Артиллеристы

Командир батареи место взвода указал и к следующему взводу. А мы  окапываемся. Если успели – окопались, замаскировались и ждем атаки. Пока  атаки нет – надо ориентиры назначить. Пушки по ориентиру  пристреливаешь, там отдельное дерево, там отдельный дом, там то-то.  Пристрелял по этому ориентиру, и, если оттуда танки пошли – ты уже  знаешь, какой прицел, какая дальность, и даешь уже определенную команду.  Номер такой-то, дальность такая-то, ориентир такой-то. У меня во взводе  два орудия было, я только направление обязан дать, да «огонь»  скомандовать. Сам в ровике сижу, рядом командир орудия, а расчет за  пушкой.

Нас привели на Красную площадь, тогда снег шел, а у нас  настроение хорошее было – стрельбу не слышишь, канонаду не слышишь.  Куда мы попали? В рай попали! У нас такое ощущение было – когда не  слышишь стрельбу, канонаду – такое ощущение, что в другой мир попал.
Принимал парад Буденный, а командовал Артемьев. Сперва  пошли пехотные части, а потом мы – впереди наши 152-мм пушки-гаубицы на  тракторной тяге, а за ними мы. Тогда я впервые увидел Сталина,  Маленкова, Буденного. А ощущение было… Этот парад на нас так  подействовал… Казалось – это уже Парад Победы!

Но эти первые бои на реке Молочной… Это было что-то страшное… Вот мне,  например, пришлось провоевать на передовой двадцать месяцев подряд.  Просто так получилось, что с момента нашего появления в полку, нас ни  разу не отводили на отдых или переформирование. Ни разу! И конечно, за  такой большой период нам пришлось участвовать во многих тяжелых боях.  Взять, например, бои за Никопольский плацдарм и при форсировании Днепра.  Какие бои шли в Молдавии, а про то, что творилось в Венгрии на Балатоне  и под Секешфехерваром я вообще молчу… Вернее, я вам обязательно  расскажу, какие ужасы там творились. Но даже по сравнению с этими  страшными и кровопролитными боями, я считаю, что самый-самый тяжелый бой  у нас произошел именно на реке Молочной. И поверьте, я так считаю  совсем не потому что это был наш первый бой, совсем нет. Просто там  немцы успели построить чрезвычайно мощную линию обороны. А наши войска  вышли на этот рубеж сильно измотанными, ведь они прошли с боями большое  расстояние, поэтому четыре дня боев не дали особых результатов. И только  после перегруппировки удалось сломить сопротивление немцев. Но бой шел  такой жестокий, что за эти несколько дней противотанковый ров оказался  доверху наполнен телами погибших солдат…

В штабе всех прибывших разобрали, а мне говорят - «Сержант, отойди в  сторону, как ты здесь вообще оказался!? Зачем на калек присылают!?», но я  не растерялся, обошел строй сзади, и встал к своим товарищам во второй  шеренге. Пришли в 1961-й ИПТАП, где уже никто не задавал вопросов, и  меня зачислили во взвод управления полка.

У нас артполк был - пушки на конной тяге, а гаубицы на самоходных тягачах. А здесь, когда пришли формироваться, то мы полностью уже перешли на машины: получали Студебеккеры, Шевроле, Виллисы… И гаубицы на машины, и все пушки на машины - мы перешли на полную механизацию! Получили пополнение, материальную часть, - и поехали на Курскую дугу. Перед Курской дугой был Степной фронт, Воронежский фронт, мы стояли в обороне, а потом и нас бросили в бой.

Решив, что они уже покинули прилегающую к домику территорию, я решил выйти из укрытия. Спустившись с тахты, приблизился к двери, как вдруг, немецкий солдат открыл дверь. Я мигом спрятался за дверью. Немец, ничего не заподозрив, собирался выйти из домика, но вдруг заметил за дверью мои сапоги. Он закрыл дверь и заметил меня. Я, конечно, мог тут же застрелить его, но это было бы началом нашего конца. Он попытался заколоть меня штыком, и у меня не оставалось другого выхода, как двумя руками держа штык (у немцев он похож на охотничий нож), постараться, насколько это было возможно, удалить его от меня, не обращая внимания на боль и струящуюся кровь.

Расчеты, как правило, располагались уступом или в "шахматном порядке", в зависимости от условий местности, на расстоянии друг от друга с определенными интервалами, и даже если какое-то орудие было раздавлено немецким танком, то соседний расчет мог поразить этот танк выстрелом в бортовую броню. Тяжелый немецкий танк не всегда снарядом в лоб возьмешь, старались бить по гусеницам или заклинить башню, но в борт мы били и жгли "тигры" за милую душу...

Ну, это дело обычное, на войне такое нередко случалось, свои били по своим. Мы посмеялись, ускорили шаг, вернулись на свой НП. Докладываю о прибытии. Комбат, смотрит на меня с недоверием и спрашивает: - "Ты где был?" - отвечаю - "Там, куда вы меня послали" - "Не ври", и я снова пытаюсь объяснить, почему мы вернулись. Комбат снова - "Да я не об этом! Как вы оттуда выбрались!?". Оказывается, что четыре часа тому назад, немцы, переправившись через реку в двух местах, перекрыли проходы в "аппендицит", и все кто там находился, попали в "мешок"...

Главная сложность заключалась в том, что сильно берегли боеприпасы, разрешали выпускать только по хорошо видимой цели. Даже если есть цель, разрешение у командования надо спрашивать. Целая цепочка была: звонишь командиру батареи: "Вижу цель, можно открыть огонь?" Он в свою очередь спрашивает у начальства, можно ли открыть огонь, ему дают норму: "Выпусти 2-3 снаряда!" Каждый снаряд на учете.

Скоро новый 1942 год. Мечтаем, что, возможно, к празднику нам дадут кашу. Вместо этого получаю в подарок красивый шарфик, от которого исходит такой знакомый запах любимых маминых духов, напоминающий запах пара от шоколадного напитка, но более острый. Держу в руках шарфик, вдыхаю этот знакомый запах и вспоминаю маму, отца, сестру и брата, не сдерживая слез. Вот уже полгода ничего о них не знаю. Где они, живы ли? И так тяжело на душе! Под самый Новый год недалеко от нашей огневой позиции нахожу две передние ноги неизвестно когда убитой лошади. Разрубили на куски и начали их варить в ведре в надежде, что получится жижа, подобная холодцу и можно будет погрызть кожу, ибо мы предварительно ноги осмолили на костре.

Вечером 22 июня у нас должен был быть выпускной вечер, но он не состоялся т.к. в шесть часов вечера был налет немецкой авиации, и у нас в Пуховичах разбомбили военный городок и нефтебазу. Никакого страха тогда у меня еще не было, я даже с интересом наблюдал, как самолеты сбрасывают над нашей головой бомбы, за что меня отец обматерил, тогда я первый раз в жизни услышал от него такие слова… Военные были в лагерях, поэтому в городке погиб только один человек, зато нефтебаза горела два дня.

Еще когда нас бомбили в нашем селе, уже тогда стало страшно, а на передовой было еще страшнее... Ведь никакого понятия не имел, что делать, где прятаться... Но ничего, опытные солдаты помогали, подсказывали, и постепенно втянулся, стал соображать, что к чему.

Большинство людей, осознанно воевало против немцев, за свою землю, а не за коммунистов или за Советскую власть. Тем более это относилось к евреям.