Межебовский Борис Вениаминович

Б.М. - Родился 15/10/1919 года в селе Ковшеватое Таращанского района Киевской области. Мой отец, Беньямин Гершевич, 1887 года рождения, был кузнецом, имел небольшую кузницу. Мама растила детей, работала в колхозе.

Я был в семье первенцем, наша семья была большая - пятеро детей : дочь Рива и сыновья - Григорий, Сеня, Мотеле и я .

Родился я в тревожное время: период разгула бандитизма и дикого произвола на Украине. Отец, кавалер двух георгиевских крестов, провоевав разведчиком на фронтах Первой Мировой Войны, в Гражданскую войну организовал в нашем местечке отряд самообороны для отражения нападений различных бандитских групп. В одной из таких схваток с бандитами погиб его младший брат Файвель.

А в 1919 году отец ушел в Красную Армию, был кавалеристом в бригаде Григория Котовского. О войнах он рассказывал редко и скупо, но всегда гордился, что воевал под командованием легендарного комбрига.

Помню рассказ мамы о том, как она, временно проживая со мной у своих родителей в городе Тараща, вокруг которого в лесах разбойничало много банд, услышав об их появлении в городе, хватала меня, грудного ребенка, на руки и убегала к находящемуся рядом пруду с камышами, чтобы спрятаться в зарослях от бандитов. Хорошо помню небывалый голод, разразившийся на Украине в 1933 году, который унес огромное количество человеческих жизней.

Голод коснулся и нашей семьи, мы пухли от систематического недоедания, но смогли выжить. Ситуация изменилась к лучшему начиная с тридцать четвертого года, после хорошего урожая зерновых.

Мои родители были большими тружениками, у отца были золотые руки.

Тяжелым трудом кузнеца он добывал хлеб насущный для своей семьи.

Я часто помогал ему в кузнице: раздувал мехами огонь, подносил нужные инструменты, заготовки, бил кувалдой по раскаленным кускам железа, удерживаемых клещами в руках отца. Жизнь продолжалась…

Родители со временем построили добротный дом, вырастили фруктовый сад, огород, в хозяйстве появилась корова.

Я закончил сельскую семилетнюю школу, а потом был переведен в школу - десятилетку. С удовольствием занимался спортом, сдавал зачеты на различные зачеты и значки, очень гордился, что на моей груди был самый популярный тогда значок - «Ворошиловский стрелок» . На протяжения ряда предвоенных лет, вплоть до призыва в армию, я был комсоргом школы и родного села.

В 1939 году подошло время моего призыва в Красную Армию.

Г.К. - Каким было до войны Ваше родное село?

Б.М.- Село Ковшеватое располагается на правобережье Днепра, примерно в 100 километрах от Киева. До войны здесь проживало 6.000 украинцев и 160 - 180 евреев. В селе было две школы со средним и семилетним образованием, сельская больница, мельница, две церкви, костел, синагога, которую власти в1932 году закрыли, а здание разрушили. Райцентр Тараща был от нас в двенадцати километрах. Большинство евреев были потомственными кустарями - ремесленниками по многим специальностям, жили по своим патриархальным обычаям, сложившимся за «чертой оседлости».

В 1929 году началась коллективизация, и евреи села объединились в колхоз «Правда», а вскоре и соседи - украинцы также создали свой колхоз.

Позднее наши колхозы объединились.

Был сельский клуб со всевозможными кружками. Иногда приезжала кинопередвижка, и сельчане ходили смотреть немое кино.

Следует сказать, что до войны, в своем большинстве евреи жили с украинцами дружно, без особых проблем.

Г.К. - До призыва в РККА Вы задумывались о будущей армейской карьере?

Б.М.- Служить шел с огромным желанием, но никогда не думал, что стану красным командиром. Все произошло спонтанно.

В сентябре 1939 года меня призвали на действительную военную службу. Получил повестку - «прибыть в военкомат города Тараща», с указанием времени явки. Моего отца незадолго до этого мобилизовали на работы по укреплению западной границы, и провожать в армию моя поехала только мама. Не могу до сих пор забыть сцену, когда во дворе военкомата, мы , призывники, по команде командира стали садиться в повозки, чтобы доехать до железнодорожной станции. Моя мама крепко обняла меня, и сказала -«Бог знает, увижу ли я тебя еще когда - нибудь…». Она еще долго бежала за повозкой, увозившей новобранцев

из райвоенкомата в далекий путь, пока та не скрылась за горизонтом.

Материнское сердце чуяло…Больше нам не суждено было увидеться.

Призывников из нашего района привезли в Ульяновск, мы прошли мандатную комиссию, и нас направили на «курс молодого красноармейца».

После окончания этого курса меня снова пригласили на какую-то комиссию. Захожу в комнату, за столом сидят три командира.

Задали несколько «дежурных» вопросов, а потом… Спрашивают - «Хочешь попробовать поступить в Ульяновское училище связи?».

Я согласился. Успешно сдал все экзамены на общих основаниях и был зачислен курсантом Ульяновского военного училища связи им. Орджоникидзе, на отделение (факультет) проводной связи. В училище было еще одно отделение - радиосвязи. Со мной вместе поступили в это училище два земляка- односельчанина : Хаим Каган и Давид Грубенко. Они оба позже погибли на фронте…

Г.К.- Что-то хотите добавить об учебе в Ульяновском училище?

Б.М.- Училище было новым, недавно созданным.

Если мне сейчас память не изменяет, всего в училище было 600 курсантов. Командовал училищем полковник Камолов. Моим командиром курсантской роты был капитан Шарапов, а взводными - лейтенанты Руднев и Иванов.

Интенсивная учеба, большие учебные и физические нагрузки.

Частые ночные 25-ти километровые марш- броски - «по тревоге» , зимние лыжные переходы, и все это с полной армейской выкладкой, и с зачетными стрельбами в конце каждого перехода. Нам дали очень хорошую общевойсковую подготовку. После каждого занятия в поле мы чистили свою «сбрую» : винтовку , шанцевый инструмент. У нас был очень придирчивый командир отделения, сержант Ефремов, призванный в армию на год рньше нас.

Если Ефремову казалось, что в стволе есть «соринка», то заставлял чистить все оружие заново. Мы размещались в хороших казармах, в которых стояли 2-х ярусные койки. Нас прилично кормили, перед каждым курсантом на столе лежали вилка и ножик, давали хлеб без ограничений. Табачного довольствия нам не полагалось. Иногда мы получали увольнительные в город. Со временем , курсантская лямка уже не казалось нам тяжелой, службу несли с удовольствием.

От нас все требовали строго по уставу, делать все как на настоящей войне.

Никто из командиров или политруков нам прямо в лицо не говорил, мол, скоро будет война с немцами, но мы уже сами научились многое понимать.

И когда курсанты с песней - «Если завтра война, если завтра в поход» маршировали строем, то каждый из нас чувствовал в глубине души, что скоро эти слова песни превратятся в жизнь.

Рядом с нами было Ульяновское танковое училище.

Нас приводили туда на встречу с танкистами Героями Советского Союза, участниками финской войны.

Так там, курсантам - танкистам, командиры на занятиях прямо «в лоб» говорили - «Учитесь воевать на совесть! Вам скоро немцев бить!».

Г.К.- Где Вас застало известие о начале войны?

Капитан Межибовский Б. в период боев за город Невель (1943г)

Б.М.- С мая 1941 года мы были в летних полевых лагерях недалеко от Ульяновска. 22/6/1941 был и для нас выходным днем, и каждый из курсантов занимался своими личными делами. Вдруг по лагерному репродуктору объявили - «Всем явиться в летний клуб». Мы быстро собрались. Начался митинг. Первым выступил полковник Камолов. Он говорил с нескрываемым волнением : «Сегодня на рассвете немецкие войска вероломно напали на нашу Родину. Они с утра бомбят советские города и села. Это война!...». Тут же, я , в числе многих других курсантов, обратился к начальнику училища с просьбой об отправке на фронт, на что сразу последовал ответ : «Разговоры прекратить, продолжать учебу! Когда ваше время придет, тогда на фронт и поедете».

В начале июля из Москвы поступил приказ о срочном сформировании из числа отличников, курсантов выпускного курса, отдельной учебной роты, выделить в нее по 50 радиотелеграфистов и «проволочников». В этой роте нас готовили для службы в танковых и механизированных частях в должностях командиров рот связи и им соответствующих. Готовили нас по ускоренной программе - два с половиной месяца, в программу обучения были включены вопросы по изучению материальной части танков и их эксплуатации, организации связи в танковых частях, устройству радиотехнических средств. Мы даже стреляли из танковых и орудий и водили танки под руководством инструкторов.

Изучили танковую рацию 71-ТК. Мне тогда даже довелось увидеть на полигоне экспериментальные радиоуправляемые танки. В сентябре программа подготовки курсантов отдельной «танковой» учебной роты была завершена. Состоялся скромный выпуск, нам буднично объявили приказ о присвоении звания лейтенантов, выдали новую форму. Но в танковые войска нас так и не направили. Из - за огромных потерь в танковых частях в начальный период войны, танков в армии уже почти не осталось, и мы оказались невостребованными. Всех распределили по стрелковым дивизиям. Нас , шесть молодых лейтенантов - связистов из Ульяновска, направили в город Чкалов, где формировалась 360-ая СД. Я попал служить командиром роты связи в 1195-й Стрелковый Полк, которым командовал подполковник Гончаров, интеллигентный и добрый командир лет 45 -ти , про таких как он говорили - «человек старой закалки»

В этом полку я провоевал до мая 1944 года.

Г.К. - Какие подразделения входили в состав полковой роты связи?

Б.М.- В роте было примерно 70-80человек. Только командный состав частично был из кадровых военных, почти все рядовые и сержанты были призваны из запаса.

В роту входили : радиовзвод под командованием лейтенанта Льва Гантнмана, кабельный взвод ( телефонисты) под командованием лейтенанта Усова, штабное отделение, и взвод подвижных средств связи ( пешие связные и три мотоцикла). Начальником связи полка был Владимир Ронжин, кадровый командир.

Мы с ним крепко подружились. Ронжин вскоре погиб под Волоколамском.

Во время боя он был сражен наповал осколком немецкой мины.

Г.К. - Когда Ваш полк отправился под Москву?

Б.М.- В конце октября дивизию отправили на фронт в срочном порядке.

Эшелон нашего полка шел почти без остановок . На редких остановках, загружали уголь на паровозы и нам давали горячую воду для личного состава.

Только уже в дороге мы узнали, что следуем под Москву, и через всего несколько дней мы разгружались на станции Нахабино. Здесь нас уже ждали крытые тентами грузовики, но роту связи разместили в автобусах. Меня вызвал начальник штаба полка Онищенко и выдал топографические карты участка наших предстоящих боевых действий - района Волоколамского шоссе. Ночью полк был скрытно переброшен в этот район и выведен на исходные позиции. В бой наши подразделения вводились постепенно. Помню, как шли первый раз к передовой через местность, где накануне произошел ожесточенный бой с противником.

Шли через лес, раскуроченный и разорванный снарядами, минами и авиабомбами. Множество корней деревьев срубленных осколками. Между деревьями лежали еще неубранные трупы наших и немецких солдат, убитые лошади.

Жуткое было зрелище. Там ногу было негде поставить, вся земля закрыта убитыми. И мы шли прямо по трупам…А впереди нас ждал немецкий огонь…

Нам поставили задачу продержаться до подхода резервов.

Когда в начале ноября погиб Ронжин, меня назначили вместо него на должность начальника связи полка, а роту связи принял под командование лейтенант Гантман.

Г.К. - Какие потери понесла дивизия в осенних боях под Москвой?

Б.М.- Я не ошибусь, если скажу, что наши потери были огромными…

Но мы выстояли… В начале января нас перебросили на Калининский фронт в 4-ую Ударную Армию. Наступали по линии Андреаполь -Осташков -Торопец. Бои в январе 1942 года для нашей дивизии были тяжелейшими. Другого слова и не подобрать. Двигались вперед по непроходимым лесным чащам, дороги все были занесены снегом и забиты разбитой техникой. В сеу валялись трупы битюгов.

Из - за отсутствия нормальных дорог к передовой, были периоды, что мы воевали голодными, получая только по два сухаря на день. Спасением для нас служили убитые лошади, с конских трупов срезали и срубали все что можно и эту дохлую конину варили для солдат. Зима сорок второго года выдалась на редкость холодной, морозной и снежной. У нас не было валенок, единицы имели полушубки, но части дивизии с боями неуклонно продвигались вперед.

Перед взятием Осташкова, в течение недели, в лесу, скрытно проложили временную дорогу и по ней к нам перебросили подкрепления.

Осташков брали ночью , внезапной атакой с нескольких направлений.

Для обеспечения скрытости операции использование радиосредств было категорически запрещено. В городе взяли триста немцев в плен и огромные склады с продовольствием, горючим и различным военным имуществом. Здесь мы наконец-то поели досыта. А потом части нашей дивизии «застряли» перед городом Торопец. Взяли мы Торопец после нескольких суток упорных боев, со значительными потерями. Там погибло немало моих «старых» связистов…

Г.К. -Ваша дивизия позже принимала участие в боях за Великие Луки?

Б.М.- Да . Там произошел один необычный эпизод. В конце ноября Совинформбюро сообщило об освобождении города Великие Луки от немцев.

Но это сообщение было ошибочным . Центр города оставался в руках противника, в районе старой крепости держала оборону большая группа немцев, говорили, что в ней 10.000 человек, под командованием полковника фон Заца, которому Гитлер вскоре за мужество при обороне города присвоил генеральское звание.

Нашей дивизии дали приказ - немедленно полностью освободить город!

После мощной артподготовки наш 1195-й полк вместе с другими частями пошел в наступление. С начала все шло успешно, но потом немцы открыли такой сильный огонь , что батальоны залегли. Наш третий батальон фактически был полностью выбит. Я в это время находился на передовом командном пункте полка. От немецкого огня постоянно рвалась связь, мои связисты не успевали устранять повреждения, многие были убиты и ранены. Связь с третьим батальоном отсутствовала . Командир полка приказал немедленно наладить связь с батальоном. И я, взял с собой одного связиста, катушку с кабелем, и пошел сам на восстановление поврежденной линии. Побежали вдоль линии связи под ураганным пулеметным и артиллерийским огнем, устранили несколько порывов и дали связь с полком. Я до сих пор не пойму, как меня в тот день не убило. Такого сильного и точного огня противника я больше на войне почти не встречал.

Но полностью взять Великие Луки наши войска смогли только в середине января сорок третьего года.

Г.К. - Были случаи, что солдат полковой роты связи передавали в стрелковые роты для покрытия убыли личного состава?

Ведь, судя по статистике, Ваша, 360-я СД только за первые полтора года войны, четырежды полностью поменяла свой личный состав, вследствие высоких потерь.

Б.М. - Даже когда в бой бросали в качестве последнего резерва все тыловые подразделения, поваров, писарей, ездовых , кладовщиков, то полковую роту связи старались не трогать. У нас и так всегда был большой некомплект личного состава, после каждой операции в роте связи оставалась горстка бойцов, составивших костяк роты. Связисты погибали очень часто, да и сами командиры быстро понимали, что на фронте невозможно воевать без бесперебойной налаженной связи, что связь - это «нервы войны». Это в начале командиры войны подавали команды свистками, да через связных, а потом пришло прозрение…

Но я помню, как многие командиры панически боялись пользоваться рациями, опасаясь , что немцы их запеленгуют.

Г.К. - Как менялся состав и оснащение роты связи с течением войны?

Б.М. - Структура роты существенно не менялась. По прежнему, в состав роты входили : радиовзвод в составе 15 человек, взвод телефонной связи (штабное отделение и четыре кабельных линейных отделения), техники и все тот же взвод подвижных средств, в котором кроме мотоциклов мы использовали трофейные велосипеды. Радиовзвод имел у себя пять - шесть раций РБМ.

Очень редко в наших стрелковых ротах были радиостанции АК-7, а вот у немцев каждой пехотной роте был радиорасчет.

Телефонисты в обороне пользовались коммутатором К-10 , который давал связь в десяти направлениях. У нас были телефонные аппараты ТАН в деревянных коробках с ручкой, а в 1943 году мы получили уже «ленд - лизовские» телефоны. Полевой кабель был в катушках, начиная с 200 метров длины провода. Использовали кабель ПТФ-7 , четыре металлические жилы, и три медные.

Но в обороне кабеля всегда не хватало. Подключали связь через колючую проволоку, подвешивая ее на деревянных рогатках.

Своих пеленгаторов в роте связи не было и я не помню, чтобы в отдельном дивизионном батальоне связи дивизии были радиопеленгаторные установки. Все имущество нашей полковой роты связи перевозилось на повозках, у нас было семь лошадей, своего автотранспорта нам не полагалось.

Солдаты роты были вооружены винтовками - «трехлинейками».

Г.К. - В каких направлениях давала связь Ваша полковая рота?

Б.М. - Связь «вниз» - с батальонами, с соседом слева, и наверх в дивизию. В стрелковых батальонах были еще свои взвода связи, которые давали «нитку» в роты и на НП . Приходилось крутиться 24 часа в сутки, все проверять самому и дублировать. Вся ответственность лежала конкретно на начальнике связи полка.

А у стрелковых командиров, в случае невыполнения боевой задачи или приказа была «любимая дежурная» отговорка - «Связи не было!». Кто виноват? - Начальник связи полка! Но я свою работу знал и делал ее на совесть.

Г.К. - Существовал какой-то особый отбор для пополнения связистов?

Б.М. - К нам присылали бойцов с образованием как минимум семь классов и выше. Один раз с пополнением прибыл московский еврей из добровольцев, пожилой человек , рядовой Шифман. Было ему уже лет 40-45. И выясняется, что Шифман до войны был инженером на заводе. Это был уникальный специалист по любой технике и средствам связи. Он мог моментально починить любую рацию , любой аппарат. Шифман во фронтовых условиях изготовил простейший коммутатор для соединения линий связи абонентов полка, используя, при этом, гильзы и патроны от автомата. На его золотую голову и руки у нас молились весвязисты и технари.

Г.К. - Женщины были в полковой роте связи?

Б.М.- В начале сорок третьего да к нам в роту прибыли пять девушек. Они работали телефонистками на полковом узле связи. Выходить на разрыв линии им категорически запрещалось. Хорошо помню Анну Кочетову , Римму Свиридову.

Все девушки роты отлично служили, мужественно выполняли свои обязанности в суровых фронтовых условиях.

Г.К.- За что Вы получили первую боевую награду?

Б.М. - За бои под Великими Луками и Невелем, за обеспечение бесперебойной связи между наступающими подразделениями. Вручили орден Красной Звезды.

В бою под Невелем я был контужен разрывов мины и засыпан землей в окопе.

Но кто-то из солдат случайно наткнулся на меня и откопал. Моя шинель, саперная лопатка и планшетка были посечены осколками мины , а я остался цел.

Очнулся… и снова пошел вперед.

В тот период войны награждали крайне редко.

Несколько раз заполнялись наградные листы на моих бойцов и на меня, и все представления к наградам где-то «терялись».

Г.К. - Вижу у Вас «партизанские» фотографии. Как Вы оказались у партизан?

Командир 1-й Белорусской партизанской бригады "Батька Минай" (Шмырев)

Б.М.- В мае 1943 года меня вызвал к себе начальник штаба полка Онищенко. Очень хороший человек был. Он мне говорит - «Ты должен явиться в штаб дивизии. Почему тебя вызывают - я не имею малейшего понятия». Пришел в штаб дивизии. Со мной побеседовали по очереди : начштаба, «особист», еще один незнакомый мне офицер. Задавали только вопросы по анкете.

А потом «незнакомец» объявил мне о новом боевом задании - отправиться в 1-ую Белорусскую партизанскую бригаду Миная Шмырева - «батьки Миная» - для оказания помощи в организации связи штаба бригады с ее отрядами.

Сказали, что меня высадят на самолете в районе села Пудоть Суражского района, сообщили пароль для опознания, запасной маршрут движения и кое- какие другие данные для связи с командиром бригады.

Позже провел короткий инструктаж «особист» - «В плен не сдаваться!».

Забрали у меня документы и ночью отвезли на полевой армейский аэродром. Вылетели без задержки. Приземлились на какой-то поляне.

Тихо. Я немного переживал, а вдруг нас немцы обнаружат, у меня ведь ни автомата, ни гранат с собой нет, в чем прибыл в штаб на собеседование, в том сразу и полетел. Как отбиваться будем?

Через несколько минут появились два партизана. Обменялись паролями и они подошли к самолету. Посадили на подводу и на рассвете мы приехали в штаб партизанской бригады. Подходим к штаб-квартире «батьки Миная», над крестьянской хатой развивается красный флаг. Часовой нас без проволочек пропустил внутрь, и мы зашли в дом . Доложил комбригу, мол , капитан Межебовский прибыл в ваше распоряжение. Батька Минай спросил меня, как добрался до места, поинтересовался обстановкой на фронте.

Батька Минай был без одной руки, пустой рукав гимнастерки был заткнут за ремень. А потом сказал - «Извини, капитан, мы тут одно дело сейчас закончим, а потом дальше поговорим». В это время я заметил стоящего в углу комнаты со связанными руками мужчину. Батька стал его допрашивать.

Как я вскоре понял , это был предатель - полицай, по вине которого погибло много партизан. Его схватили ночью в постели у любовницы и сразу приволокли в штаб бригады. Батька сказал ему - «Тебя, собака немецкая, расстрелять мало. Ты - лютый зверь». Через несколько минут предателя вывели из дома, и Батька лично застрелил его из «нагана». Кто-то из партизан сказал мне, что немцы убили у Батьки жену и четверых детей.

Так начиналось мое знакомство с легендарным партизанским комбригом Шмыревым. Мы вернулись в дом, Шмырев кратко рассказал об обстановке в партизанском крае, уточнил детали связанные с выполнением моего задания по организации связи с партизанскими отрядами. Пришел начальник штаба бригады , офицер Красной Армии капитан Иванов, курировавший всю оперативную работу. Он выделил мне группу людей, 25 человек, и я начал выполнять свою задачу в партизанском крае. Мне выдали автомат ППШ, гранаты.

Край имел все атрибуты Советской власти : райком, красные флаги над сельсоветами, редакция газеты и так далее. Я не переставал удивляться таким открытиям. Было относительное затишье. Немцы не атаковали партизанский край, только все время совершали авианалеты и бомбили партизанские лагеря.

Я осмотрел сеть уцелевших постоянных воздушных линий связи, собранное трофейное имущество связи и стационарное оборудование . Создал пять групп связистов для ремонта аппаратуры и восстановления линейно - стационарного оборудования в зоне действия бригады и так далее.

На выполнение задания мне отводилось три месяца. За это время было восстановлено 100 километров воздушных линий, проложено 60 километров кабельных линий, отремонтировано 15 гражданских и полевых коммутаторов, тридцать с лишним телефонных аппаратов. Была установлена нормальная телефонная связь штаба бригады со всеми подразделениями.

Я неплохо знал немецкий язык, помогал в допросе пленных немцев, а потом поговорил со Шмыревым, сказал ему -«Батька ,чем я хуже других?», и комбриг разрешил мне выходить вместе с партизанами- разведчиками на операции. Участвовал я в захватах предателей и во встречах с агентурой, так что , даже приобрел определенный опыт ведения партизанской войны.

В начале августа 1943 года, после полного выполнения задания, я был отозван в свою дивизию. «Из партизан» возвращался пешим маршрутом.

В свой полк вернулся, а меня там уже ждать перестали.

Кроме начштаба и комполка никто не знал, куда я исчез на несколько месяцев, так офицеры строили различные догадки, и тут я заявляюсь - живой и здоровый. На прощание комбриг Минай Филиппович Шмырев написал мне благодарственное письмо, которым я очень дорожил. Но прошло пару месяцев и в повозку с личными вещами офицеров роты, попала мина.

Ездового убило, а все наши вещи разнесло в клочья. Так я лишился письма Шмырева и единственной хранившейся у меня фотографии моей матери.

Г.К.- Вы на фронте вступали в партию?

Б.М.- Кандидатом в члены партии я был принят еще в 1940 году в Ульяновском училище . А потом началась война, я совсем не думал о своем «партийном статусе» а честно выполнял свой долг на передовой, и только в августе сорок третьего года , после моего возвращения из партизан, случайно обнаружилось, что я три года «хожу в кандидатах». Меня вызвали к начальнику политотдела дивизии и вручили партбилет.

Г.К. - Как Вы лично относились к политработникам своего полка?

Б.М.- Я на них старался не обращать внимания, они занимались своим «партийным делом», а я - своей работой связиста . Одно время был у меня в роте политрук Жарковский, украинец. Этого человека можно было охарактеризовать только одним словом - «суперсволочь». Доносчик, антисемит, мародер. Полный набор… И когда Жарковский подорвался на мине, мне его не было жаль…

Г.К. - В 1944 году Вы попали служить в пограничные войска. Как это произошло?

Б.М.- В начале января сорок четвертого у нас в дивизии была эпидемия сыпного тифа, которая не обошла стороной и меня. Отвезли в армейский госпиталь, но там , во время лечения, произошло резкое обострение - появился возвратный тиф.

Из спинномозгового канала мне несколько раз откачивали шприцами жидкость, это была очень болезненная процедура, и при каждой из них я от боли терял сознание. Потом меня перевели в другой госпиталь, и только в мае 1944 года я был выписан из госпиталя и откомандирован в Москву в резервный офицерский полк Главного Командования Красной Армии, расположенный на территории ВДНХ СССР. В этот полк направлялись офицеры после излечения в госпиталях.

Прибыли в этот полк вместе с товарищем старшим лейтенантом Анатолием Ремпинским, с которым мы подружились в госпитале, сдали документы в отдел кадров. Нам выделили место для жилья в казарме , и предупредили, что нельзя отлучаться за пределы Москвы. Подразделения резервного полка комплектовались по воинским званиям - «батальон лейтенантов», «батальон капитанов», и так далее. В Москве я был впервые, и каждый день, мы с Анатолием выходили в город, стремясь узнать как можно больше столицу нашей Родину, за которую я воевал в 1941 году. За короткий срок мы посетили Третьяковскую галерею, ряд других музеев, Большой театр. Прошло две недели моего пребывания в резервном полку. Однажды утром, выходя на построение, я услышал объявление по полковому репродуктору - «Капитан Межебовский Борис, срочно явитесь в комнату №7 на втором этаже штаба». Пришел туда . Длинный стол, покрытый зеленым сукном, за которым сидело 7 офицеров, в том числе два генерала. Я четко представился и ответил на несколько вопросов. Мне сказали, что я нахожусь на мандатной комиссии МВД СССР по отбору офицеров в пограничные войска.

О погранвойсках я тогда почти ничего не знал. Офицеры комиссии переговорили между собой , и один из них сказал, чтобы я подождал в коридоре.

Вскоре меня вызвали обратно в комнату, и председательствующий комиссии мне объявил, что я зачисляюсь в кадры Пограничных Войск, и направляюсь служить на должность командира роты связи погранотряда в Ленинградский округ по охране тыла, и что все соответствующие документы мне выдадут в штабе Резервного полка. Я вышел недовольным таким назначением, все мои планы, вернуться в свою дивизию, были разрушены на корню.

Спросил у товарищей офицеров - «Что, я , связист, буду делать в погранвойсках?». Мне отвечали - «Про финскую границу ничего не знаем, а вот если бы ты в Азию попал, то там не только фуражки зеленые, там тоска зеленая!»…

И уже следующим утром я уехал в Ленинград. Так неожиданно, фактически, закончилась моя служба в Красной Армии , и начался новый этап в моей военной карьере, продолжившийся 17 лет - служба в погранвойсках. Приехал в Ленинград, в штаб Ленинградского пограничного округа на улице Каляева 17. Начальник отдела кадров сразу направил меня к начальнику связи погранвойск округа к полковнику Капустину. Он мне сказал, что я назначаюсь командиром роты связи 107 -го погранотряда , который формируется в Сестрорецке, перед выходом на охрану Государственной границы с Финляндией, подробно объяснил об особенностях работы средств связи на границе и о моих обязанностях по службе.

Г.К . - Если я правильно понял, погранотряды были сформированы еще до окончания боевых действий на финском участке фронта?

Б.М.- Да. Уже никто не сомневался в нашей неизбежной победе над немцами и финнами, и погранчасти были готовы к выходу на границу уже в начале лета сорок четвертого года. Отряд был сформирован из кадровых пограничников довоенного призыва и молодых местных призывников 1925-1926 годов рождения.

В погранотрядах случайных людей не было. Отборные солдаты, грамотные ребята, у подавляющего большинства пограничников образование10 классов.

Нашим погранотрядом командовал полковник Андрианенко, а начальником связи был майор Величко. Он ввел меня в курс дел.

Г.К. -Как происходил выход на Государственную границу?

Б.М.- По мирному договору с Финляндией , она была обязана постепенно , к установленному сроку освободить территорию Карельского перешейка до линии прохождения новой границы между двумя странами. Наше выдвижение на новую границу заняло около трех недель, выход к рубежам происходил поэтапно, с остановками на отдых и корректировкой задач подразделений отряда. К этому времени все финское население было эвакуировано вглубь Финляндии. Охрана границы на перешейке была возложена на два погранотряда , на наш 107-й со штабом в городе Энсо ( переименованный впоследствии в Солнечногорск), и 102-й, дислоцировавшийся левее нас, со штабом в городе Выборг.

Г.К.- Шли по «выжженной земле»?

Б.М. - Ничего подобного. Отступая, финны оставили в целости и сохранности все здания города Энсо, все коммунальное хозяйство функционировало без перебоев. Во многих домах были оставлены даже нарубленные и аккуратно сложенные дрова, консервированные овощи и грибы, веники для бани и многое другое.

Ничего они, при отходе , не жгли и не рушили.

Штаб отряда и его подразделения разместились в свободных зданиях, каждый офицер и сверхсрочник получил, на одну семью, отдельную хорошую квартиру. Осенью сорок четвертого в Энсо были созданы органы местной власти, и был разрешен въезд гражданского населения. Многим беженцам из Ленинграда не давали разрешение на возвращение из эвакуации в город на Неве и в добровольно - приказном порядке предлагали селиться в Карелии. Люди соглашались.

От Выборга до Ленинграда меньше восьмидесяти километров и люди надеялись со временем вернуться в свой родной город. Но вместе с тем был введен и особый пограничный режим для гражданского населения.

Г.К . - Дисциплина в погранчастях сильно отличалась от таковой в стрелковых армейских дивизиях?

Б.М. - Разница была чувствительной. Не позволялось малейшего отстуления от буквы устава . Это я понял уже в первые дни службы в погранчастях.

Приведу пример. Подходим к границе . По дороге множество мелких озер полных рыбы. На фронте, нарвавшись на такое озеро, бойцы сразу начинали глушить рыбу гранатами, и это считалось в порядке вещей. А у пограничников подобное считалось ЧП. Когда мы шли занимать рубеж границы, мой электромеханик радиовзвода Андреев нашел на отдыхе старую лодку, положил в нее где-то ранее найденную и припрятанную мину, присоединил к ней бикфордов шнур, отплыл с этим опасным грузом немного от берега озера и поджег шнур.

Раздался взрыв, вся поверхность озера покрылась огромным количеством мертвой и оглушенной рыбы. Пограничники стали набирать рыбу в мешки. И тут появилось начальство, выяснять в чем дело. Андреев был немедленно арестован, отправлен под конвоем в Ленинград и к нам больше не вернулся. На меня и на командира радиовзвода Пищика сразу были наложены дисциплинарные взыскания.

Такие вот порядки были в погранвойсках.

Г.К. - Чем детально занимались связисты в погранотрядах?

Б.М.- Погранотряд состоит из 3-4-х комендатур. В комендатуру могут входить до восьми застав, в зависимости от протяженности и характера охраняемого участка границы. Участок заставы мог быть три километра, а мог быть и десять километров границы. Помимо КСП ( контрольной следовой полосы) была протянута проволока с сигнализацией , подключенной к специальной аппаратуре «Клен». Участок границы заранее делился на 10 «отрезков» на каждом фланге. Так эта аппаратура при срабатывании сигнализации моментально показывала - где , на каком точно месте и в какую сторону - произошло нарушение границы.

На каждой заставе имелась телефонная связь, рации были только на больших или на сильно удаленных заставах. На каждой заставе было отделение связи, в комендатуре был узел связи, в погранотряде - рота связи.

По линии границы была проведена телефонная связь с заставой , и старший пограничного наряда имел с собой телефонную трубку. На определенных участках он был должен подключаться к линии и выходить на связь с заставой.

Если этого не происходило вовремя, то сразу высылалась «тревожная группа», или вся застава подымалась « в ружье».

Г.К.- Ваш участок границы считался спокойным?

Б.М. - В общем , да. Ничего такого, неординарного, там не происходило.

Но в 1949 году меня перевели служить начальником связи погранотряда в Армению, в 40-ой погранотряд, со штабом в городе Арташате.

Вот здесь нарушения границы и вооруженные стычки с нарушителями были делом обыденным. На участке границы действовали контрабандисты.

И была еще одна группа «нарушителей». Сразу после войны в Армению репатриировались со всего света тысячи армян диаспоры.

Многим из них не понравились порядки в Советской стране, но вернуться «в страну исхода» они уже не могли, при товарище Сталине за подобное желание, высказанное вслух , дорога была в лучшем случае в одно направление - в Сибирь - матушку. Наиболее отчаянные головы из репатриантов решались на переход границы, и, как это нередко случалось, шли группами и с оружием, открывая огонь по пограничникам в случае обнаружения.

Г.К.- Как сложилась судьба Ваших родных во время войны?

Б.М. - Еще в конце войны я узнал, что мои родители, сестры и самый младший брат были расстреляны фашистскими палачами в сентябре 1941 года.

В августе 1946 года мне дали первый в моей жизни отпуск. На «пятьсот- веселом» поезде, доехал до Киева, где жили сестры отца, погостил у них несколько дней, а потом отправился в родное село. И когда я подъехал к нашему бывшему дому, то был шокирован увиденным…На месте дома, стояли руины, все строения вокруг были разрушены, а наш сад вырублен. Несколько бывших соседей по улице, увидев военного на развалинах дома, подошли ко мне , но не сразу узнали.

Они мне рассказали о судьбе моих родных. Еще в июле сорок первого года правление колхоза решило эвакуировать евреев из села, зная, что их ждет, в случае прихода немцев. Мой отец получил повозку с тремя лошадьми поехал в сторону Днепра. А тех, кто не решился на эвакуацию, ожидала горькая участь . Уже 15-го августа 1941 года состоялся первый расстрел евреев в селе. На окраине , пленными красноармейцами были выкопаны заранее две ямы.

Привели к вырытой яме 50 евреев, которых расстреляли местные полицаи. Руководил расстрелом единственный немец, фельдфебель , сидевший за столиком с бутылкой самогона и закуской. Последним евреем, расстрелянным в местечке Ковшеватое , был человек по фамилии Каган, выходивший из окружения.

Он долго скрывался, но его выследил и выдал полиции , его бывший сослуживец, ставший предателем, Леонтий Ясиноватый, который за это преступление получил после войны срок - 10 лет тюрьмы.

А мой отец с семьей доехал до села Гельмязово Золотоношского района Полтавской области, но уже в сентябре немцы оккупировали этот район.

Согнали в Золотоношу 12.500 евреев, и расстреляли.

Я стал узнавать о судьбе моих товарищей и одноклассников. Погибли на фронте два брата Кагана, Шай Блиндер, Хоменко Федя, Иван Козубовский, братья Маковецкие, и многие другие. Нашел живым своего друга детства Владимира Котенко, на долю которого выпали тяжелейшие испытания войны. Летом сорок первого года, во время разгрома 12-ой Армии , он, дважды раненый, попал в плен , в Уманскую яму, но смог бежать и снова влиться в ряды действующей армии.

Также бежал из немецкого концлагеря Леонид Каган (Серебряков). После поражения войск Юго - Западного фронта он прошел по немецким тылам 1500 километров, был в 4-х лагерях смерти , но бежал из плена и воевал в партизанах. Саша Каган , военный моряк - курсант, был тяжело ранен, воюя в составе 68-ой отдельной бригады морской пехоты, но остался в живых.

Тогда я узнал о многих односельчанах вернувшихся с войны и павших на ней.

Написал об этом своим братьям.

Мой брат Григорий, 1922 г.р., был на фронте командиром САУ, старшиной, награжден пятью орденами, среди которых два ордена Славы.

После войны он оставался на сверхсрочной службе, и когда Гриша решил демобилизоваться, то его, как самого «старого» ветерана полка, провожали на «гражданку» с большими почестями: построением почетного караула, выносом боевого знамени части и оркестром. После демобилизации он жил в Киеве, и умер в 1974 году от старых фронтовых ран.

Младший брат Арон (Сеня), 1924 г.р., начинал войну под Сталинградом, тоже связистом, дошел до Кенигсберга, стал сержантом, был дважды ранен и дважды награжден орденами, а также медалью «За Отвагу».

Г.К. - До какого года Вы прослужили в ПВ СССР?

Б.М.- В марте 1949 года меня перевели служить из Карелии в Армению, здесь я стал майором и начальником связи погранотряда. В январе 1953 года командование пограничного округа меня рекомендовало для поступления на заочное отделение Московского Военного Института имени Дзержинского. В апреле того же года я успешно сдал экзамены и был зачислен слушателем 1-го курса института, который закончил с отличием в 1958 году.

В 1960 году началось очередное «хрущевское» сокращение армии, которое затронуло и пограничные войска. В связи с этим, в июне 1960 года, меня вызвал начальник войск округа генерал Пискунов и предложил, вместо возможного увольнения из войск с занимаемой тогда должности старшего инженера отдела связи округа, перейти на более низкую должность - снова начальником связи погранотряда. Я отказался и в возрасте 40 лет, имея в наличии высшее военное образование, был уволен в запас. И я остался жить в Армении, связав с этой прекрасной республикой всю свою дальнейшую жизнь.

Работал старшим отдела электросвязи в республиканском министерстве связи, начальником отдела междугородной телефонно - телеграфной связи, ученым секретарем и заместителем председателя правления Республиканского НТО радиотехники, электроники и связи.

44 года - большую и лучшую часть своей жизни я прожил в солнечной Армении, рядом с добрым, трудолюбивым, талантливым, благородным и многострадальным армянским народом, и эта страна, и ее народ оставили в моем сердце самые наилучшие впечатления.

Г.К.- Какой эпизод войны наиболее дорог Вашей памяти?

Б.М.- Бои под Москвой осенью 1941 года. Нам некуда было отступать, решалась судьба нашей Родины. Солдаты, верные присяге и воинскому долгу, сознательно шли на смерть, на самопожертвование ради своей страны. Помните о них…