Я после школы попал в Челябинское танковое училище. Меня призвали, но я добровольно пошёл в военкомат, быстро попал туда. У нас половина курсантов были с высшим образованием, инженеры, педагоги и даже во взводе был один кандидат наук, поэтому трёхгодичную программу мы прошли за один год. Половина-то молодежи была, десятиклассники, но у нас память была свежая, так что мы учились на одном уровне. Обучение было очень напряжённое по времени. Подъем был в 6 часов, отбой в 23 часа, перерыв только на обед, а остальное учеба. Практики было мало, потому что не было такой возможности. Изучали мы КВ тяжелый; тогда уже вышел КВ - 1С. Но параллельно касались тридцатьчетверки, лазили в трофейные танки Т-3, Т-4, потому, что не было у них еще тяжелых танков.

А.Б.: Сколько КВ и тридцатьчетверок было у вас в училище?

Где-то по два танка на всё училище. Так что вождением мы в основном на тракторе занимались. На танке практика вождения была не более пары часов. Стреляли тоже не боевыми снарядами, а через вкладной ствол пулями из пулемёта ДТ по пушечной шкале. Определяли расстояние и стреляли как из пушки, потому что он спаренный был. Одевали скромно весьма и кормили скромно. Вроде хороший паек по тому времени, норма была, а мы росли и не хватало - мы добавки просили все время. Вот такое дело. А форма простая, вначале погон не было: значит, на гимнастерках петлицы продолговатые (показывает руками у шеи - А. Б.) и танки маленькие, обмотки. Длина у неё два метра, а ты должен успеть ее намотать. Нары у нас были двухэтажные и мы за три минуты должны были одеться по команде "Подъем", намотать обмотки и встать в строй. А еще темно. Нас хорошо закаляли физически, морозы были до сорока-сорока пяти градусов зимой 42-го года. А мы в нательном белье на зарядку ходили и не болели.

Среди преподавателей были фронтовики, но они мало что рассказывали о войне, которая нам предстояла. Как-то подходить специально с этим вопросом стеснялись. А они не рассказывали потому, что нельзя было рассказывать. Скажи не то слово - контрразведчики тут сразу. В начале командиром взвода был лейтенант Максимов Иван Гурьевич, командиром роты - Горшков, лейтенант тоже. Командир батальона - Бойко. Толковый был мужик, молодец, требовательный.

А.Б.: Как проходило обучение тактике?

"Пешим по танковому" - флаги и пошли в поле. Боевые порядки принимали "линия", "уступом вправо", "уступом влево", "углом назад", "углом вперед". Учили нас борьбе с немецкими танками: определять дистанцию правильно и вести огонь сразу на поражение. В артиллерии - там: "широкая вилка", "узкая вилка", а у нас боекомплект-то небольшой был, поэтому мы сразу на поражение и конечно соображали - бить где-то с тыла башни и корпуса. Если башню у танка заклинит, то он уже не боеспособен. Чтобы вывести быстрее из строя вражеский танк, то огонь - по гусенице фугасным снарядом, а бронебойным по башне. У немцев стояли приборы, дальномеры; они наши танки знали все марки и по приборам расстояние точно определяли. А мы - на глаз или по формуле "тысячных". Это в обороне по формуле можно посчитать, а в наступлении какая там формула? Глазомер только, и все. Но надо сказать, что я стрелял отлично и окончил училище с круглыми пятерками. Выпустили 50% лейтенантами и 50% младшими лейтенантами - кто похуже учился, того младшими лейтенантами. Училище я закончил в начале июля 42 года.

После окончания училища я попал в 158-ю отдельную тяжелую танковую бригаду на должность командира взвода. Экипаж меня хорошо встретил, хорошие были ребята - большинство уже участвовали в боях. В бригаде были танки КВ-1С, вся бригада из них состояла. В бригаде по штату я не знаю сколько было, но танков 50 было, когда я прибыл. Бригада участвовала в боях, понесла большие потери. Потом где-то наверное в сентябре немцы нас бомбили страшно и разбомбили штабную машину. А раз потеряно знамя, мы так-то числились бригадой, а знамени не было. Потом ее расформировали после сталинградских боев. Нас включили в 38-ю армию; на ее основе создали 1-ю танковую армию. Она была создана где-то 26 июля, а расформирована 5 августа. Нанесла удар в район совхоза "10 лет Октября" и населенный пункт Ложки, там прихватили много трофеев и ее расформировали.

После наша бригада попала в состав 4-го мехкорпуса генерала Вольского Василия Тимофеевича. В 4 механизированном корпусе у нас разные были танки - тридцатьчетверки, даже Т-50 были, но в основном-то тридцатьчетверки и КВ, потому что Сталинградский завод тракторный ремонтировал эти танки и делал.

А.Б.: Помните ли Вы свой первый бой?

Он проходил где-то на середине между Калачом на Дону и совхозом "10 лет Октября". Я чувствовал себя так, как будто на учениях (смеется). Пока не врезали первый, второй раз, а броня-то была 75 мм. Немецкие пушки ее не пробивали и мы это использовали сполна. Заняли этот совхоз, много там было сил, но мы пробили и пленных прихватили. По части Сталинградской битвы неправильно советская историография осветила. Когда группировку Паулюса окружили, когда в Советском встретились две бригады - 36-я мехбригада Юго-Восточного фронта и 45-я бригада Юго-Западного фронта кольцо замкнули. А внешнего-то кольца окружения не было, так что немцы могли прорвать в любом месте. Мы орудия-то держали на Паулюса, а спина-то была голая.

Что я хочу сказать. Немцы решили деблокировать, создали группу армий "Дон". Я о ней о всей-то не буду говорить, а скажу о 4-ой танковой армии Гота, которая наступала на хутор Верхнекумский и потом на реку Мышкова маршрут ее был. Река Аксай Сауловский. И вот немцы дошли до этого хутора Верхнекумский и мы их встретили. У них было с подходом 17 танковой дивизии порядка 600 танков и штурмовых орудий, а у нас около сотни. Пехоты у них в два раза больше было. И артиллерии тоже в два раза больше. И мы шесть суток дрались, а 2-я гвардейская армия Малиновского находилась в это время за 180 км. И пешим порядком она шесть суток-то и шла до реки Мышкова, где потом и заняла оборону. А у нас во всех военных источниках написано, будто она как-то там оказалась. Не было ее, пусто было, можно было пройти.

Немцы когда сунулись, они думали, что никого нет, а по ним открыли огонь. Они остановились, естественно, у них впереди разведка шла. Заняли позиции и открыли огонь ответный. Конечно много было раненых; за хутором в амбаре медсанбат полевой корпуса. Раненых - туда, так раненые еще бой вели, не уходили с огневых позиций под приказом. Такие вот действия были и шесть суток удерживали эти позиции.

Вольский-то гениальный какой парень. Он бросил порядка двадцати танков за Аксай Сауловский к немцам в тыл и они вынуждены были круговую оборону занимать. Когда мы израсходовали уже все снаряды за Аксаем и стали отходить к своим, мы наткнулись на 17 дивизию. Они открыли огонь с малого расстояния и у них были подкалиберные снаряды. У них они были уже в 41 году, а у нас появились только в 43 году перед Курской битвой. Мой танк тогда сгорел, Миши Мардера танк сгорел. Подбили меня так: когда я проскочил уже шоссе, ударили в корму, трансмиссию. Двигатель загорелся, но экипаж-то не пострадал. Мы выскочили через люк-лаз в середине боевого отделения, потому что такой сильный огонь был. Мы выскочили и залегли, прихватив автоматы, пулемет сняли, диски взяли. А дело-то было зимой - маскхалаты прихватили. Потом к своим больше суток добирались, в одном месте в овраге ночь провели, день провели и тогда уже пошли. Сняли охранение - два экипажа, десять человек нас было - передовую позицию забросали гранатами и проскочили. Немцы когда спохватились, они такой огонь открыли, что несколько человек из наших были ранены. Миша Мардер сильно пострадал - вместе с ним учились в танковом училище. Но он воевал хорошо; еврей, а воевал хорошо.

Немцы все-таки боялись напролом идти - танки стоят, пушки направлены. Командир корпуса приказал под прикрытием 55 бригады отходить на Мышкову. Мы подошли туда в ночь с 18 на 19 декабря; как раз тогда 2 гвардейская армия Малиновского и стала занимать там позиции. Тогда только, а не когда Сталин сказал с 12 декабря.

И вот когда мы задержали, отошли - немцы ничего не могли сделать, оборона уже была крепкая. Я восхищаюсь нашими генералами танкистами, которые научились к этому времени, только к этому времени, остальное всё были промахи, сплошные промахи, - воевать научились. Там сейчас стоит стелла девятиметровая, стальная, а на фундаменте написаны только названия частей и соединений. А надо было написать всех воинов, которые полегли, которые живые остались.

А. Б.: Кто был самым важным и ценным членом экипажа?

Пожалуй, все и должна быть взаимозаменяемость. На КВ когда я воевал, то все могли друг друга заменить, неодинаково, конечно, но для боя готовы были. На самоходках тоже самое было с экипажем. Если заряжающий не успел зарядить, то выстрела нет, наводчик не успел навести - выстрела нет или мимо. Механик не выполнил команду и все под огонь попадают.

А.Б.: Какое качество для танка в ту войну было наиболее важно: броня и пушка или надежность самой машины?

Во время боя - мощность огня и броневая защита, а скорость играла незначительную роль, от снаряда не убежишь.

А.Б.: Как вы в целом оцениваете танк КВ?

В свое время он был король фронта: у нас с броней 75мм. были в корпусе. Было три пулемета: один спаренный с пушкой, один у радиста-пулеметчика в шаровой установке и один тыльный. Они одинаковые, а лучше, конечно, у стрелка-радиста, он независимо от пушки мог в любое время стрелять.

А.Б.: Как вы оцениваете приборы наблюдения в КВ?

Прибор наблюдения ПТК-4 - ну, нормально. Поворачивается и командир дает команду. Вот это, по-моему ошибка была очередная: "Лимб такой-то! По такой-то цели огонь"! А что такое лимб - это на погоне башни деления были, 360 делений и он должен стрелку навести на ту, на которую командир дал команду. Наводчику команду давал. Когда проще было: "Пушка справа! 800! Осколочным, огонь"! Вот и все.

А.Б.: А 800 - это расстояние до цели?

Нет, это дальность прямого выстрела этой пушки. Не изменять прицел.

А.Б.: Как вы оцениваете трансмиссию и двигатель КВ?

Двигатель был отличный - дизельный В-2В, мощностью 500 л.с..

А.Б.: А сколько у него ресурс моточасов был в 42 году?

Не считали, пока ходит и воевали. Профилактикой не занимались, ну текущий ремонт при первой возможности делали. Нет огня, остановились и сами обслуживаем. А эти нормы все техобслуживания ТО-1, № 2, № 3, все в училище знали, но не делали. Мы возмещали все это своей любовью к машине. Наносили камуфляж на танк - в зимнее время известью белой покрывали под снег. Все в бригаде и корпусе.

А.Б.: У КВ что чаще ломалось бортовой фрикцион или коробка передач?

Ломаться-то почти ничего не ломалось. Добротно было сделано. Выходил из строя не главный фрикцион, а тяги управления. Вытянулась тяга управления - уже скорость не включишь. Он педаль нажимает, а главный фрикцион не выключается полностью. Поэтому надо было сразу укоротить, отрегулировать тягу. Что еще с двигателем могло быть? Там насос высокого давления МК - 1 создавал давление 200 атмосфер, под которым топливо подавалось в цилиндры у дизельных моторов В - 2. У карбюраторных там смесь начинается, а здесь топливо напрямую подается в цилиндры через форсунки, форсунки его распыляют, поршень его сжимает и происходит самовоспламенение. Так могла быть сбита регулировка у этого насоса. Тогда приходилось регулировать регляжом верхнюю мертвую точку, подгонять.

А.Б.: Самая эффективная дистанция стрельбы для КВ какая была по дальности?

Чтоб прицельные установки не менять - 800 метров прямой выстрел по танкам противника. По пушкам меньше конечно.

А.Б.: Сколько на КВ надо было снарядов потратить, чтобы немецкий средний танк подбить?

Одно правильное попадание. У нас никаких вилок не было, боекомплект был ограниченный. Мы вели огонь сразу на поражение. Как в училище учили поражать с первого выстрела, так мы и стреляли. Мы прицел ставили. Шкала есть прицельная, на ней обозначены бронебойный, осколочно-фугасный снаряд. Мы смотрели: по танку, так по бронебойной шкале, машины и другое подобное - по осколочно-фугасной. Но бывали казусы: нас всю ночь обстреливала артиллерия или минометы тяжелые под хутором Эдуардовка. Это под Брусиловым в Украине. Мы не успевали прятаться, мы копаем окопы - нас обстреливают. На рассвете я забрался на вершину дерева и посмотрел, откуда это бьет. Самоходку вывели на огневую позицию и я Валерию Королеву даю команду. Я определил расстояние, но там чернозем, черное поле, а оно скрадывает расстояние. Я даю команду: "Прицел 40", это значит на 4 километра, смотрю - недолеты. Прицел 44 - недолет. 48 - недолет. Потом на предельную 5,6 км. - прицел 56 и точно, мы ее подавили. Вот и в газете фронтовой писали: "уничтожил 8 "тигров" и артиллерийскую батарею". Так я с дерева корректировал огонь у хутора Эдуардовка.

А.Б.: Когда Вы стояли в обороне на КВ обязательно было окапывать его?

Обязательно. В 42 году у немцев были не только подкалиберные снаряды, но и кумулятивные. А он тоже пробивает не меньше. Я видел на КВ: он ударяется и там срабатывает ударник, загорается взрывчатая смесь и она фокусируется как в рефлекторе и прожигает броню с палец толщиной. Если попадет снаряд в башню танка, то это взрыв - экипажа нет и танка нет. Они могли даже на Т-3, где пушка была пятидесятимиллиметровая, применить кумулятивный и подкалиберный снаряды.

А.Б.: На Вашем КВ была пушка ЗИС-5?

Нет, Ф-32.

А.Б.: Как вы считаете, она для условий боя 42 года для такого танка как КВ была достаточной?

Желательно бы посильнее. То, что позднее стало 85, 100 мм. Наш корпус продолжал наступление и получил наименование 3 гвардейский Сталинградский механизированный корпус. Я ранение получил правой руки, но в госпиталь не пошел. А потом всех командиров, которые без танков остались, собрали и отправили на Урал, в Свердловск. Там я попал в другой полк, на самоходки СУ-122 в марте 43-го. Мы маршевыми батареями по 5 самоходок прибыли под Пушкино Московской области и там в лесу формировались в наркоматовских дачах. Формировался полк 1454 самоходно-артиллерийский и он получил после наименование Перемышленско-Лодзинский Краснознаменный орденов Суворова и Кутузова. Командиры были назначены батарей, взводов, самоходок, знакомили нас с командованием полка, выстраивали, а потом - боевое сколачивание подразделений: и вождение тут отрабатывали, и стрельбы. Здесь стреляли боевыми снарядами, по несколько снарядов. Фронтовиков было немного, большинство были новички в полку.

А.Б.: Как вы отнеслись к тому, что перешли на самоходки воевать?

А ничего. Стояли мы немного в обороне, а у нас два командира были, которые учились на самоходчиков. Они закончили самоходное училище и рассказывали как с закрытых огневых позиций стрелять, как панорамой пользоваться - артиллерийская панорама стояла. А так-то техника та же самая: двигатель, коробка, фрикционы - главный, бортовые - все. В обороне мы стояли до 15 июля под Понырями, совхоз "1 Мая". Полк был включен сначала в состав 13 армии генерала Пухова. Полк был отдельный и в обороне стояли апрель, май, июнь. Стояла 128 бригада танковая рядом, но очень слабенькая - там один батальон был тридцатьчетверок, а остальные - легкие танки Т - 60, Т - 50. Они чего могли сорокапятками; у Т - 60 двадцатимиллиметровая пушка - ничего они не могли, но оборону держали нормально. Правда, что было плохо - у нас были гаубицы, у которых не только подкалиберных снарядов не было, но и бронебойных, а только осколочно-фугасные. Мы ими стреляли по танкам с колпачков и полным зарядом. Выводили из строя, не поджигали, потому что не могли пробить броню. Гусеницы сбивали, по башне били, - а снаряд-то был тяжелый 21,76 кг., - бахнет, так чувствуется там.

А.Б.: Как для Вас началась Курская битва?

Залпом наших орудий за час до наступления немцев. Мы радовались конечно, что наши бьют. А потом немцы себя в порядок привели и по нам. Наши открыли контрбатарейную стрельбу, в которой наш полк не участвовал. У нас было 28 снарядов в боекомплекте и мы стояли в первом эшелоне. Нас сразу включили в 9 отдельный танковый корпус, он потом стал называться Бобруйско-Берлинским. Начиная с 5 июля на нашем участке отступления не было, только немцам удалось занять половину Понырей, северную окраину. Они заняли ее где-то 7 июля и мы нанесли контрудар, в котором участвовал наш полк, 73-я дивизия и 75-й гвардейский танковый полк. (Вероятно, ошибка. Правильно: 27-й гв. танковый полк - А. Б.) И мы их выбили, а в целом они на отдельных участках вклинивались между 13 и 70 армиями на 10 - 12 км. А больше не могли.

15 июля мы от Понырей пошли в юго-западном направлении, занимали много с ходу, так как немец отступал. Занимали крупные населенные пункты - станцию Усмань, город Усмань, потом Посадку заняли, Ярославец, а 1 сентября взяли Кролевец.

А.Б.: За это время боев Вы почувствовали разницу между КВ и самоходной установкой?

Самоходка быстроходная была - скорость 55 километров, а КВ - 35, вот это мы почувствовали. А в основном, бой есть бой. Когда в обороне стояли, то мы только по танкам огонь вели. По пехоте не стреляли, так как мы экономили снаряды. А, кстати, я прихватил трофейный станковый пулемет МГ-34 и он мне здорово помогал, по пехоте стрелял. Немцы драпанули, а пулемет оставили. У меня был замковый в экипаже, старичок 97-го года рождения из Саратовской области: "Вот, товарищ лейтенант, надо взять пулемет". Я согласился: "Конечно, надо взять". Он нас здорово выручал, а потом всю войну я возил на самоходках, на которых воевал, пулемет МГ-42. Отличный пулемет, по немцам отлично бил - у него ленточное заряжание, воздушное охлаждение и 250 патронов в коробке металлической. Мы коробок десять прихватим и бей. А вот когда фаустпатроны появились у немцев, то они стали для нас опаснее танков и штурмовых орудий. Когда идем где-то по лесному массиву или в город заходим, то сначала из пулемета прочесываем все, а потом уже входим. А то они могут из него с близкого расстояния из подворотни, из-за куста по нам выстрелить. Они были для нас очень опасны.

А.Б.: Где наиболее вероятные места их нахождения?

Они могли из какого-то этажа сверху, а больше-то из подвалов. А иногда они маскировали бочку металлическую: ну, бочка и бочка, а там сидит истребитель с гранатой или фаустпатроном. А мы догадывались и даже снаряда не жалели, чтобы по ней ударить.

А.Б.: Насколько эффективен был фаустпатрон в борьбе с нашими танками?

Здорово, они пробивали до 240 миллиметров броню.

А.Б.: У Вас в полку какие были потери от фаустпатронщиков?

Пожалуй, я что-то и не помню такого.

А.Б.: Я знаю, что Вы после СУ-122 воевали на СУ-85. Когда это произошло?

Это в сентябре 43 года, мы до Нежина дошли и нас по зеленой улице в тыл отправили по приказу наркома. Опять на станцию Пушкино и в этот же 1454 полк мы получили новые самоходки СУ-85. Самоходки хорошие, прямо скажем. Я в конце войны воевал на Т-34-85, так самоходка эта лучше была, чем этот танк. Пушка одинаковая, скорость одинаковая, но самоходка на полметра ниже и на полтонны легче, а это что-то значит. У нас все было засекречено, кто что может пробить. Но я лазил в трофейные "Тигры" и "Пантеры" и видел: у них броня вот такая - 100 мм., а у нас - 45. А у нас скрывали это все и не очень поощряли любопытство на этот счет. А если кто-то скажет, что немецкий танк лучше нашего - штрафной батальон будет обеспечен. Нельзя было хвалить немецкую технику - наша лучше, и никаких гвоздей!

Наши танки хуже были, чем эти новые немецкие. В двух словах про Прохоровское сражение. У нас некоторые ретивые политики твердят: "Разгромили"! Да не разгромили, остановили кое как.

А.Б.: Можете рассказать, за что была первая боевая награда?

Первая была - орден Красной Звезды. На нашем участке наступало порядка сотни танков, но на широком фронте. На мою машину шел "Элефант", у нас его почему-то называют "Фердинанд". А Фердинанд - имя его конструктора Порше. Идет, а у него броня-то 200 мм.; я знал, что я своей пушчонкой ее не пробью. Я тогда был на СУ-122, где стояла гаубица. Сбили гусеницу и он остановился. Он как вожак у них был. Мне в Кролевце и вручили орден Красной Звезды. Это было в 43 году, когда мы освободили Глухов, первый украинский город, потом Ярославец, после Кролевец.

А.Б.: Вы не могли бы рассказать о бое на Брестском шоссе?

Это было в Польше. Полк остановился в лесу. Меня вызвал начальник штаба майор Шулико в штабную машину, разложил карту, показал мне населенный пункт (Стулино - А. Б.). Дали мне батальон десанта, я послал разведдозор вперед и идем вперед на малых оборотах, чтоб не шумели, не гремели, даже крик филина мы слышали.

На рассвете подошли к Стулино, развернулись в боевой порядок и немцев атаковали. Но надо отдать должное - они быстро мобилизовались и открыли ответный огонь. Тем не менее мы захватили населенный пункт, пленных захватили, но они успели подбить три самоходки из пяти. Не подожгли, а подбили. Я доложил в полк, что приказ выполнен, высылайте срочно ремонтников - три самоходки подбито. И мне сразу Шулико дает приказ по кодированной карте прибыть на передовой командный пункт 165 дивизии и выполнять приказы командира дивизии. Я двумя самоходками и пошел, быстро нашел командный пункт. Командир дивизии говорит:

- На Брестском шоссе находятся крупные склады. Надо их захватить и удержать до подхода наших главных сил. Я Вам даю на усиление взвод станковых пулеметов "Максим" - два пулемета. Понятна задача?

- Понятна.

И мы пошли по просеке, заросшей мелколесьем 4-5 метров высотой, сосенки и елки. Я почувствовал, что немцы рядом седьмым чувством каким-то, остановил самоходки, взяли механиков-водителей, офицеров и пошли к шоссе с автоматами, гранатами. Смотрим - немцы полным ходом идут: бронетранспортеры, артиллерию тянут, мотопехота на машинах. Я принимаю решение атаковать. Мою самоходку разворачиваю влево против хода движения, а Павлика Ревуцкого вправо по ходу движения. Мы молотили - у меня механик был наверное самый опытный в Вооруженных Силах Яков Петрович Михайлов, он потом после меня погиб - одну машину в правый кювет, другую машину в левый кювет сталкивал. Мы прошли километров десять, лес кончился и один немец нас все-таки обманул. Километра за два он понял в чем дело, встал на крыло и машет: не стреляй мол. Я-то думаю - пусть немца упущу, но чтобы своего не расстрелять. Я разворачиваюсь и даю команду Ревуцкому: "Возвращайся".

Мы у просеки встретились, он-то прошел километров двадцать, так как догонял. А там переполох - можно себе представить состояние немцев! Танк гонит колонну! Немцы ничего не успели сделать, мы им не дали. Кто-то успел спрыгнуть на сторону - спаслись, а остальных подавили. Вернулись и командир дивизии таким ужином накормил, по стакану водки выпили и самоходки три подошли.

А.Б.: Насколько часто на самоходках стреляли с закрытых позиций?

За всю войну один раз, но несколько дней вели огонь. Полк стоял возле Ковеля, крупного узла шоссейных и железнодорожных дорог, стратегический пункт. Его брали два раза. У нас в литературе уходят от этого: его первый раз освободили в марте 44 года. Напились, заснули, немцы бросили один батальон и взяли. Там костел в центре города. Вот по нему мы и били с закрытых огневых позиций. Там у немцев был командно-наблюдательный пунк по нему били и не сбили. Попаданий много было, а он стоит хоть бы что - кладка-то раньше была какая, не то, что нынешняя.

А.Б.: Как чаще всего применялись ваши самоходки?

Чаще применялись вместо танков. Противник где-то прорвался - нам приказ - занять оборону и мы останавливаем. А в целом 50% ходили в атаку вместе с танками. Танки немножко вперед, а мы уничтожали цели, которые мешали им продвигаться. В основном это были противотанковые пушки.

А.Б.: Приходилось ли Вам воевать на танках в городах и как это происходило?

Танки должны были действовать в составе штурмовых групп вместе с пехотой. Артиллерия может подойти, может не подойти - без нее можно. Задача пехоты, чтобы не допустить противотанковые средства, которые из подвалов и окон стреляют. Вот они и мы из пулеметов впереди бьем по тем моментам, где могут находиться истребители танков.

А.Б.: Во время боев в городах закрывали верхние люки?

Да, закрывали всегда. Открытыми их не держали. А вот на поле я всегда с открытым ходил.

А.Б.: Не боялись?

Нет, не то что не боялись, а то, что я лучше обозреваю. Прибор прибором, а тут я сразу голову повернул и все вижу. Прибор был хуже, так как он ограничивал каким-то углом - крутить его, а тут.

А.Б.: Пока Вы с фаустпатронщиками не встретились, кто был самым опасным противником?

Наиболее опасны конечно "Пантеры" и "Тигры". Артиллерия менее опасна была, так как я учил механиков-водителей ходить в атаку зигзагами. В училище нас этому не учили. Никто нам это не рассказывал и не показывал. Жить захочешь - начнешь думать как электронная машина, научишься. Наступали на высоту 190,2, где "Тигры", "Пантеры", противотанковая артиллерия и кому в голову взбрело взять эту высоту. Первую атаку немцы отбили, мы потеряли много танков. Только заправили боеприпасы и во вторую атаку пошли.

Моя батарея уцелела, все пять самоходок. Я начальнику штаба майору Шулико говорю: "Поставьте батарею на левый фланг - там артиллерия. Я ее возьму и обойдем немцев, нанесем удар с фланга и тыла". Он согласился. Я батарею перегнал туда, офицеров собрал:

- Я иду одной самоходкой в атаку, а вы меня поддерживаете с места. Поняли?

- Поняли.

Экипажу говорю:

- Ребята! Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Яша, зигзагами пошел!

Яша столько часов практики вождения имел, он самоходку как игрушку водил. И понеслись мы по полю - тридцать два удара я насчитал рикошетных и тридцать третий был метров за 50 до артиллерийских позиций. Все расчеты сбежали, один видимо остался и их снаряд пробил лоб, попал в правый топливный бак и там взорвался. Сам-то бак из стали да жидкость в нем как-то заглушили силу удара, правда Сергею Мозалевскому несколько осколков попало в мягкое место, а пушки мы подавили.

А.Б.: Какая длина зигзага? Метров 60, 30?

Зигзага-то? О, нет, наверное метров по 20. Только успеет навести немецкий наводчик и увел самоходку.

А.Б.: А немцы такую тактику применяли в наступлении?

Нет. У них взаимодействие было высочайшего класса между родами войск. Сначала разведка авиационная, "рама" Фокке-Вульф пролетит, сфотографирует всю оборону, потом самолеты прилетят и начинают бомбить. Отбомбили, потом проводят артподготовку; артподготовку капитальную сделали, потом уже идут танки. А у нас как было, особенно в 41 да и в 42 году? Надо атаковать, нанести нашим войскам контрудар - бросают корпус. А у немцев в обороне даже танков нет, но пушки стоят наготове - они уже знают когда и где будет наш контрудар. В конце концов корпус окружают и уничтожают. У нас взаимодействия не было, связи-то не было. У нас в бригаде, скажем, три батальона, где танки разные и радиостанции разные. Командир бригады в результате может управлять только одним батальоном, а не тремя. Вот такая чехарда.

А.Б.: Насколько эффективна была немецкая авиация в борьбе с нашими танками?

Здорово, у них противотанковые бомбы были - авиация наверное половину наших танков сожгла.

А.Б.: Как поддержку нашей авиации танкам оцениваете?

Мы радовались, когда штурмовики Ил-2 пошли штурмовать, это мы очень приветствовали, аплодировали даже. Они хорошо работали, наносили большой урон. На них ведь "Катюши" стояли кроме бомб.

А.Б.: В каких случаях стреляли с ходу и стреляли ли вообще с ходу?

Редко так стреляли и результат был плохой. Методика была такая: я даю команду "С ходу огонь", механик видит какая впереди местность, дает команду "Дорожка", а наводчик в это время должен выстрелить. Дорожка - это ровное место, с которого можно стрелять. Цель наводчик выбирает и старается держать ее, а иначе не успеть.

А.Б.: Можете ли рассказать о хитростях, уловках, которые помогали выжить танкисту?

Я считал - немцы дисциплинированный очень, шаблонный народ и какое-то решение нужно принимать абсурдное, что бы не укладывалось у нормального человека. Вот самый лучший козырь! Маршал Богданов воспользовался этим методом и я попер по кустарникам немцам навстречу, когда мы уничтожили 8 "Тигров". Это единственно правильное было решение. Отступать было нельзя, свои расстреляют за трусость. Не идти на немцев - они тебя сожгут. Так что нужны были нестандартные решения.

А.Б.: Я знаю, что в наставлениях рекомендовалось уклоняться от встречного танкового боя. Вы следовали этой рекомендации?

Нет, не уклонялись, даже понятия такого не было. А немцы уклонялись, они знали где КВ и тридцатьчетверки и старались не вступать в бой. У нас пока Сталин в Москве решение принимает, пока командующий его передает, доходит до командира и корпус удар наносит по пустому месту. Немцы ушли из него за сто километров давно.

А.Б.: Как вы можете прокомментировать высказывание, что танки воюют только вдоль дорог?

В принципе-то для быстроты переброски танков дороги нужны. А воевать? Смотря куда и где выбирают исходные позиции. Тут дороги ни при чем. Дороги и дороги. Дороги, как правило, все пристреляны, когда в обороне стоят. По ним даже опасно наступать. Значит, надо по бездорожью.

А.Б.: Расскажите о вашем отношении к старшим командирам?

Скажу о командовании одного полка, в котором я воевал. Люди воевали, дрались в пекле боя, а они в это время трофеями занимались - командир полка и замполит. И вот из тех двенадцати "Татр", которые мы перехватили в районе Киловки - Котлярки, они оказались в полку. А "Татра" - это вагон целый; они их загрузили коврами, фарфором, часами, ружьями, ну, в общем, ценными трофеями. Эта машина ночью сгорела. Искали-искали, кто поджег, контрразведчика подключили, а не нашли, кто поджег. Проходят годы, мы на одной встрече в ресторане на прощание выпили и Глуховцев Петр Матвеевич говорит: "Поехали ко мне в Ивантеевку"! Поехали - мы такси взяли "Волгу-пикап" и набились там человек восемь наверное. Приехали в Ивантеевку, жена Глуховцева Софья Николаевна стол накрыла, коньяк поставила. Мы выпили, а Василий Георгиевич Поршнев, комбат, пел хорошо и Василий Васильевич Тишкин пел хорошо - они пели! Песни попели, потом еще выпили, а Василий Георгиевич говорит: "Ребята, сядьте, держитесь, чтобы не упали - я вам сейчас такое расскажу"! И рассказывает: "Я поджег"! Мы часа два хохотали, а что - времени много прошло, чего бояться-то.

А Мельников, командир полка, догадывался, что это он сделал, так он ему мстил все время. Вот как тот два ордена имел, он больше ничего ему не дал, ни медали, ни ордена. И когда форсировали Пилицу в Польше, это речушка-то маленькая. Машина Поршнева первая форсировала &nsh; лед там шел. Так Героя присвоили механику-водителю, а не Поршневу.

А.Б.: Как вы относились к тому, что у вас в полку, в армии было много женщин?

У нас много не было. Их доля незавидная была. Вот была у нас в полку 1295 одна девушка, где командиром был Либман, еврей. Он некрасивый, маленький, страшный, тупой еще вдобавок. А машинисткой была Аня Майорова - красавица, я мало таких женщин встречал. Она спустя какое-то время его пребывания в полку пошла с Мишей Зотовым в лес стрелять. Я смотрю они мишень самодельную понесли, я сидел на башне. Немцы обстреливали, настроение плохое было, я письмо родителям писал, не стал даже прятаться. Они прошли, а минут через пятнадцать Аню на носилках несут. Оказывается - Миша первый стрелял, мишень сбил, пошел поправлять и тогда она в себя выстрелила. Ее отправили в медсанбат 156 дивизии, пулю вырезали из спины. Все думали-гадали, почему она это сделала. А Люба у нас была молоденькая, семнадцатилетняя девчушка, она по секрету сказала. Раньше позор был - девушка родила ребенка. Теперь это в порядке вещей. Она говорит: "Не хочу родить евреенка". Она уже почувствовала, что забеременела. Ее в тыл отправили после ранения.

Я промашку сделал. Как-то ездил в Горький еще на профсоюзную конференцию и мы обедали в ресторане. Что-то мне пришло в голову, я посмотрел - буфетчица. Потом, когда уже уехал, вспомнил - это же Аня! Подошел бы поговорить, много бы интересного могла рассказать. Вот такие вот дела у женщин.

А.Б.: Что значит, доля женщин на войне была не завидная?

Не женское дело война. К ним, во-первых, приставали все чиновники. А меняли как? Приехал командующий фронтом в армию, о, машинистка красавица! Он сразу адъютанту приказ, ее переводят туда. Вот так передавали из рук в руки. Это нехорошо конечно было. Но в целом, конечно, женщины большую роль сыграли. Четыре авиационных женских полка были, в танковых войсках десять механиками-водителями были, пять - командирами танков и четыре - командиры подразделений.

А.Б.: Где Вы любили во время марша находиться? Какое место танка выбирали?

Я сидел возле люка механика-водителя как правило. На КВ и на самоходках тоже, чтобы ему показывать.

А.Б.: Он плохо видел?

Нет, он видел хорошо, но надо решение принимать. Покажу вправо и он плавно идет вправо. Во время марша обстановка такая, что надо улизнуть под кроны деревьев, я ему сразу даю команду. Все, видимо, как начинается бомбежка, разбегаются до поры до времени, потому что никому не хочется попадать.

А.Б.: Вы в заправке танка участвовали?

Нет, я следил только. Механик-водитель и заряжающий это делали. А заряжающий считался вторым механиком-водителем.

А.Б.: И в окапывании танка тоже участия не принимали?

Нет, вы что! Все работали - у меня мозоли не сходили с рук. Хорошо, когда мягкий грунт попадется; только успели выкопать окопы - приказ "Вперед". А там на новом месте опять надо рыть. Это тридцать кубометров, да еще каменистый грунт попадет или глинистый, это сверхтяжелая работа. А надо.

А.Б.: Были ли у вас иностранные танки?

Нет. В боях за город Попельня у нас были английские танки, это в Украине. Там были "Валентайны". Это слабые танки: у них броня-то 50 мм., пушка - сорокамиллиметровая, скорость - 25 км/ч. Ну что это за танки! Они были в 71 мехбригаде. Мы с танкистами не говорили про них, но мы видели как они горели хорошо и ничего не могли сделать против немецких танков.

А.Б.: Какие чувства Вы испытывали в боевой обстановке - страх, возбуждение?

Страха я по существу не чувствовал, в экстазе таком был. Соображал как нанести удар, выполнить задачу. А страх это опасное дело, кто боится - тот примет неправильное решение. Я в этом был убежден, поэтому не думал. Опасность была в плен попасть - это хуже чем погибнуть; поэтому надо было драться бескомпромиссно.

А.Б.: Если танк подбили, чтобы его покинуть, он должен загореться?

Да, если он разбит, стрелять из него нельзя, ходить он не может - тогда с опаской покидали, а то могли приписать трусость. Если он не загорелся, может стрелять - он должен стрелять. Немцы покидали даже когда их танк не загорелся, а только сильно ударило по нему. Мы не покидали.

А.Б.: Как Вы сейчас к этому относитесь?

У нас танки ценили выше, чем людей. Некоторые по своему патриотизму не бросали, оставались, а некоторые из-за боязни. Когда мы с Валерием Королевым разгромили громадную колонну "Татр", то на последней машине самоходка стукнулась о шоссе, двигатель заглох и не заводится. Я ему говорю: "Садись на место механика-водителя". Я быстро снял моторную перегородку: "Нажми стартер". Он нажал, я посмотрел - топливо бьет из трубки низкого давления от ручного подкачивающего насоса в фильтр тонкой очистки - я обрадовался. Сомкнул обломанные концы, замотал черной изолентой - такие же черные круги, как теперь. Выкачали воздух из системы питания через этот насос НК-1 и завели двигатель.

Мы могли с Валерием самоходку бросить и лесом утопать к своим. Двое из нашего экипажа погибли - механик Виктор Счетников, молоденький 19 лет из Саратовской области и Вася Плаксин, москвич, заряжающий. Когда немцы нас обстреляли, местных жителей как ветром сдуло: кто тащит вещи - подушки, одеяла, кто продовольствие, и мы с Валерием остались вдвоем у поверженной вражеской колонны. Он меня спрашивает: "Товарищ лейтенант, что будем делать"? Я говорю: "Не оставлять же немцам такое добро. Садись на свое место, подними пушку до предела, чтобы она не стукнулась о машины". Я сел за рычаги и пошел колошматить грузовики гусеницами. И вот что интересно. У нас в полку контрразведчик был лейтенант Шваб Исаак Гильевич; он хорошо знал немецкий. Когда мы Попельню захватили, то захватили и радиостанции немецкие. Он в эфире работал и ловил разговоры и перехватил: когда мы легковую колонну обстреляли, одну машину разбили вдребезги. Они заскочили в лес у Великие Лесовцы - мы даже второго выстрела не сделали. А там, видимо, начальник тыла дивизии ехал в этой колонне из семи машин и он докладывает командиру дивизии, что русские танки в тылу. Тот спрашивает сколько их, этот говорит: не знаю сколько, но много, бьют наши машины.

Они целую группировку направили против моей самоходки - я задание-то выполнил, у меня задача была панику поднять. И в это время полк и бригада 71 вырвались из окружения. Большое дело сделали. Только Луппов мог додуматься до такого, умный мужик был, командир 71 бригады, которую поддерживал наш 1454 полк в 9 мехкорпусе. Потом он погиб под Житомиром, населенный пункт Рачки. Он был очень смелый, пошел туда в первом эшелоне и немцы сожгли.

А.Б.: Какой день или событие на войне были для Вас самыми страшными?

Самые страшные? Трудно сказать. Самые опасный - это бой с "Тиграми", когда на взвод шло порядка 20 танков.

А.Б.: Помните, что Вы тогда думали, перед тем как открыть огонь?

Я думал об одном - только быстрее выровняться, развернуть пушку влево на 90 и огонь. Кустарник там, между прочим, мог немцами и просматриваться. Но как они допустили это, я сам до сих пор удивляюсь. Допустили две самоходки и мы их начали колошматить. Они когда огонь открыли, мы уже подбили один танк, второй, третий - дым кругом и нас не видят. У их наводчиков наблюдение закрылось, а мы их силуэты видим, хотя и в чистом поле стоим. Били безошибочно - силуэты видно, так какая разница. Дистанция стрельбы была не более 300 метров. Они сразу горели, так как борт подставили. Эти бои описаны в моей книге "Залп по имперской". Я послал ее только друзьям, не стал ее никуда давать, презентации дель. От них-то какая благодарность - там же есть фотографии и все описано.

Страшно было когда наши войска оставили Ястребенки, а наша самоходка стояла на яме. (Усмехается) Кавалерия проскакала, пехота пробежала, полк прошел, а мы стоим и немецкие танки идут в наступление порядка 50 метров от самоходки. Мы создали вид, что наша самоходка подбита и в ней никого нет живых. Тут не очень приятное впечатление было. А ремонтникам, которые в яме под самоходкой лежали, приказал без моей команды не стрелять, гранаты не бросать. Ремонтники были из нашего полка, они-то, наверное, больше нашего перетрусили, видели немцев сквозь колеса.

А.Б.: Как можете описать свое отношение к немцам во время войны?

Я в бою к ним был беспощаден. Тут формула такая: или он тебя, или ты его. Пленных я не расстреливал - а зачем - есть органы разберутся. Там может оказаться крестьянин, который не нацист, там мог оказаться житель Эльзаса-Лотарингии, француз, на кой хрен его за фюрера погнали, я не расстреливал. Один такой пример.

Мы заняли Хотов 6 ноября после освобождения Киева. Крупный населенный пункт, где проходили интересные события. Немцы подготовили 800 коров угнать на Запад, которых мы перехватили. Наши интенданты сработали и каждому экипажу дали по теленку, уже разделанному. Мы этого теленка хозяйке отдали, потом не могли найти ее, было бы хорошо найти. Сказали ей сготовить украинский борщ и она приготовила. Нас вызвали в штаб полка и бригады, который находился в деревянном здании школы. Мы что видим - автобус штабной немецкий подошел к школе, а видно у них там тоже какой-то штаб был. И человек двадцать офицеров без выстрела взяли в плен.

Вторая картина. Девушка одна, москвичка Аня, ведет под автоматом шесть громил немцев, а на ее плечах их автоматы. Они сели оправляться в лесу, а она их оружие забрала, заставила штаны не застегивать - одной рукой немец штаны держит, а другую вверх. Она привела - смех и грех был.

Третий момент был. Захватили много пленных, а солдат, который их охранял, видит, что один пленный очень похож на командира роты. Он у него фамилию спросил, тот ответил, что Шевченко или Ткаченко, я не знаю. Солдат пошел к ротному, доложил, что ваш брат среди пленных. А ротный мужик большой, капитан, был уже седой, лет под сорок, вытащил его:

- Ти мий брат?

- Нема у мини братьев.

Он к командиру бригады пошел, попросил у него своего брата взять из пленных:

- Клянусь, что он искупит свою вину кровью.

- Бери.

Он отвел его в сторонку:

- Снимай с себя все немецкое.

Догола его раздел, а старшина притащил наше белье, обмундирование, дали ему оружие - так он с этой ротой и пошел.

Мы вернулись, а в это время наша хозяйка приготовила борщ. А ночью мы захватили бутылку рома французского, большую бутылку, литра два наверное. В горнице сидели офицеры-пехотинцы, спрашивают нашу Аню: "Как же ты немцев прихватила"? Хохот стоит, чашечки нам поставила хозяйка; мы ром разлили, выпили, только начали кушать - вбегает капитан пехоты: "Немцы"! Какая тут еда. Я выскочил раньше экипажа, сел на место механика и вывел самоходку на огневую позицию, чтобы было видно. А немцы шли из Белой Церкви. Тут экипаж прибежал, мы еще под косарем, так как ром очень крепкий: "Вперед"! Мы их начали обстреливать, немцы идут уже без сопротивления. А у меня механик Виктор Счетников неопытный был, молодой мальчишка. Там была толща песка и двигатель машины заглох, а он не знает в чем дело. Говорю: "Давай устраняй". Я из люка с пулеметом немецким МГ-42 высунулся, даю команду немцам, идет человек около сотни, первая партия:

- Ergebt euch! Сдавайтесь!

Они приходят.

- Waffe hinlegen? Сложите оружие!

Они положили оружие.

- Werhat die Uhr? Кто имеет часы?

Я думаю, тыловики все равно заберут, мы взяли, нам нужны часы. Вася Плаксин с танковым шлемом их обошел, ему с верхом туда часов наложили, наверное сотню часов. Я им показал куда идти, где полк, и они пошли. Мне некого было послать сопровождать. Василий Васильевич Шишкин приполз, быстро устранил неисправность и потом я еще две партии пленных взял. Всего получилось 375 человек, а Фомичев Петр Ильич, командир 1 взвода, ни одного пленного не брал, а давил гусеницами. Потом ему Героя присвоили. Он сам был из Орловской области, село Белый Верх, там был председателем колхоза, он шестнадцатого года рождения. У него там семья осталась, а он думал, что его семью немцы расстреляли.

А.Б.: Вас за этих пленных как-то наградили?

Нет, ничего не дали, ни медали, ничего. Глухи были командиры, глухи.

А.Б.: Теперь нескромный может вопрос. Вы более двух лет воевали в звании лейтенанта. Как Вы это объясняете?

Объясняю так: после ранения приехал в другой полк, я не знаю, что там в личном деле записано. Записано, что командир взвода и меня на взвод и ставят. Вот так. Второй раз попал - опять также (смеется). Я и не гнался за званиями, меня это не очень интересовало. Интересовало меня - лучше воевать. А звание - это уже вторично.

А.Б.: Что Вы думаете о наших, которые попали в плен?

Их много категорий. Которые попали в плен без сознания, тяжелораненые - их упрекать ни в чем нельзя. Даже не раненый, даже в сознании попал в плен целый полк, целая дивизия, целый корпус, целая армия - как их осуждать? Их окружили, они боеприпасы израсходовали и драться ничем не могут. А Сталин лично 11 армии на Юго-Западном фронте не разрешал прорывать кольцо окружения и все. И когда они остались без боеприпасов - их немцы взяли. Понеделина потом по возвращении расстрелял, Музыченко не тронул. Поэтому их очень сложно обвинять. Другое дело, кто сам перешел в плен, сдался, когда была обстановка, что нужно было воевать - таких я осуждаю.

А.Б.: С власовцами Вы воевали?

В принципе-то власовцы начали воевать в конце войны. Перед городом Седльце в Польше, когда мы выбили немцев из предместья (с. Выгляндувка - А. Б.), а там высота с лесом справа. У нас в боекомплекте были бризантные снаряды, это вроде шрапнельных. В шрапнельных снарядах заложены шарики, а в бризантных - осколки. Бить ими нужно чтобы, когда немцы сидят в окопах, то трубку нужно поставить так, чтобы снаряд взорвался точно над окопом - тогда они будут убиты. Я дал команду батарее "Огонь", и все промазали. Разве определишь расстояние точно до метра? И оттуда из окопов кричат по-русски: "Коммунисты, сволочи, плохо стреляете"! Я дистанцию скорректировал, снова открыли огонь - замолчали! Видимо власовцы были там или бандеровцы. Вот это, пожалуй, единственная встреча была.

А.Б.: Среди самоходчиков какое отношение было именно к власовцам?

Конечно, плохое. Потому что они против нас воевали.

А.Б.: В плен их брали?

Большинство их расстреливали, но никаких приказов не было на этот счет. Некоторые расстреливали, чтобы героизм показать, надо было его в бою показывать. Контрразведчики разберутся кто он такой, как попал. Их судьба, власовцев, была незавидная. А те, которые к Власову никакого отношения не имеют, все равно считались власовцами, раз был в плену. Из гитлеровского плена - в сталинский ГУЛАГ, из концлагеря - в концлагерь. Были фильтрационные лагеря, там делали проверку.

А.Б.: Выделяли ли Вы среди противников другие национальности - венгров, румын, итальянцев?

Я французов только встретил, когда Кенигсберг уже сдался. Повели их в плен, я спрашиваю по-немецки, они говорят: "Мы - французы". Я им рассказал об обстановке, так они обрадовались, что скоро Берлин возьмем. Воевали на стороне немцев, но по принуждению. Они симпатизировали нам, но сделать ничего не могли. Немцы жестокие были - если что не так, то сразу расстрелять могли.

А.Б.: Ваше мнение о союзниках в той войне?

Самое главное, что у нас теперь отрицается и даже непорядочно отрицается - они нам помогли по ленд-лизу. Я назову несколько цифр. Они нам дали 14 тысяч танков, 17 тысяч самолетов. Может это было не так много, но в моменты, когда наша судьба висела на волоске, это было весомо. Не сразу дали, но тысячу танков подбросят - все-таки что-то уже есть. Тысячу самолетов, а самолеты были хорошие, "Аэрокобры" лучше "Мессершмитов"; танки-то были неважные. Теперь 400 тысяч грузовых автомобилей - это что-то значит, когда у нас весь транспорт был потерян. 351,8 тысяч "Виллисов" пикапов полулегковых, которые таскали по нашему бездорожью пятидесятисемимиллиметровые, сорокапятимиллиметровые противотанковые пушки с расчетом и боекомплектом. А боекомплект 200 снарядов на прицепе. Это разве не помощь? 14 млн. тонн продуктов. Мы где-то еще в 46 году тушенку американскую ели и сало Лярд.

Обуви много, металл стратегический цветной - мы же оставили все на Украине - Никополь. У нас поэтому не было подкалиберных снарядов, не из чего было делать, там надо хромоникелевую, вольфрамовую сталь для сердечника. Резину давали, где-то порядка 400 млн. пар ботинок.

А.Б.: Василий Семенович, я все это знаю. Меня интересует другой факт. В Европе они боевые действия начали только в 44 году.

Понятно. Это очень просто расшифровывается. Дело в том, что Черчилль не любил фашистов и не любил сталинистов. Для него по существу они одинаковы. Он вел такую политику - пусть они друг друга уничтожают, а мы потом будем диктовать свою политику. И американцы к этому были склонны; хотя когда Рузвельт у них был, то он более благоприятно к нам относился. Помогал чем мог - подводные лодки давали, бронекатера давали - помогал Красной Армии.

Они десант высадили 10 июля на Сицилии, потом занимались с итальянскими войсками, заключали договор. А что касается Европы, её севера полуострова Нормандии, то они не спешили, во-первых, из-за того, что не заинтересованы были, во-вторых, и побаивались. Они помнили Арденны - как немцы дали в зубы там.

Мы желали, чтобы они скорее второй фронт открывали. Мы немножко были информированы, что наше руководство настаивало открывать, а они ссылались - не готовы. Они потом-то армаду подготовили такую, что кораблей там было, самолетов много.

А.Б.: Что запомнилось из встреч с местным населением, когда Вы шли на Запад?

Нас встречали конечно как освободителей, обнимали, целовали. Наши ведь солдаты добросердечные - чем могли помогали, детишки там прискакивают - кто сахарку даст, кто чего. Встречали с цветами, когда в города входили. В Глухов мы входили, там с цветами на улице стояли и с балконов нам цветы бросали - приятные конечно встречи были.

В Польше было двоякое отношение к нам. Там была Армия Людова и Армия Крайова. Крайова Армия не была заинтересована помогать Красной Армии - мы были такие же враги как и немцы. Но они в открытую-то боялись вступать в бой с нами. Армия Людова помогала. А жители? Жители по-разному, но там была проведена хорошая агитация немцев, что если советские войска войдут, значит у вас колхозы будут. И вот первый вопрос нам, когда заходишь в село: "Будут ли у нас колхозки"? (Смеется) Отвечали, что сами будете решать. Они наслышались от западных украинцев и западных белорусов, что значит колхозы: все отбирают, да еще репрессируют - в общем Берия здорово помог немцам и всем нашим противникам. В 39 когда освобождали, то сразу расстрелы начались, репрессии - разве это дело? А Прибалтика? Прибалтика сразу от нас отвернулась - стреляли в спину отходящим войскам. Хотя политруки нам говорили другое; я несколько раз лекции слушал, вот обрадовались освобождению - какое там обрадовались, когда сейчас все памятники уничтожили. Я только одну литовскую дивизию встретил за всю войну на правом фланге 48 армии Романенко на Курской дуге, а больше они переходили целыми корпусами на сторону немцев.

А.Б.: Вы сами это видели или слышали, как они сдавались в плен?

Да, слышал. Видеть-то не видел.

А.Б.: Что запомнилось из встреч с немецким населением?

Крысов В. С. и Ваулин К. П. 1944 г.

О, те были напуганы! Там были лозунги такие: "Смерть или Сибирь"! Это когда вначале входили. А Сибири боялись, морозов. Дальше когда к Одеру подошли, то там были другие лозунги: "Победа или смерть"! И рисовали красноармейские головы с костями, в таком, в общем, духе. В результате большинство населения уходило, редко кто оставался.

Когда мы Кенигсберг взяли, Пилькален взяли, наш полк остановился где-то в господском дворе Маулен. Немцы планировали десант Курляндской группировки в Восточной Пруссии на Балтийском побережье. Когда сигнал такой поступил, я ротой командовал Т-34-85. Мне приказали выйти вместе со стрелковым батальоном десанта и занять город Раушен, теперь Светлогорск. Мы ночью проскочили туда - ни одного жителя, мертвый город. А там берег высоченный, метров сто наверное, курортное место: дорожки бетонные, спуски змейками к морю. Мы вырыли окопы для основных позиций и запасных и отбивали атаку бронекатеров и еще у них какие-то небольшие корабли были вроде разведки. Три танка у нас сожгли, но мы два катера потопили и потом немцы ушли.

Мы прогулялись, посмотрели. В центре города, как сейчас помню, водоем большой квадратной формы - он может сейчас сохранился, я не знаю. И ни одного немца. В других городах также было.

А.Б.: Как вообще Вам показалась Европа по сравнению с Россией, Украиной?

Я в Германии не воевал, я воевал только в Восточной Пруссии. Значит что? Цивилизация выше. Смотрите, крестьяне не сбежали и мы с крестьянами общались. У них хозяйственность какая: двигатель дизельный стоит на хозяйство, он все делает - и молотит, и муку мелет, и корм для скота готовит. Все на двигателе - разные приспособления включает и пошел, пошел, пошел. Это первое. Во-вторых, у нас Мичурина расписали, чуть ли не бог какой. А у них там каждый крестьянин мичуринец: зерно пшеницы крупнейшее-крупнейшее, на чердак зайдешь, вот такая толща насыпана зерна (показывает руками какая - А. Б.). Вишню скрещивают со смородиной простые крестьяне. Асфальтированные дороги такие, что можно к любому населенному пункту по асфальту доехать.

Наши три солдата изнасиловали двенадцатилетнюю немецкую девочку по имени Кристель. Командир полка приказал мне провести расследование, а у меня словаря не было, представляете? Мне надо про Берлин спросить, так я через Владивосток. Это как, это как. Пришел, поздоровался с Анной, матерью ее. Я пожалуй там два дня провел, чтобы расспросить - это слово не знаешь, так в обход. Провел это расследование и поинтересовался, как у них жизнь-то идет. Знакомятся также как у нас, на вечеринке там, туда-сюда, женятся. Но когда муж уяснил, что ему надо разводиться с женой, то он не имеет права разводиться с ней до тех пор, пока не найдет ей другого мужа.

Показывали мне церковную книгу Kirschbouch такая толстая и там ведется родословная нескольких веков: такой-такой-то умер тогда-то и печать сверху большая церковная на каждом листе удостоверяет эти сведения. Анна курит папиросы, я спрашиваю почему она курит: "Warum Sie rauchen"? Она говорит, что начала после смерти мужа и не может бросить. Везде у них чистота, порядок, все лежит на месте, не то что у нас, все разбросано - по городу пройти позорно. Заглядываю в хлев - скот стоит ухоженный.

Солдаты ничего про их жизнь не говорили - предпочитали молчать, хвалить нельзя было ничегнемецкого в то время. И я помалкивал. Я написал рапорт командиру полка о результатах расследования - а чего им, по пять суток гауптвахты дали и все.

Были эти изнасилования, позорно это так, что говорить не хочется. Жора был у нас Грачев, москвич, командир самоходки. Когда вошли в Гросоттенхаген, то остановились там заправить самоходки, боеприпасы взять. А войска-то ушли вперед и старшина один ведет сотни три немок. Жора выбрал самую красивую и увел в дом. Все там сделал, а через несколько дней у него закапало. Так врач полка его выручил, что это старая болезнь открылась - а то штрафной батальон. Был приказ такой, что если прихватил болезнь, то в штрафной батальон отправляют. Поэтому прикасаться к немкам было опасно. Насиловать их я не мог нравственно.

А.Б.: Какое отношение было к личному оружию и танку?

У меня был пистолет, а у всех остальных револьверы "Наганы" и были два автомата ППШ на весь экипаж да трофейный пулемет как всегда у меня. Самоходка была для меня дороже чем танк. Некоторые говорили, что у танка пулеметы есть, а у меня всегда пулемет был. Мы самоходку берегли, как невесту обслуживали: своевременно отрегулировать, почистить, посмотреть контакты. Когда на днище подтекало, то протирали, убирали, но старались находить место откуда подтекает - может при заправке пролилось.

А.Б.: Когда Вы служили на КВ и на самоходках, какое у Вас было обмундирование?

Хлопчатобумажное цвета хаки, летом пилотка, в бою шлем. Зимой давали ватные брюки, телогрейку и на это одевали комбинезон в бою. Иногда давали валенки и шубы, но не всем хватало. Это было как правило в обороне, когда долго стоим на одном месте. Этой формы хватало до госпиталя, а там меняли все. Моя мама прислала мне крестик, когда я учился в училище челябинском. Я его положил в карманчик, потому что нельзя было показывать. Где-то после ранения заменяли обмундирование и крестика не стало. Сожалел конечно. А она, когда я заехал в 46 году ненадолго по пути из Ленинграда в Свердловск домой, говорит: "Вася, ты остался жив, потому что я за тебя Богу молилась". Вот так.

А.Б.: Как изменилось Ваше отношение к религии, Богу за время войны?

Ничего не менялось - во время войны верил, до войны верил и теперь верю. На войне не молился, только про себя. А так - было запрещено преклоняться перед религией. Были приметы, я наблюдал: перед боем мы брились, погибнуть - так побритым. Теперь удивляюсь - бритвы-то были опасные, оселков не было, на ремне бритвы правили. А теперь так я даже не побреюсь, не смогу опасной. Перед боем экипаж обнимался три раза как обычно.

А.Б.: Какие-то слова говорили при этом?

Нет, молча про себя. Не только экипаж, но и друзья там были - многие после боя не возвращались. Конечно, у нас перед войной 80% населения были крестьяне, а у них все приметы, религиозные убеждения, как их ни выбивали, как-то сохранились. Поэтому верили в сны дурные и хорошие и в приметы верили. Я сам, на пример, вижу сон, а меня еще бабушка учила, что к чему. Я говорю экипажу: "Меня сегодня убьют или ранят". И точно - ранение.

А.Б.: И какие сны это предсказывали?

Ну, там сырое мясо, огонь, головешки. Это было как предчувствие.

А.Б.: Встречались ли Вы с чудесами на войне, со случаями чудесного спасения человека от смерти?

Чудеса были, конечно. Человек должен был погибнуть, а спасся - такие случаи были. Когда мы заняли Посадку, крупный населенный пункт на юго-западе Курской области, потери были большие. Мы вышли на западную окраину и немцы начали обстреливать тяжелыми минометами из населенного пункта на высоте, название вспомню, так скажу. (Возможно, из Сального на высоте 142 - А. Б.) Одна мина взорвалась около меня. Мина медленно летит, звук от ее полета быстрее идет. Два солдата пехотинца были около меня. Один успел прыгнуть в траншею, а другой не успел. Который не успел, того взрывной волной метров на 10 - 15 отбросило. Он вскочил, за голову схватился и убежал в тыл, а который успел, его контузило смертельно, волной к земле и все. Много там разных случаев.

А.Б.: Что такое фронтовое братство?

Да, фронтовое братство … По существу-то оно зарождалось после войны, когда встречаются после войны однополчане, вот это фронтовые братья. На фронте были боевые друзья.

А.Б.: Кто такие боевые друзья?

Это значит один должен выручать другого в бою, не прятаться за спину другого, совместными усилиями побеждать врага. Спасать друг друга. В наших войсках танк горит - мы бежим к танку, пока снаряды не начинают рваться, помогаем выскакивать из танка. Интересные случаи были. Командир самоходки был из Ивановской области, учитель, а трусоват. Он додумался так воевать: люк открыт, у него длинная палка, а сам за башней сидит и этой палкой механику командует. По голове стукнет - стой, толкнет в спину - вперед, в левое плечо - поворот налево, в правое плечо - поворот направо. Абрамов его фамилия была, учитель.

А.Б.: Какое отношение было к таким в полку?

Нехорошее, но не все знали конечно. Бой идет, так кто там будет особо смотреть; кто рядом был - те и видели. Мы к таким относились недоброжелательно.

А.Б.: Насколько часто у танкистов и самоходчиков были эти случаи трусости?

Немного. Был у нас Волков такой, он ни в одном бою не участвовал. То у него двигатель заглох, то коробка вышла из строя. И вот Волков напросился, видимо, офицером связи к командиру полка. Когда мы шли к господскому двору, я Сергею Быкову говорю: "Сергей, ты посмотри Волков-то как лейб-гвардеец"! А то был все замызганный, грязный, на кочегара похож, в боях не участвовал. Тут смотри, как герой на коне сидит.

А.Б.: Были у Вас такие понятия как "штабная, тыловая крыса"?

В принципе-то были. Один эпизод. Мы стояли возле г. Штолуппенен, название господского двора забыл. Остановились, самоходки были в окопах и Новый Год встречали 45-й. Это была лучшая встреча Нового Года - всю ночь ракеты разноцветные с нашей стороны, с немецкой стороны, ни одного выстрела за всю ночь. Командир полка Хачев Константин Васильевич любил выпить, накрутил интендантов. Они такой ужин сготовили - достали спирт, достали огурцов соленых, капусты квашеной, картошку с мясом пожарили - накрыли хорошо! Подвыпили хорошо, а к нам в полк на должность начальника разведки прибыл капитан Сахаров. Он ходит и придирается, почему воротник не застегнут, почему строевым шагом его не приветствуют. На фронте - какой тебе хрен строевой шаг! Это все мы и запомнили.

Когда крепко подвыпили, то решили: "Сбросим Сахарова с третьего этажа"! Офицеры его затащили, только хотели сбросить, начальник штаба прибежал, не дал. Но! Никого никуда не вызывали, никого не допрашивали, хотя могли и дело приписать. И он не стал придираться-то после.

Второй такой же из 3 учебного танкового полка - Иван Пилуй. Всю войну в учебном полку, а смотрит на березу кривую и говорит: "Все, она к строевой службе негодная". Такое понятие у человека было. Он был дежурным по полку. Только мы Кибертай прошли, литовскую границу, полк остановился в лесу. Он делал обход вместе с двумя автоматчиками вроде охраны. Смотрят, идет легковой автомобиль по лесу, а там уже темно. Сидит кто-то в фуражке - значит генерал. Пилуй автоматчиков оставил, пошел докладывать. Тот машину остановил, он отдает рапорт: "Товарищ генерал, такой-то полк занимает оборону на таком-то рубеже. Личный состав, кроме бодрствующей смены у боевого оружия, отдыхает". Тот слушал-слушал, ка-а-а-к мундштуком ему врезал по башке, он упал и до рассвета лежал без сознания. Эти парни автоматчики доложили конечно, а тот немецкий генерал развернулся и уехал. Протекторы-то от колес посмотрели - он немцу рапорт отдавал.

Мы потом над ним издевались: "Ты как фашисту отдаешь рапортда еще полк называешь". На этом-то новогоднем вечере он с офицерами не садился, где-то к своим автоматчикам замаскировался, чтобы его не разыгрывали.

А.Б.: Насколько были распространены у самоходчиков вши?

Вши? Не так часто, но были такие случаи, особенно летом - жара, бои непрерывные месяц, второй и какая там баня - вши. Мы меры принимали: свое белье сбрасывали, а трофейное одевали. Но у немцев белье-то было шелковое и ячеи в нем. Так вошь с наружной стороны находится, а через эти ячеи кусает. При первой остановке на несколько дней интенданты делали баню. Какой-то сарай найдут, камней натаскают, сделают каменку, разожгут, воду согреют и как-то людей помоют. Старались все-таки баню делать, белье заменят, слава Богу. Белье дают наше, у них-то не было трофейного.

У нас у танков и самоходок на заднем броневом листе между выхлопными трубами печка была металлическая. Она крепилась на четыре болта, имела дверцу, которая закрывалась. Так мы эту печку использовали как вещевой и продовольственный склад. Не в башню же это все класть, а туда. Танкисты-то по отношению к другим родам войск как кум королю жили. Трофеи всегда есть, а что бедняга солдат - обмотки, шинель, винтовка, каска, противогаз, сумка с боеприпасами. Он еле-еле идет. Зимой вшей было меньше.

Печкой пользовались зимой. Перед декабрьским наступлением на Украине, за несколько дней до этого заняли исходные позиции в лесу: сделали хорошие окопы, накрыли их стволами деревьев, на них поставили самоходки, внутри поставили печки и вывели трубы и жили как кум королю. Тепло, светло, а люстры-то у нас были какие - сплюснутая гильза снаряда, фитиль из чего-то суконного, дырочка с пробкой. Наливаем туда или газойля или бензина и закрываем - светло, голь на выдумку хитра.

А.Б.: Что для Вас было тяжелее из времен года - весна, лето, зима, осень?

Зима конечно, потому что холод. Некоторые думают, что в танке тепло, а в танке так - вентилятор двигателя за минуту прогоняет 2000 кубометров воздуха холодного. Все это через башню идет. Так сидишь одетый как голый, к броне прикоснулся и пальцы белые. Плохо. Если двигатель заглушили, то для того, чтобы его завести, то надо тройную проливку горячей воды. А где, как? Поэтому обычно и не глушили, на малых оборотах работали. Тратили моточасы, жалко было, а что делать? Запрещай, не запрещай - надо было держать машину в боевой готовности. Где-то если есть вода поблизости, то можно согреть, а если нет, то как?

А.Б.: Как Вы оцениваете роль водки на войне, спиртного?

Это конечно давали вроде для согрева с 1 октября по 1 мая по 100 граммов. Уже в 42 это было. Дело вот в чем. Пошел полк в атаку, пехотный полк скажем, а от боя осталась половина полка. Старшины получают по штатному расписанию, значит уже можно по 200 граммов. И кто не был склонен к спиртному, кто мог уразуметь, что пьяный может ошибку сделать, попасть без надобности под обстрел, те воздерживались. Кто был склонен, да тут ураза такая! Что, он пойдет к старшине, так тот ему даст и погибали многие. Храбрости добавлялось естественно, может быть на это расчет и делался параллельно. Водка-то не греет.

А командиры как? Все три командира самоходных полков пили страшно. В последнем полку Хачева, когда война кончилась, ревизию сделали. 17 полковых сутодач не хватило водки, потому что к нему приезжали из соседнего полка, из бригады, из соседней дивизии, он всех угощал. Воровать не воровал, а как-то вроде резерв был. Он выкрутился как: спиртозавод немецкий был недалеко и всю недостачу пополнили быстро и все сошло. Он напьется, Машу повара к себе требует: "Харитонов, веди Машу"! Адъютант конопатый, тоже москвич, ведет ее, тащит, а она не хочет к нему идти: "Майор Ратиборский, меня к Хачеву потащили"! Майор Ратиборский - начальник тыла. Утащит ведь. А замполит не заступался, сам пьяница был, страшно пил. Как-то я ехал с ним на "Виллисе":

- А все-таки она большую роль сыграла!

- Кто?

- Партия.

Сам машину остановит, за куст зайдет, из горлышка тяпнет, едет, опять партию хвалит. Я с ним столкнулся на партии, я-то беспартийный был. Я дежурил по полку перед Штолуппененом как раз. Пошел я проверять посты, смотрю старший сержант сидит. На посту сидит, там знамена, все. Москвич тоже, а фамилию забыл. Я его предупредил - смотри, накажу. Второй раз проверяю - он курит на посту. Второй раз предупредил. Третий раз проверяю - машина с хлебом пришла, он помогает хлеб воровать. Получают-то хлеб обычно повара, а он-то какое отношение имеет. Я его снял с поста, начальника караула предупредил, чтобы не ставили его и посадил на гауптвахту под замок.

Вызывает меня утром замполит Васильев. А он неграмотный, из ленинградских рабочих, как он смог - был майором, подполковника присвоили. Спрашивает:

- Вы Монина посадили?

- Я посадил.

- Почему?

- То-то и то-то. Вот устав караульной службы: запрещается сидеть на посту, курить.

- А Вы знаете, что он секретарь партийной организации батареи? А Вы знаете, что партийная организация батареи подчиняется полковой организации? Полковая - корпусной, корпусная - армейской, армейская - ЦК. А Вы знаете, что товарищ Сталин - генеральный секретарь ЦК партии?

- Я это все знаю. Но если Вы считаете, что секретарю парторганизации нельзя в караул заступать, то не ставьте.

- Я приказываю выпустить.

- Ваш приказ не выполняю, я подчиняюсь командиру полка сегодня как дежурный.

Он пошел и нажаловался командиру полка. Хачев меня вызывает, я доложил как было дело. Он говорит: "Ты правильно все сделал, но я тебя очень прошу, открой, выпусти его". Я выпустил. Такие дела бывали. (Смеется)

А.Б.: Какое у Вас отношение было на войне к замполитам, комиссарам?

Больше было таких, что трудно его было оценить - выступает, призывает, все правильно делает, но когда реляции для награждения составляет, то они уж тут не упускали - членов партии, комсомольцев в первую очередь записать. Когда появилась газета "Вперед, на Запад"!, где было написано, что мой взвод восемь "Тигров" уничтожил. Она вышла 20 декабря перед наступлением, а 21 приехал зам. начальника политотдела корпуса. Провели партийное собрание, на котором весь мой экипаж приняли в партию без кандидатского стажа, но партбилета не вручили. Потом мы пошли в атаку, меня ранило и все, я остался беспартийным. Писал потом, а ни ответа, ни привета долго. А потом уже в 54 вступил.

Сдавал экзамены в Академию первый раз в 52 году, я подготовился капитально, все сдавал отлично, а меня не приняли. Нашли зацепку какую - училище по сокращенной программе закончил и приказ 0125 не позволяет принять. Я понял, какая причина все же была - я был беспартийный. Вступил - и поступил в Академию. Так что все представления к наградам включали: "член КПСС с такого-то года".

А.Б.: Что кроме партийной принадлежности способствовало награждению орденами и медалями?

Личные отношения с командиром полка, замполитом полка, командиром батальона скажем, комиссаром батальона. У нас в полку Героя получил Кибизов Александр Николаевич, осетин, все угождал Мельникову. Он его и представил, а в реляции написал, что он ночью пристроился в хвост танковой колонны и сжег два танка. Но однополчане этого не подтверждают. Да еще трофеи хорошие преподнесут, это тоже имело значение.

Если на эту тему пошел разговор. Мельников в Кролевце расстрелял лейтенанта Горшкова из нашей батареи, удмурта по национальности. Хороший был парень, смелый, боевой. Отчество у него Тихонович, а имя сейчас не помню. Расстрелял по пьянке, потому что мы захватили большие склады с вином, с водкой 168 пехотного полка 82 пехотной дивизии. Командование крепко понапивалось, а Горшков-то выступил против интендантов, что вы ни хрена не лаете - вши нас заели. Этот шел, хоп его в живот из пистолета, а командир полка дострелил.

Поршнев выступил: "Вы что делаете"? И стал врагом у командования полка. Мельников был заместителем командира полка, а после гибели прежнего командира, ранений всех заместителей он стал командиром полка. Он долго под следствием был, ему и генерала долго не давали, не прощали - убить боевого офицера! Однажды, когда он уже полком командовал, хотя под следствием находился за это убийство, в полк приехал командующий артиллерией 1 гв. ТА генерал-лейтенант Фролов Иван Федорович. Фролов увидел Глуховцева, ПНШ по кадрам: "О, здравствуй, Петр Андреевич"! Обнял его, этот старший лейтенант, а тот генерал-лейтенант. Оказывается: Глуховцев - кандидат математических наук, готовил Фролова к поступлению в Академию и подготовил удачно. Он оборачивается к командиру полка: "Ты направь Глуховцева дня на три ко мне". Мельников поехал вместе с ними туда, прихватил богатые трофеи и вручил их командующему артиллерией.

Второй раз тоже напросился туда и тоже отвез богатейшие трофеи. Мельников получил Героя, хотя под следствием находился, получил орден Суворова 3-й степени и полку-то присвоили два наименования "Перемышленско-Лодзенский", а он ни одного города этого не брал. Полку дали орден Кутузова, орден Суворова. Вот личные отношения, играли большую роль.

А.Б.: Как отдыхали на войне? Развлечения какие были?

Иногда привозили фильм. Когда в лесу стояли, обстановка позволяла, киноустановку привозили и кино показывали. Помню "Машеньку" смотрели, "Подвиг разведчика", "Возвращение Максима" - такие фильмы. Один раз была туркменская концертная бригада, а больше-то и не было.

Сами развлекались не часто. Когда в обороне под Ковелем долго стояли, то играли в волейбол, шахматы, боролись. Как-то занятия проводил по артиллерийской стрельбе начальник артвооружения. А начфин ездил в армию за деньгами, приехал и мы решили его разыграть. Поставили буссоль, начальник артвооружения как будто приготовился его фотографировать, а все бегом сзади его выстраиваются. Так разыграли, шутили. (Смеется) Начальника тыла решили проверить на храбрость. Занятия были у нас, знали, что он поедет на "Виллисе" и взрыватель от гранаты положили в колею, замаскировали. А сами залегли за кустарником и смотрим. Майор Черняк, полный такой, невысокого роста, белорус. Как машина только нажала на взрыватель - взрыв, но слабый взрыв. Машина остановилась, припугнулся он немножко, а мы: "Ха-ха-ха"! Он понял тут и захохотал вместе с нами. Шутили - было.

А.Б.: Что больше любили во время отдыха - поесть, поспать, песни попеть?

Больше-то технику обслуживали. Или вот приезжали к нам генералы 47 армии; они самоходку-то не знали. Командование полка направило на мою самоходку и я для них двухчасовое занятие провел, рассказывал все. На другой самоходке Павла Даниловича Ревуцкого показывали им вождение, как самоходка препятствия берет. Это 44 год, когда была операция "Багратион". Наезды были - как-то приехал командующий бронетанковыми войсками генерал Радкевич и допрашивал начальника тыла, почему не выполнили план по сдаче металлолома. Начальником тыла был тогда майор Базилевич, смелый мужик, матом ему:

- Где же я их возьму? Самоходки, что ли, свои сжигать?

- Товарищ Базилевич, Вы не материтесь.

- Чего не материтесь, а где я их возьму.

А.Б.: Расскажите, какая награда для Вас наиболее значимая, ценная и за что она была получена?

Самый старший орден у меня - Отечественной войны 1 степени - он за ранение, Горбачев дал. А до этого у меня была 2 степень. А мне за эти три подвига даже медали никакой не дали. Колонна громадная "Татр" возле Попельни, восемь "Тигров" - ничего, Брестское шоссе - тоже ничего. Хотя командир 165 дивизии нам сказал: "Передайте Либману, чтобы наградил оба экипажа не менее как орденом Красного Знамени". А Либман что? Я когда зашел к нему в машину, там Валя машинистка сидит, его любовница, а он сидит ужинает - бутылка водки стоит - нужно ли ему там чего? Он меня по существу выгнал: "Иди, через тридцать минут выход"! Жена Либмана и узнала, что он с Валей-то живет. Он, видимо, остепенился, а сначала пропускал многих, мне рассказывал старший врач полка. В письме написал, что жена Либмана приезжала, скандал учинила.

А.Б.: Насколько это явление ППЖ было распространено?

ППЖ было сплошное. Казалось бы, я очень уважаю Рокоссовского, как самого талантливого полководца, и оказывается у него тоже была ППЖ. У всех - у Жукова, у Конева, у Еременко. Я был знаком с сыном Еременко Евгением, он у нас преподавал в Академии. Так эта мачеха его даже в квартиру не пускала.

А.Б.: С какой должности эти ППЖ начинались?

Наверное, с ротного командира, во взводе-то их не было. В роте может быть санинструктор, связистка.

А.Б.: Ну а все-таки, за те подвиги Вам ничего не дали, но я вижу, что у Вас три ордена есть?

Красной Звезды и орден Отечественной войны 2 степени. Звезда за серию боев: я в одном бою две пушки раздавил, в другом три танка подбил. Я подбил-то 19 танков, а сжег 12, в том числе 8 "Тигров" и 1 "Пантеру". За комплекс боев - вторую Звезду, третью, Отечественную войну.

А.Б.: За подбитые и сожженные танки Вы какие-то деньги получали?

Да, за восемь "Тигров" переслали моим родителям перевод 4000 рублей, по 500 за каждый.

А.Б.: Как определялось, кто подбил танк?

Вначале было: артиллеристы докладывают, что уничтожили, танкисты докладывают - уничтожили, пехота докладывает, что уничтожили. Один танк уничтоженный превращается в три танка. Потом вышел приказ - составлять комиссию из представителей всех родов войск, воевавших на этом участке, составлять акт и после этого акта признавать, кто уничтожил.

А.Б.: И как определяли? Вы были в этих комиссиях?

Нет, какой там?! Там были из командования полка, замполиты. Так вот, 70 мехбригада, когда я стоял взводом на опушке леса, была со стороны Морозовки. Командование 70 мехбригады восемь-то "Тигров" приписали себе. Они написали книгу "Краснознаменная бригада наша", где сказано, что они из противотанковых ружей восемь "Тигров" сожгли. Вот хамье! Эти "Тигры" больше километра не дошли до передовой позиции и из ПТР танк на такой дистанции подбить?

А.Б.: Вы пробовали дневник на войне вести?

Нет. Желание было, но я знал, чем это пахнет. Если найдут дневник, в котором правда написана, то штрафной батальон точнехонько меня ожидал.

А.Б.: Что такое та война для Вас сейчас? Какое к ней отношение?

О! Тяжелое и тяжелая война. Я согласен с такой догмой, что если о войне не сказана правда, то следующая война будет проиграна. Это мы показали уже на Афганистане, откуда ушли с позором. Врать не надо. Если подсчитать, то немцы точно, до человека вели учет и за обман строжайше наказывали. Когда мы заняли оборону в Конотопе фронтом на север со стороны Красного, я пошел посмотрел немецкое кладбище. У них каждый солдат похоронен отдельно, стоит крест, написано "Ганс Мюллер" и каска его на верхнем стержне креста. А у нас братские могилы - бросят двадцать, тридцать человек и даже фамилий-то не запишут. В отношении я вижу бездушие руководства страны. Восемьсот тысяч было не захоронено. Я работал с Книгами Памяти; там 40% без вести пропавших. Как это так? Я понимаю так - взорвался снаряд и от человека ничего не осталось. Вот это без вести пропавший. Или как подразумевали местные власти, раз без вести, значит мог в плен убежать. Как может быть столько много без вести пропавших?азве можно так к человеческим лицам относиться?

Крысов В. С. Залп по имперской.

Из книги воспоминаний ветерана 1454 самоходно-артиллерийского Перемышленско-Лодзинского Краснознаменного орденов Суворова и Кутузова полка.

***

Контратака у Понырей

Повернув командирскую панораму влево, неожиданно увидел, как комбат Шевченко с быстротой и ловкостью кошки выскочил из башни самоходки и исчез в траншее, а через пару минут от её изгиба он уже полз по-пластунски в нашем направлении. Прыгнув на самоходку и укрывшись за башней, комбат через целлюлозную пленку командирской планшетки показал мне по карте, а потом рукой на местности рубежи и населённые пункты, которые с трудом можно было рассмотреть сквозь дымы и марево горящих домов и домовых построек.

- Вася, ты со своим взводом пойдешь в контратаку, чтобы выбить противника, вклинившегося на северо-восточную окраину Понырей. В контратаке будут участвовать по одному взводу от каждой батареи полка, рота тридцатьчетверок бригады и стрелковый полк. Выход на исходный рубеж в рощу северо-западнее совхоза имени 1-е Мая - немедленно.

Передав сигнальными флагами Леванову приказ ''Делай, как я!'', дал команду механику-водителю на максимальных скоростях проскочить в рощу.

Через четверть часа взвод уже был на исходной позиции, куда прибыли и все остальные. Заместитель командира полка майор Мельников на опушке рощи поставил экипажам боевую задачу. Мы должны были вклиниться в боевые порядки немцев и соединиться с танковым полком, наступающим с запада. В ходе атаки к нам должна была присоединиться наша пехота, через позиции которой мы будем проходить.

По сигналу трёх красных ракет, взвившихся высоко в небо, мы ринулись в бой.

- Виктор, иди на максимальных скоростях зигзагами! - приказал механику-водителю, и самоходка рванулась вперед.

Хотя и был уверен в своём экипаже, но периодически посматривал на их сосредоточенные лица. Мотор ревел от перенапряжения, а самоходку подбрасывало на воронках от бомб и снарядов. Все крепко держались за ручки на своих сидениях, чтобы не набить синяков, хотя у каждого на голове был танковый шлем.

Фашисты незамедлительно по нам открыли огонь. Снаряды рвались то слева, то справа самоходки, то в нескольких десятках метров перед ней сковыривали землю и летели дальше, означая траекторию чуть заметной трассой. Было несколько и рикошетных ударов по корпусу машины и башне, иногда заканчивающихся разрывом снаряда возле башни, пламенем которого ослепляло экипаж, и мы иногда думали, что самоходка загорелась. Видимо, так думали и фашисты, на несколько минут прекращая по нам вести огонь.

Наши танки бригады тоже на максимальных скоростях шли на сближение с противником, маневрируя за складками местности и ведя огонь с ходу из пушек и пулемётов. Атака получилась дружной, решительной и внезапной для фашистов.

Нам надо было быстрее пройти открытую местность и навязать немцам уличный бой на коротких дистанциях. Однако под таким огнём контратаковать было очень тяжело, и, хотя танкисты и самоходчики дымовыми гранатами неплохо имитировали горение боевых машин, фашистам удалось поджечь уже два танка где-то на средине нейтральной полосы.

- Виктор, за холмом стой! - дал я команду механику-водителю, когда увидел, как из сада стреляет немецкий танк по впереди идущей тридцатьчетвёрке.

- Валерий, по танку, в створе трубы, прицел постоянный, огонь!

Прогремел выстрел. Перед самым вражеским танком взметнуло землю.

- Целиться по центру, огонь! - последовала корректировка.

От второго выстрела на лобовой броне немецкого танка вспыхнуло пламя, но он задним ходом скрылся в глубину сада. Вращая командирскую панораму ПТК-5, бегло осмотрел поле боя. Экипаж Леванова тоже вёл огонь, укрыв самоходку в воронке от авиабомбы. Кругом горела неубранная и уже перезрелая рожь, горели уже три танка и одна самоходка, но решительная атака продолжалась в высоком темпе. Наша пехота наступала вместе с самоходками, прячась от огня противника за их корпусами. Командиры берегли бойцов для решительной схватки за позиции, которые немцам удалось занять. За нашей самоходкой наступал взвод около тридцати человек под командованием младшего лейтенанта, с которым до атаки я успел в нескольких фразах осуществить фронтовое знакомство. Это был русский богатырь из Сибири и воевал с первого дня войны, за исключением двухмесячного лечения в госпитале. Правда, ещё три месяца учился в Рязани на курсах младших лейтенантов. К его симпатичному мужественному лицу и богатырскому росту совсем не подходили большие ботинки из свиной кожи с обмотками, накрученными чуть не до колен. А в целом чувствовалось, что на такого командира можно положиться в любом бою.

После второго выстрела самоходка снова пошла вперёд. Слева, чуть впереди от нас, загорелся ещё один наш танк. Из башни выскочили только двое.

В это время в посёлке горело уже с десяток домов, закрывая дымом немецкие танки и самоходные орудия, которые стали вести огонь наугад, и рикошетные удары по нашей броне стали реже. Но нависла угроза пострадать от огня своей артиллерии, в зону огня которой мы входили. Но заместитель командира полка майор Мельников, следуя на командирском танке за нашими боевыми порядками, договорился с артиллеристами о своевременном переносе огня в глубину вражеской обороны.

Бой достиг предела напряженности. Теперь всё зависело от быстроты и решительности действий. На некоторых участках фашисты переходили в контратаку, завязывались смертельные рукопашные, с невиданной жестокостью бои, в которых шли в ход автоматы, гранаты и штыки.

- Виктор, в створе полуразрушенного здания врывайся в поселок!

- Понял. Иду на траншеи.

В это время на нашем направлении фашисты тоже выскакивали из траншей и шли в контратаку. Я успел бросить в траншею две гранаты, когда самоходка, подмяв под себя несколько вражеских солдат, перескакивала через неё.

В то время, когда самоходка подскочила к большому кирпичному зданию, сзади её с характерным воющим шипением пролетела болванка, от удара которой мы успели проскочить.

- Поставь машину справа дома! - мгновенно последовала команда механику-водителю.

Теперь нас с немецким танком разделяло расстояние полсотни метров, а в сущности - два дома. Такое соседство не обещало ничего хорошего. Экипажу Леванова я помахал танковым шлемом над головой, что означало начать радиообмен.

- Иван Петрович, от нас за вторым домом стоит немецкий танк. Разверни самоходку и держи на прицеле оба угла дома, не допусти его отхода!

Мы молча ждали, когда экипаж немецкого танка начнёт движение, а сами приготовились уничтожать вражеских истребителей танков: я стоял в проёме люка с гранатами, а Вася Плаксин стоял с пулемётом рядом со мной.

Интуитивно оглянувшись назад, я увидел ожесточённый рукопашный бой. Младший лейтенант - сибиряк схватил винтовку у падающего бойца и в мгновение ока сильными штыковыми ударами проколол двух немецких солдат, пытающихся вести огонь из автоматов, а затем молниеносно прыгнул в траншею, орудуя штыком и прикладом в гуще опешивших немцев. Мы с Васей Плаксиным от удивления только ахнули.

- Товарищ лейтенант, разрешите мне под немецкий танк кинуть связку гранат, - обратился ко мне Бессчетнов.

- Нет, Емельян Иванович, нельзя. Там рядом автоматчики. Нам надо немного выждать. Фашисты не выдержат и начнут отходить, потому что тактическая инициатива в наших руках.

Но прошло ещё две или три минуты томительного ожидания, а немцы за домом зловеще молчали, хотя левее их шёл сильный бой. Мы не могли больше ждать ни минуты, и Плаксин по моему приказанию вылез через аварийный люк и пополз через кустарник к углу дома, чтобы посмотреть, что делают немцы. Возможно, готовятся к атаке, а возможно, ремонтируют танк.

Вскоре мы услышали сильный взрыв, и тут же прибежал Плаксин, прижимая ладони то к одному, то к другому уху.

- Когда я дополз до хода сообщения и хотел в него спуститься, со страхом увидел высунутую из него руку со связкой гранат. Думать было некогда и стрелять - тоже, поэтому инстинктивно стволом автомата я стукнул по руке фашиста и связка, упав вниз, взорвалась в траншее, а меня отбросило метров на пять со звоном в голове, - громким голосом рассказал о случившемся Вася Плаксин, находясь уже в башне. Видимо, эти две большие гранаты немец хотел бросить под нашу самоходку, - взволнованно добавил он.

Вдруг завёлся мотор вражеского танка, и, судя по усиливающемуся его рёву, фашисты начали движение. Через несколько секунд справа прогремел выстрел. Я выскочил из машины и из-за угла дома глянул на немецкий танк. Он стоял недвижимо, левая гусеница была сбита. Экипажа не было видно, стало быть, он покинул свой танк.

- Молодцы левановцы, продолжать наступление! - последовала команда по радио, и мы вместе с танками и подошедшей пехотой стали медленно продвигаться от рубежа к рубежу, ведя огонь с коротких остановок.

Фашисты свирепо отстреливались, но отступали, чтобы не оказаться в кольце окружения, и свои боевые порядки задымляли из какой-то мощной дымовой установки.

- Валерий, по танку, прицел постоянный, огонь! - скомандовал я наводчику, сквозь дым, увидев силуэт танка, движущегося на нас. Пока наводчик в пелене дыма искал цель, я выглянул из люка и невооружённым глазом рассмотрел, что на нас движется тридцатьчетвёрка.

- Отставить огонь! - крикнул экипажу не своим голосом, и, вытерев рукавом комбинезона с лица холодный пот, тут же выстрелил вверх зелёную ракету, означающую сигнал ''свои войска''.

Итак, мы встретились с наступающими с запада танками, и враг был выбит из Понырей. Только потом мы узнали, что это были танки 27-го гвардейского танкового полка.

Возвращались на основные позиции тем же путём, каким наступали, чтобы не напороться на немецкую или нашу противотанковую мину, а стрелковые подразделения заняли отбитые у немцев позиции. Вспотевшие от жары и физической нагрузки, санитары весьма проворно уносили к санитарным машинам раненых наших и немецких солдат, оставленных при поспешном отступлении. Одновременно забирали погибших и складывали их в кузов грузовика. Среди убитых были и те, которые погибли в предыдущих боях и лежали на нейтральной полосе. От нестерпимой жары они уже начали разлагаться.

Когда мы вернулись на свои позиции, солнце только начинало клониться к закату, но фашисты прекратили наступление и отошли в исходное положение, оставив на поле боя побитую и сгоревшую боевую технику и погибших солдат.

Поставив самоходки в окопы, экипажи набросились на бак с холодной водой, только что привезённой хозяйственниками, и взахлёб глотали крупными глотками чистую живительную водицу из солдатских кружек, пока не утолили многочасовую жажду. Потом, приведя в боевую готовность и замаскировав самоходки, с полчаса выбивали пыль из танковых шлемов, комбинезонов, обмундирования и въедливый лёс из кирзовых сапог, проникший в каждую пору. С трудом отмывали чумазые лица и шеи, экономно поливая друг другу на руки чистую воду из танковых фляг.