. Чувствовался перелом, тем более наши войска ещё в декабре месяце 1941 года отодвинули фронт от сердца нашей Родины – Москвы.

Июль

Мне запомнился на всю жизнь первый жаркий ночной бой именно второго батальона 727 стрелкового полка. Это было во второй половине июля месяца 1942 года. Заняв крепкую оборону южнее Воронежа, мы не сидели сложа руки, а прощупывали вражеские огневые точки, делали вылазки, строили дополнительные переправы через реку. Вскоре после этого наш батальон получил приказ сделать разведку боем на правом берегу Дона. Батальоном командовал лейтенант Сайфутдинов – татарин по национальности, отлично владевший русским языком, воспитанник детдома. Без артиллерийской подготовки, с криком «Ура!» мы бросились в окопы врагов. И вот ударила прославленная «Катюша», заговорили орудия 673 арт. полка. Немцы в замешательстве. Боец Сиринкин из отделения Петрова воспользовавшись состоянием врага, быстро залез на телеграфный столб и сапёрной лопатой перерубил телефонно-телеграфную связь. Батальон бросился в атаку, смял врага. По ходам сообщений через немецкие трупы продвинулись вперёд и овладели линией обороны. Многих немцев, румын и мадьяр уложили здесь в могилу на донской земле. Комбат Сайфутдинов только успел крикнуть: «Ну, ребята, теперь до Берлина дойдём!», как был сражён осколками гранаты.

Наш батальон потерь пока почти не имел, за исключением нескольких легкораненых. Стало вечереть. Все были окрылены первой большой победой над врагом. Батальон вместе со своим штабом остались на ночь в немецких окопах и блиндажах, хотя должны были вечером отойти обратно на свои исходные позиции.

Нам после выяснилось, у врагов оставалась ещё тайная связь между частями, расположенная по земле – в «хлебах». И враг, хорошо зная свою первую линию расположения ходов сообщений и блиндажей, которые наш батальон захватил к исходу дня, а также воспользовавшись темнотой, предпринял ночную атаку. Напал на охрану штаба батальона и забросал штаб гранатами. На следующий же день сразу в наш полк приехал командарм Черняховский И.Д. Крепко досталось майору Димитришину за эти потери.

Август

Стояла августовская жара. Кипели жаркие бои западнее и южнее Сталинграда, также были смертельные схватки по обе стороны от города Воронежа. Мы в своё отделение с товарищем Малышевым получили дополнение – ещё двух бойцов, досрочно освободившихся из заключения за мелкие проступки (им оставалось всего по одному году заключения). Это Коршунов Дмитрий (1916 года рождения) и Добряков Николай (1923 года рождения). С целью быстрейшего их воспитания Коршунова направил заряжающим к Малышеву С.И., а Добрякова – заряжающим к Валееву В.В. Добряков ввиду молодости быстро освоился и слился в единое целое – в нашу «семью» - отделение, а Коршунов совершил проступок, которого я и сейчас не могу забыть. В одну из коротких тёмных ночей, в час он стоял на посту. Малышев должен был отдыхать (фактически не спал, а дремал), в это время из штаба полка шёл наш командир роты лейтенант Савин П.Ф. мимо расчёта противотанкового ружья и обнаружил, что боец Коршунов дремлет. Тут командир роты приказал мне снять его с поста. Когда Павел Фёдорович сказал ему о его грубом нарушении устава и приказал отойти вперёд на пять шагов (с целью дать ему почувствовать, якобы его хотят расстрелять), но Коршунов не мог сдвинуться с места и со слезами обратился ко мне: «Товарищ младший командир! Я больше не буду…». Я, чувствуя, что расстрела не может быть, и поняв по интуиции командира роты сказал: «Приказывает командир роты, надо выполнять приказ». После такого «урока» Коршунов прослезился с дрожью, и больше подобных случаев не было, стал исполнять все команды честно.

Хорошим примером для Коршунова, а также и для других бойцов был Ильясов Мубарак с 1909 года рождения, тоже уроженец Башкирии. Одной тёмной ночью, на развилке дорог, где расположилось его противотанковое ружьё, по кукурузе ползли враги-разведчики, очевидно, за «языком», но боец Ильясов не дремал, а немного рановато поднял тревогу и, если бы имел «опыт» войны, подпустил их ближе, тогда могли бы взять их живыми. Наш небольшой «штаб» командиров отделений и пом. ком. взвода находился метров за сто юго–восточнее от этого поста. Чтобы не выдать расположение своих огневых точек, мы стрелять не могли, да к тому ещё мешала очень густая и высокая кукуруза.

Фашистские орды подтягивали свои резервы к Дону. Мы готовились к отражению врага. Был получен приказ – эвакуировать мирных жителей села Владимировки. Свеж в памяти случай с моим самым любимым бойцов товарищем Валеевым Валиуллой Валеевичем из села Стерлибашево Башкирской АССР. Жена его - русская женщина по имени Анастасия, с которой имели они четырёх детей. Во время непринуждённой беседы, при отдыхе от боёв, он всё приглашал меня в гости: «Вот кончим войну, приезжай, товарищ старший сержант Оголихин ко мне в гости, у меня жена русская – Настя». При выполнении приказа по эвакуации мирного населения, я как молодой командир встретил и почувствовал на практике гнев нашего народа и бойцов против «незваных гостей», выразившемся в трёхкратном проклинании фашистов, из-за которых нашим мирным людям пришлось временно расстаться с любимым тёплым местом родного края земли.

Боец Валеев в одной избе встретил женщину с детьми, которых мы должны были эвакуировать ввиду предстоящих боёв. В этой семье оказалась девчушка лет пяти, очень схожая с его младшей дочерью. Он обнял эту девочку, целовал, плакал и говорил: «Это моя дочка!». Двое суток пришлось мне и моему боевому заместителю-кадровому сержанту Малышеву (уроженцу города Стерлитамак, в двадцатые годы громившему басмачей в Средней Азии) разъяснять Валееву, успокаивать его, дабы не погибнуть при таком порыве, то есть не показаться врагу с открытой грудью, а самому живым остаться. Вот она, какая сила была у наших бойцов, неиссякаемая из-за любви к нашему мирному населению, вот она – ненависть к лютому врагу!

Сентябрь

Наша 219 стрелковая дивизия от активной обороны переходит к наступательным действиям, к увеличению количества плацдармов на правом берегу Дона Воронежской области Лискинского района. Вот один из эпизодов семидневных боёв, которые были даны нашим полком. 10-16 сентября 1942 года северо-западнее города Георгиу-Деж. На рассвете 10 сентября получили приказ о расширении плацдарма на правом берегу Дона, под село Сторожевое. До восхода сентябрьского солнца ударила прославленная «Катюша», затем заговорила артиллерия, справа от расположения моего отделения был лес, на опушке которого расположились наши танки Т-34. Я со своим отделением ПТР был придан четвёртой роте нашего батальона, где командиром был лейтенант Войниченко.

Хорошо помню, как вечером собрали нас в полном вооружении, но отобрав красноармейские книжки (мы предполагали, для особых отметок), погрузили на автомашины.

Глубокой ночью спешились и перешли по переправе на плацдарм. На нём, у блиндажа, где стояли разбитые немецкие танки и один наш – советский. Командир танка - мл. лейтенант Ветров сидел в нём как живой (ввиду прямого попадания снаряда в бок). А в траншее лежало пятеро убитых наших воинов. На бруствере и около него лежали убитые фашисты. Даже трудно было сосчитать тёмной ночью.

Поздно ночью командир первого отделения сержант Беседовский лично сделал вылазку к подбитому танку.

Наши отделения ПТР прибыли вовремя. Вместо рассвета получилось продолжение ночи от потревоженной чернозёмной матушки-земли. Мы встали и бросились с криком «ура» на врага, справа по опушке двинулись наши танки, но тут же нам пришлось остановиться. Шла девятка фашистских стервятников – «Юнкерс-88». Наша зенитная артиллерия славно работала, но успеха не имела, ни один стервятник из девяти не упал, а авиации чувствовалось маловато, почти совсем не было, через час-два пролетели всего лишь два краснокрылых ястребка…

Фашисты бомбили опушку леса – исходные позиции танков и вторую линию нашей обороны. Потери были незначительные, моё отделение потерь не имело. Вражеские самолёты убрались восвояси. Земля-кормилица стала успокаиваться. День начал проясняться. По цепи была передана команда «приготовиться к атаке», но не успели оповестить всех, как снова заговорил «бог войны» – артиллерия. Весь батальон бросился в рукопашную схватку, справа разгорелся танковый бой. Прославленные Т-34 доказали своё преимущество. На поле боя остались четыре изуродованных фашистских машины. Много осталось трупов, валявшихся в окопах и вокруг них. Фашисты дрогнули, остатки их сбежали.

14 сентября 1942 года. Наш батальон укреплял правобережный плацдарм на реке Дон. Мы захватили станковый румынский пулемёт, много винтовок, боеприпасов и взяли в плен двоих мадьяр, которых била лихорадка. Батальон занял немецкие окопы - их первую линию обороны. Этим самым расширили южную часть плацдарма, северо-западнее города Лиски, где кончается лесной массив и начинается донская степь.

Наступил вечер. С помощником командира взвода Ивановым Иваном Михайловичем поползли к командиру батальона Полянскому с целью уточнения обстановки и выяснения дальнейшей задачи. Оказалось, что комбат находился от нас всего лишь в двухстах метрах. Иванов расположился в ячейке, в полутора метрах от командира батальона, а я справа от него, во весь рост прямо на бруствере. Враг «кидал» мины. Они рвались в стороне от нас в пятистах метрах. В основном обстановку выяснили и задачу уточнили.

- Поползли обратно, - тогда сказал я Иванову.

- Ползи, а я следом за тобой.

Замешкались на три минуты.

- Поползём, - снова сказал я, развернувшись на сто восемьдесят градусов.

Только отлез метров на тридцать как на то место, где я лежал, упала мина, к счастью, меня уже не задела. Иванов лежал в ячейке на правом боку, и осколок мины прошил ему, выше и левее сердца, левое плечо. Я уже переполз бруствер и спустился в ходы сообщений.

Мины перестали падать. Через час, уже стала тёмная осенняя ночь, идёт Иванов во весь рост и в правой руке держит полевую сумку, а левая повисла как плеть. Дальнейшая судьба его мне неизвестна.

Ночью фашисты делали слепые выстрелы снарядами и трассирующими пулями для «успокоения» своей души. Линия фронта местами была освещена подвесными ракетами как днём. 15 сентября мы закрепили этот плацдарм.

- Товарищ Оголихин! Убрать трупы, - приказывает мне культурный и интеллигентный помощник командира роты лейтенант Адамия, бывший директор Тбилисской средней школы.

- Есть убрать трупы с наступлением темноты, - я убрал руку под козырёк.

После такого ответа я ожидал порицания или упрёка, однако его не последовало. Я не мог послать днём своих бойцов для уборки тел. Голая степь, равнина, справа в нескольких метрах подбитые танки – всё это могло служить хорошим ориентиром для врагов, вследствие чего могли оказаться убитыми бойцы моего отделения. Но и вечером убрать тоже не пришлось. Оборону заняли «свежие» войска, а нас отвели в лощину, где мы смогли немного вздремнуть.

Забрезжил рассвет. Приказ снова в наступление. Мы двинулись всем батальоном к исходным позициям для атаки, то было на один или два километра севернее. Шли строем, потому что по обеим сторонам дороги был густой, высокий лес. Дорога поднималась в горку и поворот небольшой вправо. Четвёртая рота шла впереди. С моим отделением на этот раз был политрук роты ПТР товарищ Тубанов. Дойдя до поворота дороги, мы увидели исходную позицию наших прославленных гвардейских миномётов, расположенных на трёх танках и услышали голос командира этих «Катюш»:

- Срочно принять вправо.

Только успела колона повернуться лицом на девяносто градусов и шагнуть один-два шага, как был дан залп – сигнал о наступлении. Большинство бойцов попадали от такого резкого металлического звука. Тут бойцам я сказал, чтобы быстро встали и смотрели на серо-голубое облако, которым были окутаны «Катюши». Большинство солдат, да и я ещё не были на таком близком расстоянии от них - менее ста метров. После залпа, взревели моторы, и танки тронулись обратно на базу для зарядки.

Через пять минут прилетел фашистский разведчик, его бойцы звали «костылем». Сделав на бреющем полёте несколько кругов над этим облачком от «Катюш», улетел восвояси. Мы стояли, прижавшись к деревьям. Стрелять по нему не могли из ПТР, так как была дана запретная команда, чтобы не обнаружили сосредоточение пехоты для неожиданной атаки, да притом у него бронировано «пузо». Хорошо помнится единое стремление всех трёх расчётов отделения испытать силу ПТР по самолётам. Все ружья уже приготовились для стрельбы, расположившись на сучьях деревьев. Долго жалели, что отпустили обратно такую «крупную дичь», ведь за опушкой леса, до первой линии фашистов оставались какие-то три-четыре сотни метров.

Снова «заговорила» наша артиллерия и миномёты с трёх сторон. Двинулись танки. С небольшими потерями выбили противника из первой линии обороны, остатки трусливо сбежали в село Сторожевое. Заняли часть поля, местами глубиною до двухсот метров.

Двадцать пятая Гвардейская дивизия истекала кровью. Несколько наших батальонов были переброшены ей на помощь для удержания этого важного военного плацдарма.

Впереди - село Сторожевое. Свои расчёты я расположил по обочины и у развилки дорог. Сам находился недалеко от дерева, на котором с рацией сидел наблюдатель. Я в сейчас будто слышу его слова: «К Сторожевому подходят фашистские танки: один, два, три, четыре, пять», — досчитал до пятнадцати. И вдруг затрещали сучья могучего дуба, парень упал мертвым, очевидно, вражеский снайпер заметил его. Я насторожил свои расчёты. Не дожидаясь команды старших командиров, передаю по «цепи» сержанту Малышеву (1-й расчет), младшему сержанту Садретдинову (2-й расчет) и бойцу Валееву (3-й расчет): приготовиться, будет жарко! А танки всё ближе, ближе…Зловеще поблёскивали на стальной броне чёрные кресты фашистской свастики.

В полдень горячо жгло сентябрьское солнце. Хотелось пить. Свернул вчетверо носовой платок и выпил из лужи несколько глотков. Немного утолил жажду. Началась вторая половина шестнадцатого сентября.

Надвигался тяжёлый бой, к Сторожевому подошли танки, но и наше командование не дремало. Более десятка «краснозвёздных» заняли исходные позиции для отражения контратаки. За танками продвигались из села Сторожевое немцы, мадьяры и румыны. Началась орудийная и пулемётная стрельба. Фашистские танки лезут вперёд. Наши тоже выехали вперёд для удара «лоб в лоб». Всем трём расчётам дал команду приготовиться к отражению, удобнее расположиться и как можно лучше заметить, вернее, наметить ориентиры. Все три расчёта противотанковых ружей стали наводить прицел на фашистские брони Фашистские танки стали разворачиваться для протаранивания нашей обороны, то есть подготовились для контратаки с целью отбросить нас в низину Дона и прижать к нему. Началось. Взревели моторы танков с обеих сторон, скрежет и лязг гусениц. Одновременно произвели выстрелы расчётов товарища Валеева. Советская сторона прямой наводкой остановили головной танк фашистов. Следующие танки стали задерживаться около него. Немцы в панике выскакивали из горящих машин и отстреливаясь как попало бежали к своему укрытию. «Сержант Саша Оголихин выдвинулся вперёд цепи пехоты и открыл огонь. Вот запылал один танк. Ружьё Саши бьёт по второму. Он останавливается, как вкопанный. Подбита гусеница», - пишет политрук 727 стрелкового полка А.А. Афонин.

Вечерело. Фашистские танки и пехота вернулись в село Сторожевое. Бой утихал. Я подходил к расчётам и поздравлял с успехами. «В окопе у противотанковых ружей дымили цигарками бойцы сержанта Оголихина. Их глаза устремлены на командира. Он сидел на корточках и чертил палочкой незамысловатую схему.

- Хоть командир роты лейтенант Савин похвалил нас, а всё же обидно, что мы два танка упустили. Здесь, Оголихин ткнул палочкой в землю, - можно было бы послать патрон в борт последней машины. А мы замешкались. Пришлось бить в лоб. Вот и удрал фашист. Смекайте.

Бойцы внимательно следили за палочкой, которая чертила фигурки машин, указывая менее защищённые места танков. Каждое слово командира - наука».

«Однако мужественные защитники плацдарма, при интенсивной поддержке артиллеристов, сдерживали натиск превосходящего по силе противника. Не добившись успеха и понеся большие потери в живой силе и военной технике, противник вынужден был прекратить свои атаки», - донесено в газете «Белорецкий рабочий».

На шестой день ожесточенных боев мы получили подкрепление: несколько танков «ИС» и «КВ». Фашисты были оттеснены от переправы через Дон.

И вот некоторое время спустя, прямо на нас двинулась пятерка танков. Головной танк сразу подбили из нескольких ружей бойцы других отделений, второй и третий подожгли зажигательными патронами из противотанковых ружей Малышев, Садретдинов и Валеев. Садретдинова ранило, но он не покинул поле боя. Не успели мы порадоваться удаче, как появились четвертый и пятый танки, один из них был тоже подбит. А пятый, развернувшись, шел на большой скорости прямо на наши окопы. Поравнявшись с траншеей, он стал гусеницами разрушать их. Вражеские танки поддерживала артиллерия. Весь день был сумрачным от дыма и земли, поднятой разрывами авиационных бомб и артиллерийских снарядов. В суматохе я почти не почувствовал, как меня укололо в бедро. Упал. Потерял сознание, очнулся утром, накрытый шинелью и соломой, понял, что ранен. И только на другой день, уже на левом берегу Дона получил первую медицинскую помощь…

29 сентября 1942 года был погожий день. Солнце стремилось к закату. По пути в госпиталь встретились три женщины с граблями на плечах, а в руках у них – молоко, помидоры и другая съедобная снасть и сласть. Увидев меня, они ужаснулись и воскликнули: «Ой, какой молоденький!». Предлагали всякой пищи, даже помогали санитарам нести меня. Хорошо помню: три спелых сочных помидора, которые, хоть и на небольшой промежуток времени, но утолили жажду в питье.

«Мои спасители»

Во фронтовой госпиталь в городе Тамбов попал 29 ноября. В госпитале меня встретил человек в военной гимнастёрке с двумя «шпалами» на петлицах. Это был ведущий хирург госпиталя – Михаил Николаевич Любимов. Человек среднего роста, с белым колпаком на голове, впалыми щеками и посеребренными висками.

В 1926 году М. Н. Любимов окончил Ленинградскую военно-медицинскую академию.

Его жена – Александра Александровна Тенищева работала главным терапевтом госпиталя. Она родилась в начале девяностых годов девятнадцатого века и, почти шестьдесят лет была строго на медицинском поприще. В памятный революционный 1905 год она окончила фельдшерскую школу и стала оказывать медицинскую помощь гражданам царской России. Но вот грянула империалистическая война, развязанная кайзеровской Германией. Александра Александровна вместе с сестрой Прасковьей и братом Николаем стали помогать раненым. Кончилась война, прошла Великая Октябрьская Социалистическая революция, всколыхнувшая все народы и сбросившая с его плеч царский гнёт. Вскоре Александра Александровна поступила учиться во второй Московский медицинский институт, который окончила 10 июня 1923 года, когда ещё не было на «божьем свете» автора этих строк.…

Они, нас - двадцатилетнюю молодёжь, трудно выразить словами, особо жалели, и специально взяли под пристальное наблюдение целую палату самых тяжелораненых, где находилось более двадцати человек и все «лежачие».

Не забыта и лучшая няня из лучших. Добродушная, сердечная, исполнительная, инициативная. Ростом она была среднего, один глаз был чуть-чуть раскосый, в то время ей было примерно пятьдесят лет. Это всеми любимая няня с большой буквы – няня Галковская. Ко мне она относилась лучше всех, как к особо тяжелобольному, за «особые заслуги», так и как к жителю Башкирии, ведь её единственные два «зёрнышка» - дочь и сын (примерно мои сверстники), учились в Уфе. Поэтому она ласкала меня, как родная мать. Она успевала за всеми нами ухаживать. Ежесуточно мне дважды меняли в шестнадцать раз свёрнутую простыню под правой ногой. В палате даже были цветы. Однажды ради шутки, попросили исполнить «барыню», которую она великолепно сплясала…

Лечение в госпитале

У меня «разбушевалась» газовая гангрена. Температура тела колебалась всего лишь на 0,2 градуса в сутки. Вот в эти три месяца на себе почувствовал титанический труд и заботу Михаила Николаевича Любимова, к этому следует добавить ещё заботу о других пациентах.

Я лежал «закованный» гипсом до половины грудной клетки, волосы на голове повылезали, кушать абсолютно ничего не мог. Тут посетил меня даже начальник госпиталя – военврач Первого ранга Фёдор Петрович Соколов. Помимо лечения он разобрался с моими документами (ведь в октябре 1942 года все наши красноармейские книжки собрал старшина роты), меня в документах записал вместо старшего сержанта просто сержантом и приказал выдавать пособие как командиру отделения в сумме ста рублей. О документах сам лично писал из госпиталя несколько раз в 727 стрелковый полк, другие сотрудники и я тоже делали запрос, но всё безрезультатно.

Михаил Николаевич ещё несколько раз проверял моё сердце, обнаружив правостороннее расширение. Пытались разжать зубы чайной ложкой, но ничего не вышло. Более двух недель меня уговаривали на ампутацию. Но я не соглашался, у меня была веская мотивация: «Родители пожилые, отцу шестьдесят шесть лет, а матери шестьдесят один, но мне всего лишь девятнадцать и не женат ещё».

Военврач день и ночь думал обо мне (я это чувствовал) и, наконец, решил «положиться на молодость моего организма». Сделали девять вливаний крови, ежесуточно вводили глюкозу.

Меняют первый, второй гипс. Пенициллина нет. Бинтов не хватает. Михаил Николаевич спит всего лишь два-три часа в сутки. Всё думает о нас, как спасти жизнь безусым юнцам.

Он думал подсадить в гангрену червей, но где их взять зимой? Тогда сняли третий и последний гипс. Оказалось, что правое бедро, сломанное наискось осколком снаряда в верхней третьей части, срослось прочно. Медицинский персонал, убрав гипсовый панцирь, увидели два «кишащих клубочка». Я не напугался, был уже «отчаянным». Об этом тут же доложили. И по-юношески прибежал, несмотря на свои пятидесятые годы и утомлённость от работы, Михаил Николаевич. На лице его сияла радостная улыбка. Он утвердительно хлопнул по своим бедрам и предупредил меня: «Не бойся, это очень хорошо. Они очистили тебе рану. Теперь должна пойти на заживание». Это было начало счастливого нового года. Почему счастливого? Потому что в 1943 году температура тела стала нормальной. Потому что вокруг разрезов - ран появилась «красная ниточка» - грануляция и потому что в 1943 году закончилось окружение, а затем и ликвидация фашистской группы войск Паулюса – хвалёной гитлеровской орды, то есть «колечка» в двадцать две дивизии…

Делали ещё одну операцию под общей анестезией и несколько - под местной, c целью восстановления дренажа и изъятия осколка, но безрезультатно. Михаил Николаевич сначала напугался «не под исход ли я пошёл», но я сказал, что появился давно небывалый аппетит.

Захотелось мне домашней куриной лапши. Михаил Николаевич готов был пойти на всё, но кур в кухне не оказалось, тогда он предложил купить на рынке. У меня было двести рублей, да ещё поделились товарищи по палате. Одним из них был скромный офицер советской армии по фамилии Новиков, награждённый осенью 1942 года Орденом «Красного боевого Знамени». Собрали ещё 150 рублей. Я в этот же день попросил одну няню – тамбовскую жительницу сходить на рынок. Михаил Николаевич дал специальный заказ на кухню. Перевели меня на особый стол заказов и приписали сорок грамм чистого спирта перед обедом.

Тут уже можно сказать о том, что меня Михаил Николаевич «благополучно приземлил с межнебесной и земной орбиты». После шестимесячного лечения стали отправлять в глубокий тыл. 8 марта 1943 года, в международный женский день, меня вынесли в вестибюль первого этажа госпиталя. Среди не одного десятка тяжелораненых солдат и командиров, подготовленных к эвакуации дальше в тыл, Михаил Николаевич разыскал меня и крепко пожал мою руку. На прощание он сказал: «Ну, Оголихин, теперь жизнь в твоих руках. Управляй сам…». Это рукопожатие я чувствую рукой и сейчас.

Госпиталь в городе Ижевск

Прибыли мы в город Ижевск двадцатого марта. Воздух в санпоезде был свеж и чист, кормили очень хорошо. Я уже мог самостоятельно повернуться на левый бок, а Иван Прахин (мой сосед по палате), закованный в гипс до половины груди в связи с переломом бедра, стал ходить, опираясь руками о стену. 5 мая 1943 года был памятный день (день печати, день рождения Карла Маркса) - я впервые встал на костыли. После этого лечился в Ижевске более девяти месяцев.

Госпиталь. 1943 год

В начале марта месяца 1943 года меня отправили эшелоном на Южный Урал. 4 января 1944 года вернулся домой к родителям-старикам. Их радости не было конца: из трёх сыновей вернулся первый. Весенним мартовским днём 1944 года меня инвалида Отечественной войны посетил замначальник цеха №1 Голомазов Иван Андреевич. Он рассказывал об успехах цеха, а мне пришлось поделиться фронтовыми впечатлениями.

Было тяжёлое время. Фронт требовал со сталепроволочного производства выполнения особых заказов, но раны дают о себе знать. Белорецкие хирурги взяли на особый учёт. Особенно много уделил внимания профессор Г.В. Ларионов, лично сделавший мне несколько операций: в 1947 году – вынул костные осколки, в 1948 году извлёк металлический осколок от снаряда. В 1962 году делал иссечение вен. Благодаря уму врачей и применения умелыми руками лечения, мне представилась возможность как инвалиду Отечественной войны трудиться сорок лет на инженерно-технической работе.

В сентябре месяце снова встал на трудовой путь, чтобы окончательно добить врага. Работал и болел (да и сейчас старые раны приковывают к постели). И вот помню, как сейчас то утро 9-го мая 1945 г. в Белорецке. Был тёплый, радостный день. В цехе начальник объявил, что в честь окончания войны день сегодня нерабочий. И все пошли домой, праздновать.

Вскоре стали возвращаться с Победой домой однополчане - белоречане. С фронта встали на трудовую вахту и работники Белметкомбината. Некоторые однополчане стали мирно трудиться в организациях нашего города и района. Вернулись многие мои сверстники. Но многие и не вернулись…

Однажды, проходя по цеху, обратил внимание на широкоплечего человека крепкого телосложения, высокого роста со склоном головы на правую сторону. Он, не торопясь, чётко и уверенно раскладывал сверкающие серебром мотки проволоки. Подойдя поближе, я увидел огромный зияющий шрам на шее и сразу вспомнил фронт. Это оказалась памятная тяжёлая рана от фашистов, полученная на восьмой день генерального наступления всего Воронежского фронта. Обернувшись ко мне лицом, сразу в нем узнал однополчанина Варганова Николая Петровича. Встретились и стали вспоминать юношеские годы.

Женился в 1947 году на Бочкарёвой Лидии Сергеевне, с 1943 года работавшей в школе учительницей. Награждена медалями «За доблестный труд во время ВОВ». Имеем четырёх детей.

После длительного лечения Александр Иванович вернулся в родную Ломовку. В сентябре месяце 1944 года был приглашён на работу в Цех №1 заведующим планово-распределительного бюро цеха. Несмотря на формулировку «не трудоспособен», работал старшим в техническом отделе Белметкомбината до 1984 года и назван «Лучшим рационализатором комбината».

Получил немало премий за нововведения в работе и упорство, даже трудовые награды («Ветеран труда», «За доблестный труд в ВОВ 1941-1945» - всего четыре медали и знак «Ударник коммунистического труда»).

А.И. Оголихин с сотрудниками Белорецкого металлургического комбината

Дальнейшая судьба дивизии

В излучине Дона, южнее Воронежа враг был остановлен. А в январе 1943 года началось генеральное наступление Воронежского фронта с правобережных плацдармов реки Дона, отвоёванных дивизией в июле-сентябре около сёл Бабки, Щучье, 1-е Сторожевое. Дивизия принимает участие в освобождении городов Харькова и Белгорода. Получив пополнение, дивизия провела закончившееся нашей победой, кровопролитное сражение на «Курской дуге». Затем тяжёлые бои на Смоленщине, в Белоруссии и при прорыве немецкой оборонительной системы «Пантера» в районе города Идрица (вместе с прославленной 150-ой дивизией). Стрелковым дивизиям были присвоены звания «Идрицкие». После этого шли тяжёлые бои с врагом в Латвии, где в июле 1944 года был совершён бессмертный подвиг девятью бойцами (восьми национальностей) из 375 стрелковой дивизии под командованием старшего сержанта Ахметгалина, уроженца деревни Сафарово Угалинского района, за который было присвоено всем десятерым выскокое звание «Героев Советского Союза». Ныне в городе Угалы стоит памятник – бюст славному сыну Башкирии – Ахметгалину Х.Р.

После окончания войны, с торжественными почестями в городе Одессе дивизия положила свои победоносные знамёна в музей на хранение.

Памятник о присвоении наименования «идрицкой» дивизии

Годовщина 25-летия Победы

В апреле 1970 года я получил от краеведов Щучьенской средней школы пригласительный билет на празднование Юбилея – 25-летия Победы над нацизмом Германии…

Сбор однополчан 219 стрелковой дивизии – участников Великой Отечественной войны был произведён под Москвой, на даче у подполковника запаса Долматова Семёна Ивановича. На дачу я приехал седьмого мая утром. Однако многие однополчане во главе с комиссаром уехали в Москву, на Красную площадь, с целью посещения мавзолея В.И. Ленина.

Зайдя в комнату, я увидел то самое улыбающееся лицо, только голова была убелена сединой. Произошла трогательная и в то же время радостная встреча. Посчастливилось увидеть командира своего полка спустя многие годы. К великому сожалению, комдив 219 генерал-майор Котельников Василий Петрович присутствовать не мог из-за болезни. Провести встречу и посетить места боёв возложили на Семёна Ивановича. Всего собралось сорок пять человек. От белорецкого района был ещё работник БМК – радист дивизии Щербаков Михаил Петрович. Вечером с Павелецкого вокзала выехали в Воронеж. Утром восьмого мая Воронеж встретил нас радостным солнечным утром, пели соловьи и жаворонки, расцвела сирень и черёмуха.

Тепло. На вокзале нас встретил бывший начальник арт. снабжения полка капитан запаса Мерзликин Николай Павлович. Все вышли из вагона с сияющими лицами, радостно на душе. Через два часа на электричке выехали в Георгию-Деж (Лиски). Нас встретил воронежский писатель-журналист и представители колхоза «Тихий Дон». Поехали на открытой машине. Подъезжаем к Дону, жители и дети города с радостью купаются в реке. Едем по правобережью, встречается зелёное «бархатное» поле, обещающее хороший урожай в 1970 году. Все поля обработаны с душою и умелыми руками. За это земля – кормилица вознаграждает их «сторицею». Нас встречает тракторист, проводивший культивацию почвы. Остановились, чтобы обменяться приветствиями. Проехали через балку «Объезжую», поднялись на «гнезда» миномётных, пулемётных и артиллерийских установок. Начинаем спускаться к излучине Дона. Хорошо видно центральную усадьбу колхоза «Тихий Дон» - село Щучье, утопающее в зелени.

В 1942 году в этом селе было около 470 домов, в основном «пятистенков», крытых соломой и глиной. После фашистского разбоя остались целыми менее двух десятков домов. Сейчас дома построены новые, из железа и шифера – «четверики». Жители встретили своих освободителей сердечными приветствиями. С распростертыми объятиями каждый приглашает к себе в гости.

Я остановился у замдиректора школы Василия Ивановича. Умылись, освежились, устроили кратковременный отдых. Наступил вечер восьмого мая 1970 года. Ветераны Великой Отечественной войны, жители – члены колхоза и краеведы – школьники собрались в одном из залов школы. Председатель Щучьенского сельсовета Сошенко Н.Т. открыл торжественное собрание. Слово предоставили директору, чей доклад был кратким, но содержательным. Почтили память о погибших минутой молчания. Затем говорил полковник в отставке Полятков Н.Д. – бывший командир 270-ой стрелковой дивизии, сосед нашего левого фланга. Много было воспоминаний радостных и печальных. Не было бы Победы без жертв!

После собрания местными краеведами был дан концерт, а затем и торжественный ужин. Полятков Н.Д. и Долматов С.И. во главе ветеранов пели много фронтовых песен…

Село Щучье. 9 мая 1970 года

Наступило утро Юбилейного дня! Воины 219 стрелковой дивизии собрались на центральной площади. Подошла оборудованная машина для перевозки людей, за рулём которой сидел председатель колхоза – Василий Иванович Павлов.

Мы поехали в село Переезжее, расположенное в полутора-двух километрах от села Щучье. Машина остановилась у крайнего дома. Спешились. Построились колонной в четыре человека. В первой шеренге подполковник Долматов С.И. и майор Афонин А.А. по бокам от них капитан Атнагулов И.А. и бывший комсорг полка М. Зозуля. Колонна двигалась по селу. С улицы, организованно вышли жители села, с хлебом и солью на белоснежном полотенце. Сблизились и остановились. Теплосердечно жители приветствовали нас. Хлеб и соль вручили Долматову, произнёсшему ответную речь. Затем пошли тосты. Начались выступления, точнее сказать, каждый из нас произнёс две - три фразы, выражавшие наилучшие пожелания («пусть всегда над вами будет чистое небо», «пусть ваши внуки не знали бы ужасов воины, не только внуки, но и седьмое поколение, а там наверняка, будет коммунизм на всей земле», «хорошего урожая» и т.п.). Все сорок пять воинов как один желали счастья людям на Земле. После этого вместе с жителями, которые несли венки и цветы, а однополчане - мемориальную доску, направились на братскую могилу. Доска отшлифована из уральского серо-белого гранита, на которой золотыми буквами выведено: «ВЕЧНАЯ СЛАВА ВОИНАМ БАШКИРИИ, ПАВШИМ В БОЯХ ЗА РОДИНУ. ОТ ОДНОПОЛЧАН 1970 Г.».

В 10:30 утра на братской могиле парторг колхоза товарищ Усов открыл Юбилейный торжественный митинг. Краеведы, колхозники и жители села Щучьего свято чтут память о павших героях. С материнской любовью они ухаживают за братскими могилами. Надгробная мраморная плита всегда чиста, обложена свежими цветами и весной всегда сияет на солнце.

Выступления ветеранов войны и жителей села Переезжее были чёткими, содержательными и трогательными. Бывший комиссар полка Афонин А.А. подарил краеведам шкатулку с башкирской землёй. Москвич – Гвоздев Е.Ф. – ветеран 75 арт. Полка «Катюш» подарил личноизготовленные миниатюрные постаменты с барельефом В.И. Ленина краеведам, Долматву С.И. и Афонину А.А. Сын погибшего отца – уфимец Вася Патраев подарил краеведам фотомонтаж гор Уфы. Выступал капитан запаса – бывший командир роты 710 стрелкового полка Атнагулов И.А.: «Здесь лежат три командира взводов и семьдесят семь бойцов моей роты…ТОВАРИЩИ! Почтим память склонением головы перед ними и минутой молчания». Особенно до глубины души запомнилась речь инвалида ВОВ – жителя села Должикова Ивана Ивановича, подошедшего к могиле и, взявшись за ограду, произносившего трогательную речь, у всех присутствующих навернулись на глазах слёзы, получилась естественная минута молчания. Все время стоял почётный караул из однополчан, начиная с командира и комиссара полка, заканчивая рядовым. Пришлось и мне стоять, хоть и с тросточкой…

Предоставили слово и мне, как представителю от белорецкого района Башкирии: «Дорогие и уважаемые жители, краеведы сёл Щучьего и Переезжего! Разрешите поблагодарить Вас всех за такой сердечный приём! Мне очень приятно и дорого то, что более чем через двадцать с половиной лет пришлось увидеть своими глазами ту самую землю, на которой получил тяжёлое ранение. Радует мою душу, что Вы своим умелым трудом теперь эту землю хорошо обрабатываете. Под умелым руководством наших славных командиров и политработников мы отвоёвывали на правом берегу реки Дон плацдарм за плацдармом – этим самым собирали победу крупицами. В результате суммы таких побед наш советский народ девятого мая 1945 года одержал историческую Победу, для празднования которой двадцать пятой годовщины которой мы и собрались сюда. Дорогие жители и краеведы! Разрешите передать Вам привет и наилучшие пожелания от однополчан-белоречан, которые не могли присутствовать здесь по состоянию здоровья и другим причинам, которые в данную минуту стоят на трудовой вахте у доменных и мартеновских печей, трудятся на сталепроволочном и листопрокатном производствах!».

Затем начались индивидуальные выступления. Председатель колхоза кратко и очень скромно рассказал о себе, о том, что воевал на Волховском фронте, получил тяжёлое ранение. Пуля зашла в щёку и вышла с противоположной стороны из шеи. Брала слово и женщина-однополчанка, а также ещё ряд товарищей, после чего митинг объявили закрытым. Далее попросили бывшего начальника «хима» дивизии «больше шуток, юмору», чтобы воины-освободители беспрестанно улыбались. Дмитрий Васильевич исполнил шуточную песню «Рязанская баба», затем на грузинском языке «Сулико» и, наконец, песню на башкирском языке. Бывший заместитель командира роты о политчасти 710 стрелкового полка – Тухватуллин Г.Г. двумя словами навел критику на исполнение башкирской песни, и встал сам исполнять другую, после которой последовало продолжительное рукоплескание. Председатель и секретарь парторганизации колхоза продолжали отмечать на пригласительных билетах прибытие и убытие командированных. Ещё ряд песен спели общим хором.

Построилась пионерская линейка. Объявили построиться и тем ветеранам войны, которые присутствуют впервые. Началось торжественное принятие в почётные пионеры. Приняли всех представителей 219 стрелковой дивизии, в том числе и бывшего комдива 270-ой. Приехали в Георгиу–Деж. На небе появились тучи. Пошёл дождь. Сели в электричку и поехали в Воронеж, в вагонах открыли окна. Воздух пахнет ароматами черёмухи и сирени…

Встреча с Тенищевой А.А.

Супружеская пара врачей, после увольнения из рядов Советской Армии в 1947 году, продолжали работать в филиале больницы института имени Склифосовского, отмеченном правительственной наградой в августе 1973 года.

В феврале 1972 года мне посчастливилось вновь встретиться после двадцатидевятилетней разлуки. Но, увы и ах! Михаила Николаевича не смог видеть, только холмик земли с памятником – его могилу. Эта встреча произошла под Москвой, после многолетнего моего лечения. Почти семь лет старался я найти своих спасителей. Помог найти один простой общительный случай. В ноябре 1971 года, будучи в командировке, проезжая от Москвы до Химок в электричке, я встретил подполковника медицинской службы лет тридцати пяти. Обратился к нему за советом. Он мне посоветовал сделать запрос в Главное медицинское управление Министерства Обороны СССР, что было тут же, на днях сделано. Пришёл положительный ответ. Пишу письмо в Поливаново. Получил печальный ответ, что Михаил Николаевич умер 20 апреля 1959 года.

Из письма я узнал ещё о том, что его жена оставила себе девичью фамилию – Тенищева. Радостно заволновалась во мне кровь, влитая во время лечения в тамбовском госпитале. И вот, наконец, предоставляется возможность встречи.

В солнечный февральский день захожу на московскую квартиру, если можно так выразиться, к кузине по «обновлённой крови» - Галине Фёдоровне Руссовской. Быстро собираемся на Курский вокзал. Едем электричкой в город Подольск. А день выдался такой ясный, тёплый и воздух был так чист, что даже моя душа была опьянена им. Подходили к автобусной остановке, чтобы добраться до совхоза. Ехали мы весело, так как был баян, на котором играл один случайный попутчик – лыжник. Получился «непринуждённый» концерт самодеятельности. Даже я вместе с Галиной Фёдоровной пел одну общенародную песню. Были и частушки. Очень жаль, что скоро пришлось расставаться с весёлыми попутчиками. После прощания в селе, расположенном на «большаке», мы уже втроём поехали до Поливаново. Красное солнышко перевалило уже за полдень. Мы доехали до намеченной остановки автобусного движения. Вот он – совхоз. Потихоньку спустились с левого берега речки Пахра. Переходим по мосточку. Вода течёт в речке чистая, прозрачная, как и сам день 19 февраля. Вдали, справа, виднеется санаторий - дом отдыха авиаторов, а прямо – старинная самшитовая роща. С переднего конца этой рощи виднеется несколько двухэтажных деревянных зданий. Ещё левее - белокаменное, вернее, кирпичное здание филиала больницы имени Кащенко, а дальше сам совхоз и жилые дома рабочих. Вот подходим к одному из деревянных двухэтажных зданий. А сердце и душа волнуются и радуются без конца. Никак, ничем не остановишь это! Нас встречает сестра милосердия 95-летняя Прасковья Александровна и заслуженная врач – терапевт Александра Александровна Тенищева. За прошедшие двадцать девять лет у неё заметно помутнели глаза, но голос и душа остались такими же, как в 1942 году. Очень вежливая, добродушная, отзывчивая. Вот она подаёт руку, обнимает и целует как мать родная своего единственного ребёнка. Прослезились. После этого стали радоваться встрече, и за чашкой чая вспоминать прошедшие грозные военные дни…

Александра Александровна рассказала, что хорошо помнит палату №1 на первом этаже госпиталя. После разлуки, в ноябре месяце 1972 года в городе Ленинграде, оказывается, что старшина роты ПТР – М.В. Родин тоже находился в этой больнице. Также в городе Идрице при праздновании Дня Победы 9 мая 1972 года, куда были приглашены ветераны 219 стрелковой дивизии, тоже выяснилось, что из нашего второго батальона в бою под Сторожевым был тяжело ранен 16 сентября 1942 года Воробьёв Фёдор Семёнович. На четырнадцатый день, после тяжёлого ранения первично обследовав меня, Михаил Николаевич провёл непримиримую борьбу за спасение, за возвращение мне молодой жизни. В конце 1942 гола умер от газовой гангрены девятнадцатилетний Бобков, которому была сделана редчайшая операция – сшиты в шести местах кишки. Кстати, следует отметить, что аналогичных операций продолжительностью 6 часов, Михаил Николаевич в 1942 году сделал двенадцать штук, из них лишь этот случай закончился смертельным исходом. Только тридцать лет спустя мне стало понятно, почему Михаил Николаевич и Александра Александровна – врачи-супруги не жалея сил, так особо относились к нам, юношам – к нам, к советской молодёжи. Да потому что они были благородного человеческого воспитания, и не было у них собственных детей…

Как рассказала Александра Александровна, кроме врачебной деятельности, она проявляла заботу как жена и друг о сохранении здоровья и сил своего супруга для плодотворной тяжёлой работы. Даже слёзы её не помогали. Он часто оставался без ужина, много читал, писал, искал, чтобы только спасти нам молодым жизнь. При керосиновом свете засиживался до двенадцати часов ночи, а утром в пять часов снова шёл принимать новые эшелоны раненых защитников Отчизны.

Фотокарточка Тенищевой А.А. Конец 19 века

Партия и правительство высоко оценило труд супругов-врачей. Михаил Николаевич был награждён орденом Отечественной войны второй степени, двумя орденами «Красная Звезда» и целым рядом медалей. А Александра Александровна – медалью «За доблестный труд», «За победу над Германией во время Великой Отечественной войны 1941-1945 г.».

Вся палата №1 единодушно одобрила новогодний приказ начальника госпиталя. В 1964 году, после шестидесятилетней работы на медицинском поприще, на девятом десятилетии своей жизни, при увольнении на заслуженный отдых, Александра Александровна городской больницей №20 была представлена к награде орденом Ленина.

Встреча однополчан 40 лет спустя

Наступает раннее утро 12 апреля. Поезд Магнитогорск - Москва подходит к столице. В Москве посетили завод «Борец» СПТУ №10; школу №623, где расположен музей нашей дивизии и возложили венок «Неизвестному солдату» у Кремлёвской стены. Вот проезжаем остановку «47-й километр», затем «Быково». Устремили свой взор к окну вагона: скоро будет остановка «Малаховка», на которой мы должны сойти, как указано в пригласительном билете. Пришлось следовать до Казанского вокзала. От вокзала на электричке поехали обратно. Вот и остановка. Выйдя на перрон, увидели автобус, который нас ожидал. Поехали по Егорьевскому шоссе, по обочинам которого расположены берёзовые рощи и смешанный лес. Белоствольная уральская красавица берёза вперемешку с сосной, а между ними – зеленеющие поля. Эти рощи напоминают родные края Башкирии, где в январе 1942 года начала вторично формироваться дивизия. Зелёная зона столицы. Курортное место.

Вот и пансионат «Юбилейный». На красном полотнище ярко написаны слова: «Привет однополчанам 219 стрелковой Идрицкой Краснознамённой дивизии и поздравляем с 40-летием Победы!». Вдоль бетонированных дорожек посажена шестиметровая южная туя, которая напоминает сочинский пирамидальный кипарис. Одним словом, как в Сочи, только моря нет. По дорожкам парка гуляют однополчане, группируются по полкам. В фойе зала идёт регистрация. Только и слышны возгласы: «Кто из 375 полка, подойдите, пожалуйста, ко мне! Кто из 710? Кто из 727? Кто из артиллерийского?». Всего, впервые собралось более двухсот человек. Ровно полдень. Началось торжественное собрание, посвящённое 40-летию Победы над фашистами Германии.

Собрание открыл Герой Советского Союза полковник Покидько В.М. (на Дону был командиром девятой роты и зам. Комбата, затем начальником разведки 710 стрелкового полка). Избрали президиум. Обстоятельный доклад о пройденном пути 219 С.И.К.Д. (Стрелковой Идрицкой Краснознамённой дивизии) сделал полковник Бадей А.Г.

Он упомянул, что командиром 219 мотострелковой дивизии первого формирования был генерал-майор Корзун П.П. (участник гражданской войны), погибший под Полтавой 16 сентября 1943.

После основного доклада было много выступающих. Все в один голос говорили, что после таких встреч хочется жить, и все как один будем крепить и беречь мир, который достался тяжёлыми потерями.

Раны и последствия гангрены до сих пор беспокоят и не дают забывать и всё более и более напоминают о жестокости войны. С 1944 года по 1988 пришлось перенести ещё двенадцать операций. В 1958 году по рекомендации врачей-профессоров города Уфы, как инвалид войны был переведён из цеха в технический отдел. Там работал старшим инженером. В 1984 году уволился на пенсию по состоянию здоровья.

Госпиталь инвалидов ВОВ в городе Москва. Сентябрь 1973 года

Комсомольцы средней школы №19 посёлка Ломовка пригласили бывших фронтовиков на празднование пятьдесят седьмой годовщины Советской Армии. Учитель-фронтовик Ребров Л.А. рассказал о боевой разведке. В его честь исполнили «Ну давай, покурим», М.Ф. Дмитриев рассказал о Сталинградской битве, ему исполнили любимую песню «Соловьи». Я же рассказал о боях на Воронежском фронте, исполнили песню «В землянке». На этом вечере почтили память минутой молчания молодым односельчанам, отдавшим свои жизни.

Осень, иду домой с работы уставший. Что-то разболелись раны…Вдруг слышу сигнал автомашины. Обернулся и увидел, что руль машины держат знакомые руки. Взглянул в лицо и бросился к нему. «Здорово, Николай! Жив, цел, с Победой тебя». Пришёл домой, ещё ждал меня сюрприз. Сидел и ожидал меня старший лейтенант, на груди которого блестели ордена «Боевого Красного Знамени», «Отечественной войны», «Красной Звезды» и целый ряд медалей. Это был односельчанин, начинавший войну бойцом ночной разведки 727 стрелкового полка Савинов Николай Иванович…

Многие отдали свои молодые жизни за Победу. Но и многие однополчане вернулись с победой домой.

Послесловие

О своих наградах дедушка не говорил, ведь дело даже не в скромности, которой он обладал, сколько осознание того, что ни одна медаль не стоит человеческих жизней, ушедших лет молодости, разрушенных городов и сёл. Любимой поэмой сержанта Оголихина был «Василий Тёркин», а главной для него цитатой стала фраза «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль. Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль». Это ироничное высказывание стало его особым отношением к вознаграждениям.

Все «отважные медали» имели номер кроме выпущенных в послевоенные годы. «Безымянную» (удостоверение № 791205) и дедушка и получил. Это случилось 12 июня 1968 года. Ожесточённые сентябрьские бои, столкновение лицом к лицу с фашистскими танковыми машинами и мужество – всё это было достаточной причиной для представления к награде.

«В борьбу с танками вступили наши пэтээровцы. Отделения сержантов комсомольцев Ивана Яковлевича Зубарева и Александра Ивановича Оголихина подбили три танка», - писал в своей книге Александр Алексеевич Афонин, политрук 2-й миномётной роты 727 стрелкового полка.

Исключительно силе своего духа и стойкости смог выжить, вырваться из той горы безнадёжных, оставленных умирать в госпитале людей. Перенести около сорока сложных операций, не утихающую даже со временем боль от ранения – эхо военного периода жизни.

Благодаря этой работе я смогла лучше узнать и понять своего дедушку, ведь мне было всего два года, когда его не стало. Вести исследовательскую работу на эту тему для меня было необычайно интересно и не только для меня – моей опорой стала семья.

1957 год

1974 год

1982 год

9 мая 1985 года

1996 год

1998 год