Шевалдин Иван Ильич

Я, Шевалдин Иван Ильич, родился в Воронежской области, Семилукском районе, село Подклетное в 1925 году. Родители - крестьяне. Отец мой - кузнец, ковал лошадей, бороны чинил. Мама - домохозяйка. У них родилось семеро детей, один ребенок не выжил.

В 1933 году переехали в другое село, тоже в Воронежской области, только другой район. Пережили голод. Что на Украине, «голодомор» был, что у нас в России, люди умирали.

– Как приняли родители советскую власть?

По разговорам родителей, я бы сказал, что уважали. В тот период времени земли крестьянам не хватало. После революции 17-го года ситуация изменилась и отец был доволен.

– А коллективизация?

Коллективизация началась уже в 28-м году. Папа работал на заводе в Семилукском районе, потом перешел в колхоз ковать лошадей, плуги, сохи. Потом из колхоза ушел, поступил слесарем на Воронежский авиационный завод. Там работал до 41-го года. Заранее, в 41-м, до прихода немцев, авиационный завод эвакуировали в Куйбышев. Туда отправили всех рабочих. А отец и еще несколько его деревенских товарищей с заводом не поехали, решили, что если и они уйдут, то немец все тут оккупирует. И их забрали в армию. Первые месяца два он в Воронеже был, мы с мамой к нему ходили в воинскую часть. Потом его отправили на фронт, и больше мы не виделись. Он погиб. Я писал запросы, но где он погиб - дело смутное, концов так и не нашел. (Донесения послевоенного периода ОБД «Мемориал»: Шевалдин Илья Михайлович, 1901 года рождения Дата и место призыва 25.11.1941 Ново-Усманский РВК, Воронежская обл., Ново-Усманский р-н. Воинское звание - красноармеец кузнец. 10.04.1942 пропал без вести. Жена Елена Антоновна проживает с. Подклетное Никольского с/c.)

– Как и где вы обучались?

У меня образование было 7 классов. Потом я трактористом работал. Когда немец подходил к Воронежу, нас с тракторами потащили в тыл, там как раз урожай был, и в это время наше село эвакуировали. Мы урожай собрали… В феврале 43-го я приехал домой. Дома у нас больше не было, многих домов не было. У нас поблизости леса не было, и их поломали на блиндажи. В общем, пришел домой, а на следующий день, мне повестка в военкомат.

– А как вы узнали о том, что идет война?

Воронеж бомбили, самолеты летали.

– А о предвоенных конфликтах что-нибудь знали? Финская война, Испания?

Я знал, что там война, нас этому учили.

–  Как вам до войны представляли фашистов?

Ну, смутно как-то, в карикатурах их представляли как чертей. Уже потом, когда до нас докатилось все это, стало ясно, что нехорошая эта нация. Тут уж мы стали разбирать, что такое фашизм.

– А ощущение, что война будет, у вас было в предвоенный 40-й год?

Нет, там, где я жил, радио не было, плохо информировали. Когда немцы захватили Польшу, Чехословакию, Францию, тогда разговор пошел, что Советский Союз в опасности.

Про войну знали по прошлым войнам, не думали, что будет такая «техническая» война, война нового оружия.

– Ваш отец работал на воронежском авиационном заводе. Он рассказывал дома что-то про новую технику?

Нет, ничего не рассказывал. Во-первых, в тот период времени это все секретно было. Я, после армии, после войны, в 50-м году, работал токарем, на этом же Воронежском заводе делал в цеху шасси. И я знал, что в другой цех, к примеру, меня не пустят - там стояли вахтеры, вход только по своим пропускам. Что где делается, мы не знали. Я служил в армии 7 лет. Был призван в 43-м, а демобилизовался в 50-м году.

– Вас призвали в 43-м году весной?

Да, в марте месяце, в пехоту. Сперва в учебку. Месяца три. Чему учили? С винтовкой обращаться, чучела делали, штыковым боем с утра до вечера занимались…

–  По воспоминаниям многих главное в подготовке - это строевая.

Ну, а какая дисциплина без строевой подготовки? Это было...

– Я имею ввиду: «сапог подтянуть, оттягивай носок»…

Нет, в учебке этого не было. Что еще? Стреляли, по мишеням стреляли. И по-пластунски ползать, и перебежками бегать, и траншеи копать... А в 44-м году - это я вперед забегу, мы участвовали в Корсунь-Шевченковской операции. В конце января погода была солнечная, тепло, ручьи текут. Мы немцев 300 тысяч окружили, и стягивали кольцо. А им самолеты сбрасывали питание, снаряжение - все. Прошло сколько-то времени, и как мороз стуканул, землю сковал! А нам надо окопаться! Земля на полметра промерзла. Шли по-зимнему одетые, в валенках, штаны ватные. Приказали ходы сообщения продолбить, что б я к тебе, а ты ко мне не только снаружи, а и по траншее мог попасть. Все это мы делали. И вот сидим, валенки мерзлые. Мы сидели в окопах часа по 4-5. Берешь клок соломы, идешь в окоп, сверху прикрываешься, чтобы тебя метелью не замело, и сидишь на корточках. Между ног - автомат. Приходишь со смены - там банька. Поднимаешься - товарищ садится на твое место, а ты идешь отогреваться.

– Из учебки с каким званием вышли?

Я вышел оттуда сержантом - это как командир отделения. Тогда в отделении было 10 человек, во взводе было 4 отделения - 40 человек.

– Куда вас направили из учебки?

На фронт, во 2–ю гвардейскую воздушно-десантную Проскуровскую дивизию, под Киев.

Часть только числилась воздушно-десантной, а парашютно-десантной подготовкой мы вообще не занимались. Вначале мы думали, что будут нас учить, как с парашютами обращаться, а потом десантировать, но ничего этого не было. Нас по земле перебрасывали «дырки затыкать»…

– Как вы впервые попали на передовую?

Оооо… Я когда увидел человека убитого, а я такой был брезгливый, меня рвало. Бывало, мама наварит щи - муха попадет, я есть не могу. Я долго мучился, все время в голове этот убитый. Страх был. Пули «вжжжух» мимо меня, я голову пригибаю, а мне объясняют:

- Что головой вертеть? Она уже другого убила. Если б тебя, ты бы и не узнал!

– Вы помните свой первый бой?

Нас командование послало - вышли мы на одну сопку, и нам показывает командир взвода:

- Вон на ту сопку идти и занять там оборону.

По карте показал - там речка течет. Когда мы к ней подошли, глянули - а тут оказалось - мадьяры. Мы нашли проход, прошли на самую верхушку, в тыл зашли втихаря. Командир нас по 2 человека посадил, круговую оборону заняли. Ночь просидели, а к утру мадьяры стали прочесывать местность. Идут на нас, а нам куда деваться? Мы с этой горы кто куда побежали - в кусты. Без стрельбы практически обошлось, но двух человек потеряли. Там через речку мост был. Сзади моста будка стояла с их пулеметом. Я-то через речку перебрался, а ребята решили через мост перебежать. Возвращаемся, командир докладывает:

- Не могли удержать.

- Идите и берите снова!

Я взял ручной пулемет, дисков 5 и человека еще - кубанец, высокий парень. Мы их опять обошли с фланга, и еще 2 роты на эту сопку шли. Открылась стрельба. Я лежу, ко мне подбегает командир:

- Чего лежишь? На ту сторону речки марш!

Там бой завязался. Пулемет хватаю. А речка горная, быстрая, и я по камням перебираюсь, споткнулся, хлобысть в воду! Выскочил, а тут мадьяры. И я открыл пулеметный огонь, сколько хватило патронов. Вот за этот бой - высота была нужная - я получил орден Красной Звезды. Бой был страшный, мадьяры трижды наступали… Газеты писали «Бейте врага, как пулеметчик Шевалдин!».

– Многие ветераны вспоминают, что в первом бою надо было себя как-то переломить, чтобы стрелять по людям.

Нет, жалости никакой не было. Это ж снайпер делает прицельный выстрел, чтобы убить. А когда атака, ты автомат берешь и стреляешь очередью - может попадешь, может зацепишь. И меня ранило вот так по моей глупости. На сопку выскочили, я упал, и чувствую, что лег на ровное место. А пули свистят. Думаю, дай-ка я спрячусь. Приподнялся, чтобы за бугорок перебраться, и метров с трех в меня из автомата. Я упал, стал звать санитара. Санитар пришел…

– А санитары мужчины были или женщины?

Женщины. Бой притихнет, они подползут, оттащат. У меня сквозное боковое ранение поясничной области. Меня вниз спустили, там была палатка большая. В октябре дело было, уже холодно. А там печки топили, привезли меня туда и чаем горячим напоили. Так хорошо! Чай попил с булочкой, меня разморило, я так уснул… Два дня пролежал. А потом в госпиталь повезли. Помню, водитель жаловался, что уже не может вести машину - 2-3 суток за рулем. 8 человек погрузил, среди нас был там комбат, а остальные сержанты, рядовые… Офицер еще был раненый, он сидел в кабине. И поехали

Был в госпитале два месяца, выписывают из госпиталя и посылают на призывной пункт. Туда приходили представители частей - мы звали их «покупатели», кому какие специалисты нужны были. Сначала знаете, как было - нужны артиллеристы, приходят «покупатели» и спрашивают:

- Артиллеристы есть?

Мы остались, человек семь, никто нас не «покупает». Наконец спросили:

- А вы кто по гражданской специальности?

Я говорю:

- Тракторист.

- Вы-то нам и подходите!

И меня направили в Котловское самоходно-артиллерийское училище.

– А сколько вы воевали до ранения?

Летом 43-го начал, а в 44-м, октябре месяце меня ранило.

– Получается, чуть больше года…

Да. Привезли в Киев, в училище, оформили. Там обучали два года. День Победы я встретил в Киеве, в училище. А в 46-м году началась в армии «реконструкция». Во время войны все командиры танков и самоходных орудий были офицеры. После войны большинство из них демобилизовали. И в это время все заведения, которые готовили военных, начали сокращать. Мне в училище оставалось месяца 3 или 4, мне должны были присвоить звание лейтенанта. Стали опрашивать кто хочет продолжать учебу на лейтенанта.

Я отказался. Надоела эта стрельба, и хотел ехать домой к маме, она была плоховата. А мужик-то я один, надо помогать. Присваивают нам звание старшин, и начинают рассылать по специальностям. Так в 46-м я попадаю в Брестскую крепость. Оттуда меня в другой район потом направили, тоже в Белоруссии. Там я и заканчивал службу до 50-го года.

– Бытует такое мнение, что советский солдат - это такой «расходный материал», неграмотный, неспособный к самостоятельным боевым действиям. Вы 43-й и 44-й год застали. Ваше впечатление?

Ну, как сказать… Меня призвали в воздушно-десантную дивизию, ничему особо не учили. По моему впечатлению, все были неопытные. Мы знали войну только по рассказам стариков - Ворошилова, Буденного. Говорят, не хватало винтовок на фронте. У меня был автомат Симонова, АВС, но в одном бою он меня подвел. Раз стрельнул, а потом песок попал, и не стреляет. Я его выкинул к чертовой бабушке. А потом взял ППШ, 72 патрона на автомат. Правда, он тяжеловат был. Друга убили - бери его автомат.

– А немецким оружием пользовались на фронте?

Немецкий пулемет ручной был, как наш, принцип один и тот же. Мы отличали их по звуку. Больше никаким немецким оружием не пользовались.

– Вам немецкая авиация мешала?

Близко под бомбежки не попадал.

Страшным оружием для нас были «Фердинанды». Как зайдет с фланга к окопам, как начнет «пилить», все сидят в земле, боялись. Хороший танк был у нас ИС-2 «Иосиф Сталин». Мне самому довелось видеть, как у «тигра» лобовую броню прошило и из зада вышло. А так у нас оружие боевое - пушки 45мм для взводов, 76мм. Потом 76мм передали, перевели на 85мм. На самоходном, на котором я учился, там 76мм, в маске пушка поворачивается. Командовал, сидел вверху - а крыши и не было. Вот так сидишь, механику скомандовал, он остановился, навелся, и стреляли.

– С оружием, поставляемым по Ленд-лизу, приходилось иметь дело?

Нет.

– А с обмундированием, продовольствием?

Нет, все наше было. А кормежки хорошей не было. Вот, например, в Карпатах, привозили всегда поздно вечером. В термосах - каша перловая, еще крупы какие-то. Водочки привозили. Как говорится, пей - не жалей. В роте оставалось по 15-20 человек, и мы наедались. Остальное припасали на завтра - послезавтра. Вдруг не доставят…

– Какое отношение было у наших бойцов ко второму фронту? Сперва к тому, что не открывали, а потом к тому, что открыли?

Конечно, когда открыли, все были довольны. Враг будет отвлекать свои силы и ту на сторону. Когда объявили о втором фронте, мы все понимали - если перед нами стояло 50 тысяч, а сейчас будет 30 тысяч - нам легче будет. Но обещали открыть второй фронт три года. Этим были недовольны, любой скажет. После победы Германию разделили на 4 зоны, союзникам досталась вся промышленность. Потом работала на них! Не на нас. Этим мы были недовольны.

– Вы за границу не вышли?

Нет, меня как раз ранило, попал в госпиталь, а после госпиталя - в училище.

– У вас в частях «особисты» были?

Были, но чем конкретно занимались, не знаю. Может разговорчики подслушивали. Наказывали. А замполиты в основном вели политическую работу, чтобы в армии никаких склок, оскорблений не было. Это ж хорошо. Кто-то как-то раз еврея жидом обозвал, замполит услышал, и говорит:

- Да ты что, это ж национализм, враждебные настроения - за это строго спросят!

После войны уже в части в Брестской крепости ЧП произошло - кража. К нам приехал из Германии сержант один, привез чемодан кожи - тут продать, проспекулировать. В кухне у нас каптерка была, он этот чемодан туда поставил. А наши ребята с подразделения были на кухне, и этот чемодан сперли. Ночью вышли через проходную - в Брестской крепости несколько выходов. И этот чемодан сами продали. У них были знакомые гражданские. Когда чемодана хватились, вот тут особисты и начали. И началось… У каптерки был старшина, и подходил срок его демобилизации. А в тот период времени участникам войны 900 рублей за год вознаграждение давали. И его лишили, ему было обидно.

И еще один был у нас - участник заговора, когда чемодан воровали. Пришел на призывной пункт, взял и рассказал все, кто чемодан своровал. Нерусская фамилия - Ким. А я писарем сижу. У меня был почерк хороший, в штаб перевели писарем, а оклад тот же… Их под руки и опрашивать. Короче, признались. Четыре человека в тот раз дежурили на кухне. С ними еще офицер был связан. Годов по 8 дали. А этот офицер - старший лейтенант, он на мотоцикл сел и удрал. Но года через полтора сообщили, что его нашли. Сталинский был приказ на тот период времени «расхищение государственного и военного имущества», от 10 до 25 лет!

А у нас был склад с боеприпасами. Так часовые сперли пачку или две патронов от автоматов – «белок стрелять». Их тоже разоблачили, и стали судить. А я был в это время заседателем в суде. Я был в звании старшины, второй был сержант, и капитан - судья. Прокурор настаивал на 25-ти, мол, они их, может быть, продавали. Начальнику караула Касаткину 13 дали, а Молчанову - 12. Потом после смерти Сталина была амнистия, но на них не распространялась. Вот такой эпизод.

– Против вас снайперы работали?

Нет. Но у нас самих был снайпер. Точнее, считался снайпером, я бы тоже мог им быть. Кроме винтовки ничего специального у него не было.

– С какими наградами войну закончили?

Орден Красной Звезды, Отечественной войны 1 степени.

– А Отечественной за что дали?

Стояли в обороне - это происходило в Карпатах. Сидим, что-то там стреляет. А у нас командир полка вызывает нашего командира, говорит, в разведку туда сходи. Непонятно, откуда стреляют. Человек пять послали. Поляна большая, и лес. Мы видим - сидят в окопах, в касках с цветами, травой замаскировались. И их пулемета строчат. Вернулись, доложили, а тут вокруг такая стрельба началась! Командира полка ранило, я его на руки взял, перетащил через реку.

За спасение командира и наградили. А еще есть юбилейные медали.

– Герои были в полку?

У нас не было, подразделение было небольшое.

– Потери большие нес полк?

Это смотря какой бой, и длительность боя. Бывает, просто стычки - группа на группу. Сейчас еще один эпизод расскажу. Нам дали командиром роты неопытного, не фронтовика. Он мне за храбрость, за отвагу вроде составил документы к награждению орденом Славы. Так вот, завязался у нас очередной бой, и мы разделились: одни в одну сторону отступили, мы - в другую. Бой закончился, сутки еще там сидели. Командир начал нас ругать за то, отступили. Говорит:

- Я хотел вам за храбрость награду. (Матом) вот вам, а не награда!

– У вас конфликты на национальной почве были?

Не было, ребята сплоченные были. Вот то, что было - хорошо помню, когда стояли в Карпатах. Мы наступили, противник нас остановил, и мы встали в оборону на месяц-два. И тут были слухи. Мадьяры рупоры построили, и каждое утро перечисляли командиров. Диктовали, мол, переходите на нашу сторону, и своих подчиненных берите с собой. Обещали корову, лошадь, хозяйство свое. Двух человек я знал, они всегда были недовольны питанием, по-хохлятски толковали:

- Сейчас бы сальцэ, яйцэ.

Вот они выбрали момент и туда перешли. Такая проблема была. Когда освобождали Западную Украину, и призывали местных,  они не хотели воевать.

Не просто не хотели, Степан Бандера, которому Ющенко дал «героя Украины», бил в спины нам!

Я, в Белоруссии когда служил, то бывали случаи, когда в военных стреляли. Я попадал туда уже после войны, в 47-м году, нас отправляли следить за порядком в обменных пунктах. Тогда деньги 1:10 меняли, а в 48 уже облигации меняли. А на Западной Украине до сих пор неприятные вещи.

У меня экипаж был многонациональный - я русский, командир - бурят, механик - украинец, заряжающий - белорус. Гвардейский, многонациональный боевой экипаж. И меня, как передовика послали на окружное соревнование. Я занял там первое место! На доску почета. Когда наградили, газеты вышли, и эту вырезку маме послали. Благодарили за сына.