Танкисты

И тут я заплакал… Ни боль, ни потери, ни страх не были причиной этих слез. Плакал от осознания трагедии отступления, свидетелем и участником которой мне пришлось стать, от страшных мыслей, что все наши жертвы были напрасны… Я плакал оттого, что у меня даже нет гранаты взорвать себя вместе с немцами. Плакал от самой мысли, что немцы уже на левом берегу Днепра.

На Зееловских высотах 16 апреля 1945 года мне довелось подбить гитлеровский "тигр". На перекрестке два танка сошлись лоб в лоб. Я был за наводчика, выстрелил первым подкалиберным снарядом и попал "тигру" под башню. Тяжеленный броневой "колпак" отлетел, как легкий мячик.

Помню, когда рвались к Кенигсбергу, наш батальон шел походной колонной по шоссе. С одной стороны склон, с другой болотистая низина, и вдруг нарвались на засаду. Немецкие орудия с бугра подбили у нас первую и последнюю машины, но мы стали рассыпаться и отстреливаться. Я скатился вправо, и тут меня прошило насквозь, но все остались живы. Вот что значит с близкого расстояния... Тогда из десяти машин мы, кажется, потеряли четыре. А когда взяли немецкие позиции, то оказалось, что артиллеристы были прикованы к пушкам...

Нужно проехать мимо дома Гестапо и въехать в первые ворота, ведущие парк и по аллее ехать в сторону рейхстага. Посыльный от командующего армией садится на танк, как сопровождение. Они впереди, за ними танки батальона. Мы видим, как они проскакивают первые ворота, видимо не заметив их, движутся дальше ко вторым мимо здания театра Король-Опера, находящегося в руках у немцев. Вдруг со стороны этого театра выстрел, и танк загорелся сразу. На наших глазах в 50-ти метрах горит танк, где девочка, где ребята, которые поехали за героями, и мы ничего не можем сделать... Они все выскочили, но видимо был пробит бак, они облиты все дистопливом, в пламени...

В районе сосредоточения этот Костин молодых собрал и рассказывает, как он воевал под Сталинградом: "Знаете, у КВ броня - во! Однажды немцы как дали болванкой, смотрю, болванка красная и лезет, и лезет через броню. Я схватил кувалду, как врезал по ней, так она и отлетела". Молодежь слушает его внимательно - ребята еще не были на фронте.

Мы на плотах двинулись через реку, но на середине Днепра нас заметили, стали бить из минометов по воде, и стрелять по нам из пулеметов с высокого противоположного берега. Мы достигли правого берега, поднялись под плотным огнем в атаку и захватили часть немецкой траншеи на бугре. Радист передал, что плацдарм захвачен, и из бригадных тылов стали перебрасывать через реку всех, кого наскребли на расширение плацдарма. Вслед за нами переправился сводный торяд, под командованием командира минометного дивизиона , еврея из Белоруссии майора Герчикова, состоявший из бригадной роты автоматчиков и "сборной" со всех тыловых подразделений. Пока к нам на помощь подошла пехота из какой-то стрелковой дивизии, мы за двое суток отбили 12 немецких атак, и дважды немецкие танки врывались на наши позиции, и просто стирали наши окопы своими гусеницами. Артиллерии с другого берега била и по танкам, и по нам...

И когда немцы начали слабеть, наш корпус и другие части пустили в наступление. Объезжая подбитые танки, мы рванулись вперед. Нашему экипажу пришлось туго под Прохоровкой. Тяжелые фугасные снаряды сорвали с машины все крылья и фары и все, что плохо лежало – хорошо, что мы сняли вовремя десант. Самое плохое, что как только мы ринулись в бой, у нас сорвало гусеницу и пришлось во время боя обуваться, но хорошо тренированный экипаж без особого труда справился с этой проблемой.Я первый раз очень боялся, думал, что следующий снаряд попадет прямо в мой люк.

В одном из боев в мой танк попал снаряд, болванка. У немцев к тому  времени, как мне кажется, практически не осталось в противотанковой  артиллерии традиционных бронебойных снарядов, они использовали так  называемую «болванку». Снаряд той же формы, что и бронебойный,  выточен  из стали. Но если бронебойный снаряд осколками поражал весь экипаж и  оборудование при взрыве, то болванка пробивала броню, и то, что на своем  пути встретила, то и уничтожала. Болванка пробила нам борт,  механика-водителя Мартыненко перерезала пополам, убила стрелка-радиста  Потапова, они рядом сидели.

Потери большими были. Бывало и такое, что от всей роты оставалось 5-6 человек. А рота - это соединение, слава Богу! Нас в бой гнали как живое мясо. Вспоминаю такой случай. Теплым летом мы наступали на какой-то город. Я забыл, как он назывался. Когда вошли, немцев в городе вроде не было, решили, что все хорошо. И сказали: "Ну, давай привал делать, сейчас кухня подъедет". Ну и расположились на отдых, постирали и развесили майки, портянки, кто чего. И вдруг откуда ни возьмись - по нам ударила авиация. Потом ихние танки с крестами появились. Стало страшно! И мы побросали свои портянки и побежали. А там проходила железная дорога и была насыпь. Мы подумали, что спрячемся за насыпью и будем отстреливаться. И знаете, сколько там наши своих убивали?

Прибыв на место, мы стали оборудовать позиции:  вырыли капонир, закопали  танк, привели его в боевую готовность № 2: два человека внутри танка,  остальные на отдыхе. И только через несколько дней нам дали приказ  двигаться вперёд. Немец тогда здорово отступил, мы догоняли его больше  суток. Вышли к берегу Вислы. Там стоял понтонный мост, по которому  двигалась и техника и войска. Мы как-то замешкались, и от своей колонны  отстали. Чтобы догнать своих, командир принял решение переправляться  прямо по льду. Лёд тогда ещё не окреп, и мы почти сразу провалились.  Внутрь вода не попала, но выбираться нам пришлось через верхний люк.  Вскоре подъехали ребята на танке, кинули нам трос, попытались вытащить.  Но трос только рвался раз за разом, несмотря на то, что его толщина была  более 30 миллиметров. Стали кидать под гусеницы всё, что имелось под  руками, но только перемалывали в труху. И тут нам повезло: подъехал  специальный танк из ПРБ (полевой ремонтной базы), у которого имелась  лебёдка. Он и вытащил нас на берег.

И пока мы приходили в себя и выясняли обстановку, в это время наш танк  получил мощнейший удар и раздался взрыв – как мы потом поняли, в нас  выстрелили из «панцерфауста», для танка самая пакостная штука. Попал он в  трансмиссию, после взрыва перегородка, отделяющая боевое отделение от  мотора, вылетела, и на нас хлынул поток большой температуры, который  развивается при выстреле из панцерфауста. Стало горячо, как будто на  поверхности солнца. У нас в баках было танковое топливо газойль марки  «Э», оно полыхнуло и все это дело хлынуло внутрь.

Числа я уже не помню, запомнилось лишь, что стоял прекрасный солнечный день. Мы наступали, как вдруг немцы неожиданно перешли в контратаку. Но наша пехота открыла плотный огонь и немцы залегли. Лишь одна их «четверка» - Т-4 быстро приближалась к нашим позициям. А наш танк стоял замаскированный в кустах, и оказался незамеченным во фланге у немца. Причем довольно близко. И у меня мгновенно мысль – нужно таранить! Только успел спросить Шинкаренко: «Делаем таран?» - «Делай!» Рассчитал, и сбоку ударил своей серединой в его ведущее колесо. Оно сразу в дугу, фактически вывернул его - он встал.

До центра Берлина уже оставалось совсем не много где-то три километра, когда путь полку преградил канал. Он был не широкий, метров тридцать всего, но одетый в гранит, с отвесными берегами. Мостов через канал практически не осталось, но в нашем распоряжении остался Горбатый мост на Потсдамштрассе. Он был заминирован и пристрелян. Саперам удалось его разминировать. Но как его преодолеть? Мы обложили один танк дымовыми шашками. Мыслилось так, что немцы растеряются на несколько десятков секунд и дадут танку проскочить, а во-первых танк дымом прикроет атакующую пехоту.