Я родился в 1925 году. До войны я жил в колхозе, который находился в Дубовском районе, Ростовской области. Нас в семье было четверо детей – три сына и одна дочь. В 1937 году отца посадили, тогда же на кого донос напишут, того и сажают. Отца арестовали на работе, а потом привезли домой и при нем начали делать обыск. Все личные вещи его забрали. Я в семье самым старшим был, так отец подошел ко мне, поцеловал в щеку и говорит: «Меня заставляли, чтобы я отказался от вас, и в тюрьме женился на другой». Отец отказался и его расстреляли, только в 50-х годах реабилитировали.
Когда началась война, мы, молодежь, пошли в военкомат. Хотели, чтобы нас в армию отправили, мы же не знали что такое война. Но нас не взяли. Сказали, что мы по возрасту не подходим. «Пока что, – говорят, – работайте. А придет время – мы вас призовем».
В 1942 году, когда немцы подходили к нашей деревни, мы погнали колхозный скот на восток, чтобы он не достался немцам. Раз колхоз посылает – никто не отказывался, не имел права. Надо, значит, надо. Пошел я со скотом. Дошли мы где-то до Китинека – и у нас практически весь скот растащили. Его и гражданские отбирали, когда мы через деревни проходили, и военные брали сколько им надо. Так что у нас скота осталось всего с гулькин нос – даже десяти голов не было. Что делать? Из молодых я один был, остальные все колхозники были в возрасте, пожилые и они начали собираться домой, а наш район уже немцы заняли. Я говорю: «Ну как же домой? там же немцы? Что, к немцам пойдете?» «А куда же нам идти?» Я говорю: «Езжайте, а я не поеду домой. Не пойду навстречу немцам».
Узнал, что недалеко формируется какая-то воинская часть и пошел искать их штаб. Встретил нашего офицера с солдатами. Он меня расспросил кто я, откуда. Рассказал я ему свою судьбу и говорю: «Тут, говорят, воинская часть формируется, могу я в нее влиться как доброволец? Меня уже должны были призвать в армию, когда со скотом отправляли, сказали, что, как только я вернусь, меня призовут». Офицер говорит одному солдату: «Отведите его к Павловскому». Оказалось, Павловский был командиром формирующейся инженерно-минной роты. Приводят меня к нему, он на меня посмотрел, посадил за стол. Спросил сколько классов я окончил. Я говорю: «Перед войной окончил 7 классов». «Как учился?» «На отлично, даже ни одной четверки не было, все пятерки». «Давай проверим, говорит, как ты все усвоил, сначала устроим диктант». Посадил, начал диктовать. Страницу продиктовал, посмотрел и говорит: «Молодец. И почерк красивый, и ни одной ошибки нет». Так я начал служить в инженерно-минной роте 3-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса. Прошел с ним всю войну.
 |
Бывший командир роты Павловский Степан Федорович |
Сперва я был простым минером, а потом стал командира отделения. Мы минировали передовую линию, потом снимали эти мины. Кроме того, мы взрывали всевозможные объекты. Рассчитывали, сколько надо взрывчатки, там же не с потолка данные берешь, а все по специальному расчету. В инженерно-минной роте я пользовался большим авторитетом и уважением. Я был грамотным, хорошо учился в школе, на отлично знал физику и химию. Командир роты во мне души не чаял и все время брал в меня штаб, хотя адъютантом у него был другой солдат, но я был более грамотный, чем адъютант. Адъютант мне всегда говорил: «Лузанов, командир зовет». Я говорю: «Слушаю вас». «Собирайся, пойдем, я в штаб иду». «Так у вас же есть адъютант». «Собирайся, я тебе говорю». Я собираюсь, и мы с ним едем. Он говорит: «Когда я прихожу, командиры других подразделений, все время, спрашивают: «А где твой калмыченок, чего не взял его? С ним очень интересно беседовать». Я говорю: «Я хотел как раз заняться совсем другим, форму постирать, белье». «Потом это сделаешь. Или отдай старшине, я ему прикажу, пускай он стирает». Командир всегда меня с собой брал. Я говорю: «Степан Федорович, мне неудобно перед вашим адъютантом. Скажет, Лузанова берет, а меня не берет». «Ничего не скажет. Надо было хорошо учиться ему, а не обижаться». «Но он же адъютант, а не я. Независимо хорошо учился, плохо учился». «Я знаю сам, что я делаю».
Я участвовал в освобождении Белоруссии и Прибалтики, брал Кенигсберг.
После Кенигсберга наш корпус погрузили в эшелон и отправили на Дальний Восток. День и ночь шуруем. Мы тогда все удивлялись: «Куда? Зачем? Почему так торопимся? Война же кончилась», – мы про Японию совсем забыли. Потом нам объяснили – оказывается, наши решили рассчитаться с Японией, чтобы она не рыпалась
Прибыли на Дальний Восток, назначили день наступления. Перед наступлением, обычно, артиллерийская подготовка, так наши как шуранули из «катюш»… Несколько залпов дали, и японцы сразу белый флаг подняли, тут же капитулировали. Так война с Японией и кончилась, практически без войны.
Война-то кончилась, но я к этому времени потерял связь с семьей. Их выслали из Калмыкии, мать неграмотная, а братья и сестры были несовершеннолетние. Она не пишет, я тоже не пишу, откуда знаю, адреса нет. Но тут один фронтовик демобилизовался, и поехал в тот район, где мать после высылки проживала. Зашел к матери, чай попил и говорит: «А Петя пишет?» «Нет». «А вы пишете?» «Тоже нет». «А почему вы не пишете? Он же не знает ваш сибирский адрес». «Так мы тоже его адрес не знаем»,– у нас все время менялась полевая почта. Но он взял одно мое фронтовое письмо, и написал по адресу полевой почты небольшое письмо. Так я в 1947 году получил письмо от матери. К этому времени практически все мои ровесники уволились, я один остался. Приходит молодое пополнение и я, как старый солдат, занимался с ним. Офицерам это выгодно было. Я с ними молодыми занятия провожу, а сами офицеры по женщинам. Получил письмо, прихожу к командиру, он меня уважал. Говорю: «Товарищ капитан, я получил письмо от своих». «Нашел своих? Хорошо. Завтра утром ко мне подойдешь. Сейчас я в штаб иду, там совещание». На следующее утро я к нему прихожу, и командир меня попросил съездить в Ташкент, там забрать его семью, а потом я смогу уехать домой. Купил билет и поехал. А я в поезд ночью садился. Темно, света не было. Так я в товарный вагон залез, смотрю – один угол свободный, и пошел туда. Бросил сидор, сумку, сам рядом сел, а по углам какие-то неизвестные люди разговаривают. Когда поезд тронулся, ко мне какой-то пацан приполз, и давай щупать мои сумки и мешки. Я говорю: «Уйди от греха подальше, и передай, кто тебя послал, что я с фронта еду. Я вооружен и издеваться над собой я не позволю никому». Он отполз, и те замолкли, наверное, решили, что я действительно вооружен, видят же, что я в форме еду. И вот до самого дома, до станции Убинской, я в таком напряжении ехал.
Чуть-чуть начало светать приехал на станцию, вышел из вагона. Посидел немножко на вокзале и когда совсем светло стало, пошел в деревню Уибнская, она как раз с километр от станции была. Иду с вокзала, по дороге снег хрустит под ногами белый, чистый, и какие-то желтые пятна. Все запятнано. Оказывается, это степняки наши табак, который жуют и плюют. Я домой только зашел. Умылся, мать чай сварила, и тут мужчина заходит: «Это вы приехали?» «Я». «Вас комендант вызывает». «Какой комендант?» Оказывается, там, куда были высланы калмыки, были созданы специальные комендатуры, которые следили за спецпереселенцами. Я говорю посыльному: «Садись, чай попьем и потом пойдем». Он сел, чай со мной попил. Я говорю: «По 100 грамм не возражаешь?» «Я не буду, – говорит, – а тебе можно». Ну, если можно, я налил, выпил и пошел к коменданту. Прихожу, комендант в бумагу уткнулся, даже не смотрит на меня. Я стою перед ним, молчу, и он молчит. Потом говорю: «Вы вызывали меня или кто другой?» «Я вызывал». «А чего же вы молчите, ничего не спрашиваете?» «Когда надо, спросим». Дает мне понять, что я не солдат, а спецпереселенец. Расспросил он меня. Я ему говорю: «Я не насовсем приехал, я в командировку еду». «Какую командировку, куда?» «В Ташкент». «Никуда не поедешь». «Как никуда? Я не могу никуда не ехать, я везу пакет. Срочный, секретный и очень важный пакет везу от командования». «А где пакет?» «Я его сдал на почте, как меня учили в части». Показываю, справка почтового отделения, что принят на хранение пакет. Но, видимо, не просто пакет был, а какой-то литер важный. Он литер посмотрел и сразу говорит: «Вы тогда уезжайте быстрее, не задерживайтесь». Чувствуется, что задержать меня не может, не имеет права. Я говорю: «Уеду. Мне самому некогда, гулять здесь не собираюсь». Поговорил с ним, он был недоволен таким исходом. Он-то думал, что как король будет распоряжаться, как хочет… Так я поехал. Приехал в Ташкент, забрал там семью командира, побывал на рынке, набрал ведро сушеного винограда. Приехал в часть, привез семью командира – жену, и двоих детей, девочка и мальчик. Потом командир говорит, теперь можешь домой ехать. Я стал собираться ехать, а сын командира до того ко мне привык, что говорит: «Я с дядей Петей поеду». Как начал плакать, командир говорит: «Вот видишь, ты даже ребенку понравился». Я говорю: «Меня дети дома всегда уважали».
Командир меня поблагодарил, вызвал старшину и говорит: «Лузанов едет домой, приготовьте ему на дорогу по такому-то стандарту». Через полчаса приносят здоровый сидор, набитый под завязку. «Вот, на дорогу. Счастливо». Я даже не посмотрел что там в мешке. Домой когда приехал, пришел к матери с мешком. Мать спрашивает: «А что в мешке?» А я сам не знаю. Она открыла, а там и колбаса, и сметана в банках, и масло, печенье. Мать спрашивает: «Откуда?» «Мне командир на дорогу дал». Мы этим мешком целый год питались.
Я устроился работать заместителем главного бухгалтера треста Калмыкстрой. Потом стал заместителем управляющего треста по экономике. В 1957 году, одним из первых, вернулся в Калмыкию. Работал здесь. Получил звание «Заслуженный строитель РСФСР», «Почетный гражданин Калмыкии».
- Спасибо, Петр Учурович. Еще несколько вопросов. Село, в котором вы родились, оно русское было или калмыцкое?
- Там и русские, и калмыки жили.
- А школа была русская?
- Да. Учились мы на русском языке, но, кроме обычных предметов, у нас в школе еще преподавали калмыцкий язык.
- Дома на каком языке говорили?
- Дома вперемешку, на каком легче. Русский язык удобен тем, что по-русски – это одно слово, а по-калмыцки уже два.
- На фронте никаких межнациональных проблем не было?
- Нет. Нет, абсолютно. Меня уважали и командиры, и солдаты. Я по уровню образования был намного выше не только солдат, но даже отдельных офицеров. Они мне иногда говорили: Откуда ты все это знаешь?» Я говорю: «Как откуда? Это все из школьной программы».
- Чем вы были награждены за войну?
- Орден Красной Звезды, медаль За Отвагу, орден Отечественной войны. Все награды, которые положены рядовому солдату.
- Спасибо, Петр Учурович.
| Интервью: | А. Драбкин |
| Лит.обработка: | Н. Аничкин |
