Партизаны

И вдруг из объятого пламенем дома вышла моя бабушка Бейла-Рохл, вся в огне , и пошла прямо на немцев. Крики и смех: - Смотрите на горящую ведьму! а она, очень медленно, шаг за шагом, приближалась к ним. Никто не стрелял. И тут, господин гебитскомиссар Эррэн, правой рукой выхватил "парабеллум" из открытой кобуры и выстрелил в бабушку три раза. Медленно, на наших глазах, горящий клубок свалился на землю... Мы были уверены, что наступает и наша последняя минута, обнялись на прощание. Думали, что наша семья уже задохнулась в убежище... Трупы бабушки и брата во дворе... Горит наш дом, хоть к счастью, ветер не в нашу сторону.

Сказать, что на территории Западной Украины местное население массово  вступало в ряды «красных партизан» - было бы сильным преувеличением… Был  приток добровольцев, но не массовый, хотя были случаи, как например,  наш отряд совершил ночью налет на станцию, где под охраной немцев и  венгров стоял эшелон с украинской молодежью, угоняемой на принудительные  работы на Запад. Мы охрану разогнали, освободили ребят из зарешеченных  вагонов, и часть парней пришла с нами в отряд, чтобы воевать в  партизанах.

Потом раздалась громкая команда по-немецки, генератор заработал сильнее, и мы все стали падать в яму. Видимо, я потерял сознание. Придя в себя, я не мог понять, живой я или нет... Постепенно сознание возвращалось ко мне, я понял, что придавлен человеческим телами, так как не могу пошевелиться. Я стал медленно пробиваться наверх через груду трупов, увидел над собой ночное небо, вспомнил, что когда мы падали в яму был ясный день, а сейчас - ночь. Вокруг был тишина, С большим трудом я выбрался из ямы и пополз от нее в сторону.

До августа 1944-го года пробыл на броне, постоянно просился в армию, но  меня не брали, потому что я был хорошо знаком с первым секретарем  Любанского райкома партии Минской области, это был наш комиссар бригады  Смирнов, ранее бывший комиссаром нашего отряда. Ну, я так думал, старший  брат Адам погиб еще в сентябре 1942-го года на Ленинградском фронте,  мать немцы убили, прижгли ее в землянке, когда она в лес ушла. В деревне  все дома спалили, там проходила вторая линия обороны партизанской зоны.  А мне шел двадцать первый год, стыдно людям в глаза смотреть, молодой  еще, не брился, еще усы не начали расти, а хожу себе в тылу. Подаю  рапорт на добровольную отправку на фронт, но военкомат меня не берет,  говорят одно – бронь. Один раз, второй к первому секретарю райкома  Смирнову подходил, но тот отвечал одно – нельзя всем на фронт, надо  восстанавливать народное хозяйство. Ну, я смотрю, что тут дело не  пойдет, а в Красную Армию надо идти, иначе кто же будет добивать врага,  если мы в 20 лет будем отсиживаться в тылу. Пристраиваюсь к отряду  мобилизованных и ухожу с ними.

На дороге показалась колонна из восемнадцати машин. Никто не открывает огонь, пока не начнет стрелять первый взвод. Они должны были подбить последнюю и первую машины, потому что в них в кузовах сидела пехота с автоматами в качестве охраны колонны. Смотрю. Только последняя машина появилась из-за поворота и заехала на мост, как по ней открыли огонь. Били по кузову. Немцы не успевали выскочить, их расстреливали на лету. Дальше присоединились остальные. Я, к примеру, стрелял по машинам за мостом.

Староста поселка Знобь-Новгородское по фамилии Сес работал на партизан, а  у него была дочка Татьяна, моя подружка. Она рано утром выходила на  речку, я появлялась из леса и запоминала все данные: где находились  немцы, каковы у них планы. Отец с помощью полученной информации смог  организовать диверсию на железнодорожной станции, через которую каждый  день следовали немецкие поезда на фронт. Группа подрывников в составе  трех партизан взорвала мост, и в результате взлетел на воздух целый  состав с вооружением и людьми.