Разведчики

Приехали покупатели, и нас – молодежь, отобрали в отдельный армейский разведбатальон. Я был самым молодым, в сентябре исполнилось семнадцать, а самый старший был наверно года семнадцатого, восемнадцатого. В мирное время, чтобы стать разведчиком нужна тщательная подготовка, там же ни какой подготовки не было, разбили по подразделениям, по ротам, по взводам. На задания ходили по отделениям, это отделение туда-то, другое туда-то. Давали время на подготовку, офицеры разведуправления знакомили нас с картой участка фронта, где мы должны были переходить линию фронта, и с маршрутом. Если надо они выезжали с нами на передовую, изучали день, два, а то вот последний раз даже три дня сидели, следили за передним краем, где можно перейти линию фронта. Но это был уже 1942-й год, линия фронта за зиму стабилизировалась, и было очень, очень сложно перейти. А первые два захода мы делали ещё в 1941-м году, тогда более свободно было. Командовали отделениями кадровые сержанты, они были более подготовлены, а я самый молодой мальчишка, выполнял только их команды и распоряжения. Вся надежда была на них, и не дай Бог, чтобы случилось с командиром группы, хорошего мало бы было. Группы состояли из семи – восьми человек, но не меньше шести и не больше девяти.

После Новгорода я попал в 239 дивизию разведчиком, а в июне 1944 г. мы брали Остров. Мы пошли в разведку боем и ворвались в штаб врага. Штаб располагался в зарытой в котлован цистерне, у которой было две двери, труба из кирпича для маскировки, провода, антенны. Нас было 7 человек, мы сразу оборвали провода телефонной связи и антенны для работы рации, ворвались в котлован и оказались перед открытой дверью в штаб-цистерну. А вторая дверь была закрыта. У товарища была противотанковая граната, он вырвал чеку и замахнулся...

Заходящее солнце насквозь просветило своим светом куст, высвечивая пышные грозди спелых янтарно- красных ягод. Мне так захотелось нарвать ягод лесной красавицы. Командир сначала отказал, а потом говорит: - Иди, но будь осторожен! Я взял в одну руку пистолет, другой наклоняю ветки. Смотрю: такая спелая гроздь, сама в рот просится. Я подошёл поближе, потянулся, рукой с пистолетом раздвинул ветки чтобы удобнее было сорвать кисть… Смотрю - с другой стороны куста за этой веткой тянется фашист и мой пистолет оказался прямо перед его лицом.

Старшим группы был такой человек, что я его боялся больше, чем немцев. (Смеётся). Он говорит: «А, ты новичок, давай, веди нас по компасу, а я буду проверять, правильно ты идёшь или нет». Ну, я повёл. А нам, в период обучения говорили, что немцы иногда натягивают проволоку и минируют её. Если ты идёшь, зацепил ногой проволоку,то тут же рванёт. Я шел впереди, и хорошо, что у меня сапоги были подкованы. Получилось так, что я подковкой задел проволоку, слышу, цокнул металл. И я тогда ногу назад, и нащупал, нащупал этот провод. Я присел, и мои товарищи тоже присели, я им машу подойти, а они боятся. Потом я их всё же подозвал и объяснил, что нужно нащупать этот провод, переступить его и тогда двигаться дальше.

При мне оставались две гранаты и наган. Я прижал немца, думаю выстрелить, но слышу: немцы-то уже наверху – услышат и сейчас меня схватят. Я его – наганом, несколько раз, в висок. Когда он захрипел и осел на корточки, я вскочил ему на плечо, другой ногой – на голову и выскочил из траншеи. Бегу и вижу, что дорога к своим перекрыта – когда разведчики побежали, то немцы обнаружили наш проход и начали по нему лупить. А тут ещё идут четверо немцев: так спокойно идут к проволоке, а мне деваться некуда, рогатки с проволокой высокие, в два ряда.

Дальше мы должны были там, на Муху, разведать, что там происходит, какие  силы немцев там и сколько их находится, и ждать после этого наступления  наших войск через пролив. Вот такое задание было нам дано. То есть, мы  должны были передавать нашим войскам с радиостанции, что происходит на  Муху, сообщать о том, где какие у немцев там есть огневые точки, сколько  и какие силы там немцев вообще находятся. Короче говоря, задание было  ясное: передать все эти данные на Большую землю по рации и ждать  наступления наших. В группу эту меня и включили.

Один раз мы чуть не попали к немцам в плен. Получили новые шестиколёсные  английские броневики. А они сами неширокие, но высокие и от этого – не очень устойчивые. Где-то мы, наверно, зарвались, я стоял в башне, вижу:  заправляются танки, думаю – наши, а это оказались немецкие. Пока  развернулись… Нас спасло только то, что танк не мог стрелять потому, что  он заправлялся и при этом загораживал нас от других. Мы припустили на  всю катушку, пока они разворачивались, мы на горку, за поворот – и всё. А  так бы могли пропасть.

Когда, кажется, осенью мы переправились через Нарву, то проходили места  ожесточенных боёв. На протяжении семи километров лежало очень много  наших погибших солдат, убитых лошадей и немцев. Дышать было тяжело.  Запах разложения лежащих повсюду трупов мешался с запахом горелого мяса,  шедшим из сгоревших землянок. Воздух весь был заражен.

Мы подошли к Кенигсбергу в январе 1945 года. Долго готовились к наступлению, долго не могли взять "языков". У немцев были очень хорошие позиции: стояло 8 поясов обороны с такими огромными ДОТами. Поэтому достать их очень было сложно. Лично я участвовал в поисках "языков" на флангах при наступлении дивизии. В моем распоряжении была рота разведки. Пока наши войска готовились и подтягивали артиллерию, мы, разведчики, разведывали передний край и, в частности, расположение ДОТов. Потом заносили все это на карты. Помню, с ротой мне дали задание: "Во что бы то ни стало добыть "языка"! Несколько суток, и днем, и ночью, мне пришлось вести наблюдение за огневой системой противника.

Мне Ленька и говорит: "Слушай, снайпер стреляет по нашим". - "Где?" - Бой идет, ни черта не слышно. - "Да вот". И показывает, метрах в десяти в нашем тылу немец стреляет из винтовки в спину нашим пехотинцам. Видимо, когда немцев выбили, он остался. А у меня только нож, у Леньки ТТшник. Я ему говорю: "Стреляй!" Он стрельнул, и гильза осталась в патроннике. Остались мы совсем без оружия. Я к солдатам в траншею: "Дайте мне гранату". Гранаты такие были немецкие, маленькие, как игрушки. Увидел у одного, схватил, а он плачет и не отдает. Отнял гранату, даю Леньке, говорю: "Бросай". Он бросил, а я за ней. Выждал, пока взорвалась, и бросился на немца.

Я, как меня, учили, говорю: "Постройте взвод, доложите". Он искоса посмотрел на меня, но взвод построил. Я представился, сказал, что теперь я командир взвода. А мне 17 лет. Мальчишка! А всем разведчикам за 30! Причем, половина из них судимые, бандиты. Нормальных людей в разведку не брали. В разведку шли настоящие, героические люди. Я стал командовать, как меня учили. Старшина меня отозвал и говорит: "Слушай, лейтенант, ты ими не командуй. Тут все серьезные люди. Получишь приказ, приди, скажи... Все будет сделано. А так, ты их не трогай". Я понял, что мне надо учиться и учиться....

В день моего рождения. Нам приказали взять «языка» любой ценой. Немцы засели на лесистых холмах, приготовили укрепленные оборонительные рубежи. Чтобы обеспечить наш успех, слева от нас пустили разведку боем, сделали отвлекающий маневр. Человек 150, молодых ребят, из недавнего пополнения 1926 года рождения, на рассвете пошли в атаку, через минное поле. Мы видели, как они погибают, подрываются на минах.

Пошли в поиск. Девять человек. На нейтралке нарвались на немецкую группу идущую к нам в тыл. Случай на войне редкий, но вот нас угораздило вляпаться. Завязалась перестрелка, били друг в друга в упор. Двоих наших сразу убило. И тут не выдержали нервы у находившихся в передовых траншеях. И наши, и немцы, стали обильно поливать свинцом то место на нейтралке, где разгорелась схватка разведгрупп. Мы одного раненого немца подхватили и начали отходить, но неорганизованно, хаотично. Немцы тоже отхлынули. В свои окопы вернулись впятером. С нейтралки раздавались стоны и крик двух наших раненых товарищей и раненых немцев.

Групп порядочно было. При мне четыре группы погибло, особенно в 1942 году много. Группа Панина, группа Кучеренко (мы с ним в финскую были), Йемец уже в 1943 году погиб. Еще одна группа была, забыл. Это те, кого я непосредственно знал. А с той стороны кольца были еще группы, от Балтфлота. А при мне эти четыре группы, самые отважные ребята, погибли. Почему много в сорок втором погибало? Потому что мы еще не научились воевать.

Я смотрю, что дальше лежать нельзя, уже светает, и я приказал пулеметчику дать эту очередь. Он выпустил целый диск, а до этого было тихо! Задачей этой очереди было разбудить немцев, чтобы они выскочили из землянки, дать сигнал минометчикам и дать сигнал нашей группе, чтобы она ворвалась к немцам. Я был с разведчиками, они прыгнули в траншею, а я стоял на бруствере, только смотрел.