Павлов Наум Михайлович

- Мне 92-й, я чуть ли не всех старше тут ветеранов остался, задержался. Родился я 10 декабря 1918 года. Хутор Лобакин Суровикинского района, лобакинский казак. Я родился 10 декабря, а отца привезли убитого к порогу, отстаивал Царицын в 1918 году, вот так получился у нас взаимообмен. Так началась моя жизнь, очень трудная безотцовщина.

- Отец на стороне красных воевал?

- Нет, на стороне белых был, Деникин же тут, а он же казак, казачество было в защиту Царя, Отечества, казаки были преданны. Под Карповкой он, здесь рядом погиб. Все казачество, Дон, было призвано.

У деда, где я родился, в доме было четыре дочери и три сына, семеро детей, семя большая. Следующий брат, дядя Алексей женился, и нас в 21 году "выгнали" из отцовского и дедовского дома, отделили. В 21 году мать меня на руки, брата 1912 года, и повела в новое место жительства. Купила хатенку, отдали отцовского коня с седлом, корову, в общем, что при разделе положено было нам, и отдали за хату. Вот мне три года было, а я помню, как мы пришли туда, и как мы жили. Купили это поместье, а потом его продали, потому что, каждую весну хату при половодье заливало водой. Сидим в первую же весну у окон, смотрим в окна, а там плывет все. Вот такое страшное дело было. Так мы жили. Мать сразу пошла в наем к купцу, это уже 1924 год, НЭП, советское правительство издало постановление об отпуске ссуды для среднего и бедного крестьянства, в общем, помню, некоторые забрали ссуду, лошадей хороших купили. Сейчас машины покупают - тогда лошадей. Тачки, брички, сельхоз инвентарь, в общем, правительство дало возможность развиваться крестьянству. Тут появилось и среднего слоя крестьянство и уже богатые стали появляться. С 24 года и по 29 год дали и богатым развиваться, а в 29-ом Сталин раз - в колхозы объединение! Тут как началось...

Это одна линия пошла, а у нас-то своя жизнь, нам ссуду никто не дал, мы и не думали, потому что, кто нам даст - матери с детьми?! Мама работала у купца Куприяна, взял ее в рабочие по дому, обслуживать, брату было уже 12 лет, а мне было 6. Так вот купец сразу дом построил, лавку, все новое построил, для сельхоз инвентаря, для лошадей конюшни с надстройками. Он занялся торговлей мануфактурой и скупал молодых бычков, а осенью он их продавал. Так мы с братом тоже пошли к нему пасти этих бычков. На пастбище, утром угоняем, вечером пригоняем, баз у него большой, он их все больше скупает, увеличивает…так мы работали, а нам хлеб давали, денег, конечно, не давали, а вот натурой, нам мать платье пошила и послала к деду: "Ну пойдите хоть - покажитесь какие вы!" Помню, ходили, не хотели, а она посылала: "Идите!" Я детства не видел и юности не видел.

Мать ночами нанималась, кроме купца, она у людей богатых брала пух и пряла, придет ночью - платки вяжет им, а они тоже то мясом, то хлебом, чем-то расплачивались. Так помаленьку и жили. Она еще работала у кожевника. Хоть хутор был отдаленный, отсталый, а какой-то кожевник кожи выделывал. Она и у него работала, помню, руки все в извести, эти все овчины они квасили, она же их переворачивала, вытаскивала. И руки от извести объеденные были - страшное дело - вспоминать это все!

Так мы и жили до 29 года - коллективизации. С 24 по 26-ой год - это мы у Куприяна бычков пасли, а с 26-го мы специализировались, наш куток, где мы жили, "желновский" назывался, они нас пожалели мальчишек-сирот добросовестных, они допустили нас пасти их коров. Повышение! И по 29-й год мы пасли по договору. Приезжал с района специально инспектор по трудоустройству, он заключал договор меж матерью и гражданами из совета, договор, при каких условиях и что должны: они сколько платить, мы должны что делать. Так мы 3 года пасли крупнорогатый скот, коров этих частников, их небольшое количество, в пределах 40 голов было, с этого закутка. И мы уже так жили: у нас в зиму всегда хлеб есть, потому что натурой с каждой головы столько то килограммов, там еще сало и рубли какие-то, 5 рублей с головы. Это и деньги, и хлеб, и все…Мать дома тоже не лежала - сажала что-то. Короче, мы не голодали, по сравнению с гражданской войной. За эти годы много в Лобакино осталось сирот-детей, вдов, и по сравнению с другими сиротами, мы довольно-таки жили неплохо, более-менее. А в 29-ом году мы в колхоз вступили, там сдавалось что-то из сельхоз инвентаря, помню, плуг двухлемешный, быков не было, корова, конечно, была, перебивались, это основная кормилица на селе. Плуг сдали в колхоз, что нужно было сдали. Брат на курсы попал трактористов, он уже механизатор в колхозе, а я в правление колхоза связным: лошадка молодая, прямо в гуляке ловили, поймаю весной - обучим (мальчишки же, интересно с конями возиться!). И вот у меня эта лошадка и я в правление колхоза "Красный хлебороб" был связным, телефонов же не было, сведения, что сделано, посеяно, сколько вспахано, результаты сельхоз работ за каждые сутки, мне этот счетовод, Папилин фамилия, зовет: "Ну иди, аллюр три креста давай, неси!" Написал сведения и пошел я. В Добринку в основном каждый день возил, а иногда в Суровикино. В Добринку - 13 км, а в Суровикино - где-то 20 с лишним. Так брат в поле трактористом, я связным в колхозе, но нужно признать, что меня уважали в колхозе. Смотришь, кладовщик увидит, пожалеет: "Умка, зайди сюда! У тебя есть что-то, куда всыпать?" - Насыпит мне совок муки: "На, мать испечет пышку!" Или когда мололи, там же в колхозе при правлении прямо мельница - и там мололи на колхоз, бригаду, чтоб выдавать муку. Там сыпнут. В пекарне работала Аня - тетка, увидит: "Умка, пойди сюда!" Она из-под фартука достает корку какую: "На, съешь!" В общем, так люди помогали жить.

- А как у купца Куприяна сложилось, его раскулачили?

- Его потом раскулачили, он оказался в банде Нечипорова, здесь такая орудовала против Советской власти, и он ушел в банду, а с 24 по 29-й, 5 лет он царствовал, он зажил здорово! А потом у него дом забрали, все у него забрали, раскулачили.

Дальше надо же учиться - и я учился. Закончил Лобакинскую начальную школу, там только 4 класса было, а дальше в 30-ом году было создано для обучения в Добринке - Добринская неполная средняя школа - школа колхозной молодежи (ШКМ). И вот я зиму учусь - ходим эти 13 км пешком - ну не каждый день, в Субботу оттуда идем домой за продуктами, а в Воскресенье - в Добринку. С собой бери продукты! А продуктов - их где, их нет! То тыкву тащишь привязанную на веревке, то в колхозе что выпишут, и то в колхозе что там было - ой! Это мука, когда горчицу мололи, и вместо пшеничной, горчичная мука! Дадут 10 кг - вот и пожалуйста!

- Это когда голод начался?

- Да, 30-е годы, это самые голодные годы были, до 39-го года все время.

- На ваш взгляд причина была, что колхозы еще не развернулись? Или погода тоже?

- Нет, погода само собой. Дело в том, что сельхоз инвентарь, что сгоняли в этот колхоз, ну там плуги, одно и двухлемешные, пахали на волах, волы худые, они падают в этой борозде, им хвосты крутят - хвосты отпадают… это была мука! Где-то 2 Га на плуг, 3 пары быков на плуг должны тащить его, а рабсилы - волов - мало, ну, не успевали обрабатывать как следует. Ну, и яровые зачастую не выходили так же, как и сейчас, у нас в нашей местности в основном озимые выходят, а яровые не успевают - засуха! Этот юго-восточный ветер-суховей, о нем, помню, с детства писали! Он же наш регион гробит "всю дорогу". Если рано посеял - то они успевают до этого ветра-суховея вызреть и хороший урожай бывает - это очень редко. В основном, в системе, почти каждое лето в одно и то же время он сжигает, вот дождей нет, а сушь, ветер горячий, как в этом году. Это вот самый "Афганец" и "Калмык" его называли.

- Трактора когда стали появляться, техника?

- У нас например, в Лобакине появился первый трактор в 30-ом году. Построили Сталинградский Тракторный завод или в 31-ом, строили его американцы, и наш колхоз с ними задружил с рабочими-американцами. Почему - не знаю. Они взяли шефство над нашим колхозом. И 1-й трактор, первенец, подарили нашему колхозу. Покрашенный красной краской, в отличие от всех - металлических - а это красный, с отбитой желтой полосой, в общем культурно, приятно посмотреть на него было, на радиаторе отлито: "От американских рабочих!" И нигде еще тракторов не было, а этот трактор в нашем колхозе был. Асон Михайлович Лобакин работал старшим трактористом, а он после тюрьмы - его сажали за бандитизм - пока в тюрьме сидел, его там научили на тракторе работать, и вот он пришел специалистом в колхоз. Он бригадир стал и набрал туда молодых людей троих, эти трое в три смены работали, а он старший, руководил.

- А комбайны потом?

- Потом. Лежишь иногда ночью и все вспоминаешь: и первый трактор, и первый автомобиль в МТС уже получили - московские АМО завод, у Форда купили патент и выпускали. Мы бегали за тракторами сломя голову, интересно, бегали за автомобилями. В 32-33 году организовали машинно-тракторную станцию - МТС добринскую и суровикинскую. И забрали в добринскую МТС нашего красненького трактора, за это время другой колхоз Митяевский тоже получил трактор тоже от американцев, но уже не красный, а обыкновенный. Эти первые 2 трактора в МТС забрали. Колесные они были. И еще два получили через государство. Потом стали каждый год поступать тракторы, тракторный парк расширился, там комбайны пошли первые.

Я зимой учусь с перерывами в школе, а весна - нас уже ждут в колхозе, и бригадир Авил Тюкин у нас, он называл нас подростков-ребятишек: "Ну, мужчины, давайте!" Раскрепляли нас в бригады по звеньям, школу мы заканчиваем - и тут же уборка начинается. Я всегда был прикреплен погоничим у Петра Матвеевича Лобакина, мужик такой здоровый! На косилку-лобогрейку. Это потому что там действительно нужно большую силу, чтоб работать на ней, в нее впрягается пара быков и лошадь, они меж собой очень не ладят. Вот на передний обручок - сиденье, сажусь я - погоничий - я должен гнать, управлять ими, а это очень трудно! А Петр Матвеевич сидит сзади. Это такая модель: комбайн - по типу этой косилки. Там махи, которые наклоняют колосья, а ножи режут, и чтоб падало не абы куда. Так вот, нужно гнать так быстро, чтобы не забилась коса, иначе зажевывает и сразу тормозит косилка и забивается, и этот Петр Матвеевич, когда гонишь ты хорошо, ничего не забивается, он сидит и у него подобие вил, он накладывает полог, наложил кучу, копну - у него на ноге надета тяга (закрывает/открывает у полога полку, она отваливается), - он тогда нажимает и сваливает и так получается организованность в поле. Набрал, накосил копну, он ее спихнул и так до следующего вала. И получаются малые валы. А комбайн - это уже усовершенствованно - это уже другое дело. И так я все лето погоничим с Петром Матвеевичем косил.

Обычно урожаи низкие были. Считалось - 6 - 7 центнеров с Га - хорошо! И то пока соберут все, вывозили - обязательная поставка зерна государству - сдача. Все выжимали до предела! Даже было так, что все доброе зерно сдадут, и отходы заставляют перерабатывать, еще что-то набирать и везти сдавать государству. Оставалось только для распределения колхозникам на трудодень. Иногда, осенью считают и говорят: "Вы должны!" "А как же так?" - "А вот так: у вас же было в бригаде общее питание, из кладовой выписывали муку, мясо, соль". Вот подсчитали - прослезились. И у нас было частенько: не нам должен колхоз, а мы должны. Там еще главбух что поставит… и не туда! Вместо того, что положено - а ты должен! Так вот и жили.

А в 38 году 20 лет мне исполнилось - призвали в армию. Я закончил добринскую 7-летнюю, а в Суровикино закончил 9-й класс и уехал в Сталинград, на Главпочтамп получать специальность. А потом весной заболел воспалением легких и оказался дома, потом курсы учителей, год проработал учителем и в 38году меня призвали в армию как соколика. Вот тут я с Лобакиным распрощался…

Армия - Чита, 77-ой разъезд, СТО - Сталинская точка обороны, Борзе СТО, 77 разъезд - адрес был.

- В какие войска вы попали?

В кавалерию.

- А часть какая была?

Настоящий эскадрон. Я, может, потому что ростом невелик, меня сразу в санчасть санбатальона, 155 кавполк, санчасть Новикова, я туда попал. Там строили конюшни, там холод, там ойойой…я думал, оттуда никогда не вернусь! Вспоминал милого дедушку: "Дедушка, я больше никогда тебя не увижу!" За 6 с лишним тысяч км! В Монголии мы оказались, это туда к Китайской границе, юго-восток. Сопки, степь, и какие-то монгольские лепнушки. Страшное дело - там только посмотришь вокруг, и уже душа сохнет! Ну, перезимовали. Весной, не знаю, божья сила или чья, нас отбирают и увозят в Улан-Батор в столицу Монголии, это в 40-ом году. Туда привозят в 435-й армейский батальон связи. Очевидно, что когда нас набирали, по документам посмотрели, что я связист. Этот 435-й батальон обслуживает штаб армейской группы, а потом армии 17-ой стала, штаб Жукова. Тут я Жукова видел, довелось. Жуков был тогда в звании комкор - командир корпуса. А штаб был при 7-ой армгруппе, а потом 17-ую армию создали в монголии. Не такой уж я был профессионал-связист в то время, мы были на подготовке на замену профессионалов. Обязанности были в настоящей смене, которая держала связь Улан-Батор-Москва, непосредственно, генералы и прочие там шли переговоры, обмены…У нас 3 смены было в течение суток менялись. Там стояла аппаратура - морзянки, СТ были позже, Бадо, Ольстоны, мы как помощники были, а у нас были асы-связисты, знающие свое дело, он на слух все слышит, берет исключительно! Нас сажали на точки связи внутренние в Монголии, не крупные, не в Москву. Вот мы там клевали сидели, переписывались, или болтали, когда делать нечего, там же бесконтрольно!

Все на ленту записывалось, боже упаси допустить какую-нибудь ошибку, это очень важно, нам говорят: "Садитесь - переписывайте все телеграммы". Летом Жукова забрали в Москву, вместо него Курочкин генерал стал командующим, она стала уже 17-ой армией. А потом наш 435-й армейский батальон слили с 406 полком связи. В 41 году году мы уже жили в казармах, в 435-ом еще жили в каких-то приспособленных, а тут уже нас перевели в 3-этажные здания, тут уже по-настоящему, мы как люди. И в один прекрасный и ужасный день утром в воскресение меня вызывает командир взвода или отделения и говорит: "Вот бери четырех бойцов и идите - там надо будет навести порядок во дворе, вам скажут". Меня старшим назначили. Я повел туда, пришли, а она дала задание: "Ну, ребята пусть убирают, а ты зайди в эту комнату", я зашел, не знаю, что она с меня могла получить, но не получила конечно. А ребята там убирают, подметают все. Она включила патефон и говорит: "Давай танцевать!" А я не умею. Я из деревни. Да и вообще я в замедленном развитии. Ну и все: она, наверное, посмотрела и… закончили всю уборку, я их опять: "Пошли, ребят, шагом марш в казарму"! Пришли в казарму, а тут все поднято на уши. Что такое? - Началась война! Я между прочим, в эту ночь видел, что война именно идет, тут, у нас на западе, видел свой дом, гору крутую у нас там…и как будто там нас разбили…и я проснулся и не могу утром прийти в себя и думал: "Может, правда война?" Никак не образумлюсь. А пришел оттуда - и на самом деле война! Вот так обрезало.

Не знаю через какое время, но наш 406-й полк связи полностью подымают и на ж/д станцию там же в Монголии, только в Баян-Тумени, уже с Улан-Батора на отправку на запад. Там лагерь образовали, как должно быть в воинских частях, а потом через несколько дней вызывают меня и друга Мишку Звягинцева и говорят: "Вас переводят в авиачасть". Ну, там не разговаривают, а: приготовьте ваши вещи и все. Вас переводят в авиадивизию. Батюшки! Как же так? И у меня заканчивается срок службы - 3 года - мне демобилизовываться осенью, а тут в авиачасть, а там вновь и дольше служить! Такое было плохое настроение. Но тем не менее нас отвезли, передали в отдельную роту связи, как связистов-морзистов тоже. Вот там я и служил в этой дивизии. Там мы обслуживали опять смена - ездили на запасной штаб этой же 17 армии. Основной в Улан-Баторе, а этот в Баян-Тумени, причем, под землей - 27 метров в глубину земли. Тут жарища вверху, а туда спускаемся - там капает с потолка, холодно, шинель надеваем. В 2 смены дежурили. Мы как воши - бледные, худые, ну кормили тоже уже там неважно. А отдыхали мы прям это палатки в пойме реки Керулен по-моему, и в этих палатках жарища, не уснешь, там не отдохнешь как следует, а в ночь идешь на дежурство. Ну и все это шло, пока осень 43-го нас троих - меня, Сажина и Сашку (забыл фамилию) - отправляют в Читу, а там команда - на запад. Я попал осенью 43-го на Смоленское, а потом Минское, Белорусское направление и Прибалтика. Тут я и ковырял, был контужен, ранен. 159-й отдельный стрелковый полк 4-ой ударной армии - Баграмян, генерал командующий. Вот нас и совали затычкой: как где нужно куда - так туда. Ну, прежде всего бросили на Либау - это крепость была построена еще нашими войсками, когда Прибалтика была наша, это был укрепрайон, немцы когда наступали, они там долго толклись, не могли взять ее. Потом и мы плясали, там немало положили и так мы ее и не взяли! Тем не менее оказались в окружении Либау, Мемель или Клайпеда и Кенигсберг - по побережью Балтийского моря образовалось три таких мешка немцев. Плясали, толклись, большие были потери, немцы воевали здорово, не хуже нас. Получалось так: мы Либау штурмуем, а в это время ослабла что ли оборона наша, в общем немцы подкараулили, выследили и в один момент прорвали нашу оборону, окружили наши части под Мемелем и проглотили: в плен забрали, побили много…Нас тогда срочно из Либау в Мемель швыранули. Правда там уже немцы долго не задержались - взяли мы Мемель. Там как раз идет пролив и от пролива коса тянется от Кенигсберга и сюда до Клайпеды. Немцев каких побили, а какие переправились на косу эту и оттуда шуруют в нас минами с минометов все время, но потом им дали чертей штурмовики наши пошли и мы как начали их там клепать. Пошли на Кенигсберг, нас назад опять под Либау, надо же освобождать, а ее никак! Там и разведки боем были, и нас били, добре били!

- На фронте, как вас обмундировали?

Шинелька новая была. Ботинки с обмотками.

- Вооружили как?

- Вооружение было, что Мемель брали гранатами, винтовок не хватило!

- Первый бой помните?

Ну, под Мемелем первый бой.

- Вы там не в связи были?

- Нет, там пехота. Вперед! Там было так, что когда Либау штурмуем, а немец прорвал, так нас марш-броском 220 км расстояние - мы как скоты брели: дождь, вода сплошная, а отдыхать не давали. На ходу чуть остановился - сразу засыпаешь! Вымотаны были до предела! Мокрые все, промерзшие, уставшие, голодные - никаких там ни кухонь, ни привалов…

Но была уверенность - только победить! Мы были воспитаны так: при любых условиях ничего другого! Были воспитаны советской властью до предела! Я уверен, что в истории не было и не будет такой сильной, сплоченной и дружной армии! Я больше чем уверен!

- Кто были ребята в вашем отделении, взводе?

- Были со Свердловска, с Кавказа, Хиврин по национальности перс, были калмыки Каршулак, украинцев полно было. Что интересно, и просто не верится, и диву даешься, как могло получиться, что в армии появилась дедовщина? Тогда очень дружно жили! Со мной рядом этот Хиврин спал, как братья, конечно, нельзя сказать, но кусок хлеба делили, в простых хороших добрых отношениях все! Каршулак как загнет там анекдот какой, а сам все искажает, что…смеешься да и все! Свердловские ребята все с шуткой.

- На марше из снаряжения ничего не выбрасывали?

- Нет, я не выбрасывал. То, что положено. Я дисциплинированный был. Накажут потом - эээ!

- Когда вы впервые немца увидели, какое было впечатление?

- Впечатление… под Мемелем опять же, пошли мы в наступление когда, и по дороге перебегаем - а там лежит немец на моем пути убитый.

- В плен немцы сдавались?

- Мало, но были. Когда их прижали к розливу, они начали переправляться через косу, да все не успели. И наших тоже много побили, когда наступали. Идешь - перешагиваешь. Были такие моменты, когда после боя отводили нас на отдых, на какие-то сутки, и смотришь - завтра идти в бой опять, а некоторые мечутся - себе места не находят! Это осталось у меня на всю жизнь, что у человека есть предчувствие! Помню такой красивый парень-москвич, он из комнаты в комнату, все ха-ха-ха - раз боя нет, смеются, кто на что способен - а он мечется туда-сюда… "Ну ты чё?" - "Да тут и гадалки нет? Пойти погадать свою дальнейшую судьбу!" - "Да откуда ж те на передовой гадалку?" Пошли на следующий день и сразу же через него и перешагнули. А у меня была какая-то уверенность. Вот этот парень-то мотался, а у меня нисколько не было никакой ни боязни, ничего. Единственное, что про мать думал: как же она одна останется, как и что она будет?!

- Как вы к немцам относились?

- Это же враг! Не убьешь его - он тебя убьет! Да тут уж не на что рассчитывать, авось не может быть. Тут или ты, или он, кто вперед! Только так.

- Было такое понятие - фронтовое братство?

- Ну а как же! Там вот мы с Сажиным Минькой мы - братья родные! А когда его переводили в другое подразделение, а мы все время вместе были, так когда расставались - заплакали: и я, и он. После войны он писал, он Саратовский сам.

- Как удавалось мыться, стираться?

- Ой, да не говори! Не знаю даже как. Когда перепадало, вроде раз, что ли, вошебойка приходила и мы сдавали одежду. Вшей полно было, они разъедали раны. А у нас в штабе был старлей Дмитриев, офицерам давали шерстяные, верблюжьи что ли, кофты, или джемпера, коричневые, так к нему подойдешь, приглядишься, у него в каждой дырке, петельке-вязанке сидит вошь задом верх, вшей полно было.

Был у нас генерал-начальник штаба, а меня послали из батальона: "Пойди подпиши бумажку!" Вот я пришел, а он занимал отдельный дом, и там повара готовили для него и все это…я пришел подписывать, а у него ППЖ лежала, его нет, а она выходит, спала, отдыхала, а это где-то среди дня. Я на порог, и она вышла: "Да вот скоро должен на обед приехать. Ждите". Я жду. Присел на перильца. И к ней присмотрелся, время было, а у ней вся голова в гнидах. Настолько завшивела, и у меня сразу такое отвращение. Во-первых, война - какая может быть жена? - Какая-то завалюха. Завшивела вся! Ты приходишь к ней в постель, а она тебя вшами травит! Вот где было обидно! Зачем она нужна?! Война идет такая…

- Вы женщин на передовой видели?

- Нет, не видел.

- Вас когда ранило, вам кто помогал?

- Никто не помогал. Граната разорвалась. Но никого я не видел из женщин. Свои помогли.

- В госпитале вы не были?

- В госпитале я был - перевязали меня там же в полевом госпитале. Там много наших было, какие остались лежать, а какие… там тоже экономно использовали кадры. Может - Давай! Вперед! Пошел!

Под Либау, когда второй заход мы сделали, там получилось так… В Литве это. Речушка одна и вот там наши решили немцев потревожить - продвинуться вперед потому что требовали Либау брать и всяческим способом, посылали не считаясь с потерями. И решили создать плацдарм по ту сторону реки и продвинуться вперед так. Это не первый раз. Немцы пропустили, отступили, они усердно не сопротивлялись, а с задумкой. Река изгибалась там и вот они сюда подпустили, плацдарм, войска, там сорокопятки наши пушки, техника, все, а потом раз: силы большие бросили, обхватили и проглотили все это и оголили этот участок. Срочно нас из-под Мемеля под Либау. Задача: Остановить! Немцы в 3 часа ночи должны наступать и нужно приготовиться отражать атаку. А нас всего там оказалось в пределе 30 человек - это батальон, а батальон должен быть около 200-150 человек, а нас 30. Вы должны преградить наступление немцам! Что получилось…благодаря тому, что они не пошли наступать и мы остались на месте. Винтовок не было, только ящики с гранатами, противопехотные лимонки. Вот скручивайте их и кладите в штабеля. Ни шагу назад! Немцы будут наступать, а только этими гранатами отражать.

- У вас хоть какое ни будь было стрелковое оружие?

- Винтовки были. Были перебои со снабжением, патронов не было. Хорошо, что подошли 2 "катюши" и вот они как фуганули через речку снарядами, они их потревожили, почухали как следует, и они не смогли наступать.

Там высота 36 метров над уровнем моря, там же Балтика - это ноль. Долго тоже не могли взять. Это тоже под Либау, только с юго-западной стороны, от Латвии. Долго не могли ни языка взять, ничего, никаких данных не имеем о состоянии, а штаб требует данные, что там какие изменения, долго ходили на реку, проверяли, выслеживали, ну, установили по солнцу, в какое время они "вечерят", едят немцы. Так и получилось - подвинули войска, солдат, технику к высоте, началась у них кормежка, и удалось. Захватили эту высоту, вершину, трофеи уже потащили оттуда, а они как по траншеям своим же брошенным и наших охватили, у них Фауст-патроны, палки такие, наших позашибало. В общем, проглотили так же, как там на речушке, так тут и на сопке. Каша там и много вывезли раненых.

- Вы немецким оружием не пользовались?

- Я не пользовался, не приходилось. И трофеи я не брал, я не брал даже когда освобождали Мемель. Там шли ребята, какие-то шмотки, продукты. Я говорю: "Не, я не пойду. Что там? Сахар или чего принесете, дадите - да, нет - нет". Я знал, что часто минировали, взрывались. На черта я пойду себе смерть искать?

- Посылки не посылали?

- Нет. У меня и не было возможности посылать. Какие там посылки!? Я такого был склада: живой буду, голый ходить не буду и голодный ходить не буду. В армии многие погибали по глупости, по дурости. Иной идет то напьется, ведь минировали.

Я вот знаю мой комбат был Могилевер Михаил, саратовский. Он отправил полевую жену, солдатка она была. У нас их было штук 5. Одну из них он выбрал, сыграл вроде свадьбу и отправил ее домой, а она из Средней Азии, а в Мемеле, когда захватили, там посуды много, зеркала, ковры, кресла, и он, не знаю как это, вагон прям нагрузили и она поехала, повезла все это. В голове не укладываются такие действия.

- С местным населением не сталкивались?

- Не встречались с местными. Единственное, когда переходили срочно в Мемель, дождь, мокрые все, как скоты, мы дошли в местечко. Вошли, а нам командование - "Стой!" Это было перед рассветом где-то, объявляют: "Расходитесь! Где, кто сможет - приткнитесь, усните, а во столько сбор на площади". Разрешение отдохнуть. Идите - еду добывайте, как хотите, но чтоб к положенному часу собрались на площади. Мы вдвоем или втроем пошли…ну куда? Зашли все мокрые в какой-то мякинник, сунулись - там солома у них, сеновал, немного полежали - холодно, замерзли! Пошли искать. Смотрим - землянка какая-то у них длинная, лепленная, зайдем - может, тепло там у них, отогреемся и посушимся немного. Зашли, а там сидят 3 мужика самогон потягивают, прибалты местные. "Рус?"- "Рус!" Ну что?- видят, что мы мокрые - наливают нам по стакану чайному самогону, сходу. Я, несмотря на то что маленький, выпил, там у них сало, закусили. А сами здоровые мужики такие! Самогона они нам дали хорошо, и закусить. Но создалось такое впечатление, что они были ночью на разведке - били наших. Они на операции были. И после операции они сидели и потягивали самогон, и рассветало уже - они не стали нас трогать, бедокурить, потому что армия целая идет. Они нас так приняли хорошо, вроде такие дружные, у меня такое осталось впечатление. Если у нас до последнего все на призыве, он свободный не бывает, ему некогда самогон тянуть, значит, там они выполняли какое-то задание.

- Наркомовские 100 граммов давали?

- Давали. Под Либау это уже в 45 году было 23 февраля - День советской армии - праздник наш, всегда мы отмечали, а нужно было, конечно, пощекотить немцев, в крепости, мы около нее все время толклись, никак не могли взять. Находились в лесу, никаких зданий, ни помещений, а спали как придется, прямо на земле, и привели солдат 27-ой год, молодежь. Привели, штурмовать Либау. Строй, во всем новеньком, ботинки, обмотки, все новое, шинели новые, вещмешок, кружка привязана новенькая, только с завода…А в это время немцы как начали поливать, болванками металлическими. "Ванюша" его называли наши, наподобие "Катюши". В лесу создается резонанс, удесятеряет, скрежещет так, там шкура лопается от страха. И вот эти 27-й год как заревели в строю, ну страшно. Комбат кричит: "Старшина! Баки тащи!" Вот эти самые 100 грамм. Притащили баки, старшина разливает в кружки, они выпили. Командует: "Направо! Шагом марш! Вперед, за Родину!" Пошли-запели. Ну и как они пошли, и я их больше не видел. Ни одного! Куда их сунули? Какова судьба их? Не знаю. И в это время наши штурмовики начали штурмовать опять Либау, прям заходили кругами.

- Авиация помогала?

- Да хорошо! Штурмовики особенно. Сбили наших несколько штурмовиков. Все на глазах, прямо в лесу было. Наши штурмуют, стреляют, отбиваются немцы…Все это 23 февраля было.

- В атаке что-нибудь кричали?

- Кто чего. Одни кричали: "За Родину!" А другие матом. Эти солдаты, когда им налили по 100 грамм, они: "За Родину! За Сталина!" кричали.

- Что у вас в вещмешке хранилось?

- Шинелька-скатка была, а в вещмешке, может, если консервов банка какая была…

- Союзников помощь помните?

- Да, в основном консервы были оттуда, английские. Сало, шпик. Я, например, очень мало помню кухню, в основном на сухпае, то трофейное, то американское, английское.

- Замполиты у вас работали?

- Был у нас замполит. Там был и самый страшный, как его, особист - Смерш, разведка. Он вербовал стукачей. И меня он раз пробовал, "Неее! Мне нет необходимости". Обычно шли те стукачами, кто чего-то провинился, за собой чувствует…А мне? Ну на кого я буду стукать?!

- Он сильно не приставал?

- Нет. Но был на высоте сам! Его боже упаси чтоб обидеть! Был врач, лейтенант, вот он за каждый бой получал орден, писал, оформлял документы после боя и себя не забывал - орденов у него много было. Я видел, замполиту обидно было, замполит этот скромный был мужик и этот из Смерша тоже орденов не получал, а этот санинструктор или врач, он такой был - о себе хорошо думал!

- А вас награждали?

- Меня наградили, "За отвагу" и орден "Отечественной войны". Рядовые - это воевать только, а награды получать, вот видите, санинструктор! Комбат, это я не знаю, чтоб награждался - не видел, а этот, весь был в наградах лейтенант медслужбы. Ну, там и не до наград! Там сегодня жив, а завтра не знаешь - будешь или нет.

- Как вы узнали о Победе?

- В Мемеле было, на формировании были, вот как раз в это время я и ходил на подпись к начальнику штаба и встретился с его супругой. Это как раз в этот день, наверное. Мы в самом Мемеле были - объявили, что война закончилась: стрельба началась, прямо в ночь что там делалось, пулеметы затащили на крыши домов - стреляли изо всех видов оружия! А вечером командование собралось отмечать.

У меня там 9 мая закончилась война, а 10-11 продолжали воевать под Либау, так и долбили и 12 мая только начали немцы сдаваться. 9 и 10 еще сколько погибло ребят! Вот москвичей я помню, они в разведке были, они погибли там на поле боя, а Петухов, пошли в разведку и на нейтралке нарвались на мины, а минное поле было заминировано так, что достаточно одной мине взорваться, как начинают от детонации остальные взрываться. И вот они попали как раз на такое минное поле и там этот Иван Петухов трое суток пролежал на нейтралке, потом его только вытащили - 20 с лишним ран было, весь изранен, и живого его вытащили! 12 мая, когда я попал в аварию большую, только начали немцы сдаваться: генералы, офицеры все впереди, а эта масса, ой сколько! Какая масса была! Все забито: все улицы, проехать невозможно было, все забито было пленными немцами. Вышли и наши пленные, которые находились в плену в Либау, их сортировали здесь и пропускали их, каждого регистрировали, описывали, где и как попал в плен. В общем, там каша такая была!

Это уже война кончилась, а документы забирали в штаб, чтоб вдруг попал в плен, чтоб документов не было. И когда война кончилась, послали, чтоб документы получили. Я поехал и еще ребята сели в машину, поехали в штаб, партбилет у них был в политуправлении, а поехали после Дня Победы, сегодня 9 мая: пьянка, гулянка у командования, конечно, не у нас - солдат. Мы вышли к шлагбауму Мемеля - там контроль: нас посадили в машину английскую быстроходную бортовую, там какой-то металл наложен. И вот мы сели прямо в кузов, а сидел шофер и рядом с ним подполковник, который не проспался еще, пьяный, после гулянки. Там что было, когда Победа!

Командование, кто сколько мог: кто аккуратно, а кто безобразно. Этот не проспался. Там дороги хорошие, асфальтированные и высокая насыпь - какая-то река течет - и высота большая довольно, грейдер, и впереди какая-то машина идет и вся пыль от нее на нашу кабину, а подполковник этому шоферу: "Обгоняй!" Он и так на большой скорости, там же впереди еще река, мост, нельзя! А он раз его по рукам и шофер упустил руль на большой скорости, и она как заиграла: мост, высокая насыпь, как пошла эта машина! А мы сидели ж в кузове, вместе с запчастями, и не знаю... в общем некоторых сразу там побило, а меня ударило, когда летел, а высоко, притом перевернулась сама машина несколько раз, пока летела, и эти железяки одна ударила меня в кость, в скулу попала, другая прям в плечо. Шинель пробило, гимнастерку и когда я упал, она упала мне на ноги и ноги отбила железяка. И я только успел глаза открыть, машина встала на колеса и катится с высоты задом на меня, ну буквально секунды и я успел глаза открыть, ноги не работают, а я только перевернулся с боку на бок и увернулся от колес машины. А там крик, там лапша получилась. Сразу остановились машины, движение то большое было, а мы проезжали, я еще в кузове сидел и видел: там какая-то постройка и солдат куча сидела - курили там. Когда это месиво получилось, шофер выскочил, бросил машину, побежал…куда он думал убежать, не знаю, в сторону по долине, по пойме реки. Солдаты, которые сидели, все видели, схватили винтовки, погнали его останавливать: тут машина остановилась, уйма раненых, убитые, в санчасть, перевязки. Вот, это судьба, что я на железяке на такой сидел - она ударила здорово два раза, но попала в кость, чуть бы выше и все…я бы не в состоянии был увернутся!

- Ваше отношение к Сталину, партии, сейчас поменялось?

- Нам же было и внушено-вдолблено, что это Отец! Верили. А вот, чтоб льстить кричать: "За Сталина!", я думаю это не правильно, начиная с царя. Почему человек, должен вдруг погибать за Царя, за Сталина именно, конкретно? За Родину - это приемлемо! Это личность. Вот за царя-батюшку гибло сколько. Было много ошибок, но он тоже человек. Во всяком случае если брать всю историю, Сталин сыграл очень большую, великую роль! Он был государственный деятель, именно для Государства, для народа.

Ведь это можно проверить как? Вот сын был в плену, и ему предлагали поменять - черта с два! Эвакуироваться предложили в Куйбышев, когда немцы под Москвой были, черта с два пошел, - если я уйду - это значит потеряна вера в правительство. А там 30 км всего расстояние было. На таких моментах это проверено, что Сталин - не то, что наши теперешние богачи, которые позахватили народное добро. Он умер в ботинках, у него не было ни дач, ну, дача была, но государственная, а не своя, он не наживался. А о том, что было тяжело… а иначе, при таком переходе, при таком состоянии.

Как бы тут не хвалились, а Россия же была бедная, голая вечно, и так она перешла и в советское время, потом-то пошло когда строительство, гиганты какие построили! А теперь толкутся этими ларьками, и все что… торгуй брат, находи место работы. Было там отрицательное, что слишком уж просто, а русский народ не любит просто, ему нужно, чтоб все время подпруга подтянута была! Россия и теперь то дышит многим прошлым…и промышленностью, никак ее не разорят.