- Я родился в 1921-м году в Москве. В 36-м году у меня отца арестовали и нас выслали из Москвы, и в 37-м году мы приехали на южный Урал. Там я школу кончал, потом в техникум пошел, - а потом война началась. Мне тогда было 20 лет.
А.Д. - А было какое-то предчувствие, что война начинается?
- Да, было, конечно, я чувствовал. Примерно в 40-м году я уже думал: "Война начнется, война наверное будет". Такое предчувствие было у всех.
А.Д. - Перед войной стало легче жить или нет?
- Вообще свободно было, легко. В 39-м году началась Финская война, но призыв тогда был с 21 года. А как началась Отечественная война, начали с 18-ти лет брать, а потом даже брали и моложе, - и мальчишки попадали.
В 41-м году сразу много эвакуированных приехало в Гурзуф, наехало битком, - а это городишко маленький. Цены сразу прыгнули. Мать одна работала: что там на заводе - 200 рублей получала, а нас трое - все учились. Сначала меня директор лесохозяйственного техникума не отпускал, держал-держал, никак не давал: "Подождите, последний курс надо кончить". Ну а потом в военкомате, когда меня послали в военкомат: "Нет, мы вас опять вызовем через недели две". Жить было нечем. Мать говорит: "Иди, пока тебя тут маринуют, сходи хоть подработай немножко". Месяц-два надо чего-то делать. Меня взяли на завод и сразу дали бронь, и так с 41-го года меня держали до 42-го года. Когда под Сталинградом и Ленинградом стало туго, уже нас всех здесь с брони забрали. Я попал сразу в Киржач где формировались десантные дивизии, и попал в 5-ю Гвардейскую воздушно-десантную дивизию. Нас там было три стрелковых полка: 1-й, 11-й, 16-й, и один артиллерийский полк: 6-й артполк. Я попал в артполк, в его 1-й дивизион топографической разведки, топографом. И вот в этой должности я пошел проработал: воевал, собственно говоря.
До войны я учился в лесохозяйственном техникуме, - так что я с приборами работал: у нас и нивелировка была, и теодолиты. Я с приборами был знаком, и меня сразу взяли топографом, а остальных набирали тех, у кого десятилетка, и потом два учителя попали.
А.Д. - На формировании вас учили военной топографии?
- Нет, я сразу пошёл воевать.
А.Д. - У вас получилось так, что с 42-го вас взяли.
- В 42-м взяли сразу осенью. Начали нас формировать, начали занятия проводить: парашюты, карабин дали для знакомства, топографию, карты. Так и началась наша эпопея десантников - начали мы готовиться к прыжкам. Но прыгать мне не пришлось: нас сразу под Ленинград, на Северо-Западный фронт.
А.Д. - И сразу практически в бой?
- Ну да. Собственно, я был знаком с этим, все быстро понял.
А.Д. - А Вас больше использовали как стрелковую часть?
- Все эти полки - те стрелковые, а мы же артиллеристы. У нас были пушки и гаубицы. В январе мы пошли через Москву, нас на машине через Калининский фронт, и туда нас отправили, на Северо-Западный. Мы там Ловать форсировали, - где Старая Русса, Демьянская группировка. Вот там мы были уже в феврале, и пробыли по апрель 1943 года. А оттуда нас сняли и отправили на формирование, и мы поехали в Воронежскую Усмань, что под Ясной Поляной.
У нас артполк был - пушки на конной тяге, а гаубицы на самоходных тягачах. А здесь, когда пришли формироваться, то мы полностью уже перешли на машины: получали Студебеккеры, Шевроле, Виллисы… И гаубицы на машины, и все пушки на машины - мы перешли на полную механизацию! Получили пополнение, материальную часть, - и поехали на Курскую дугу. Перед Курской дугой был Степной фронт, Воронежский фронт, мы стояли в обороне, а потом и нас бросили в бой. Это было летом уже: июнь, июль. И наши батареи сразу начали бить по прямой цели, пушки пошли на прямую наводку. Танки, танки кругом шли, везде! Наши расчеты все побило. Много мы своих людей потеряли… Тогда командиры дивизиона собирают нас: "Надо пополнять расчеты". И так мы с одним связистом попали во 2-ю батарею, на второе орудие. И туда же попал ещё повар по имени Мезер. Ещё из топографов Ломилин Петя в какую-то другую батарею попал. Он, по видимому, погиб, потому что больше не вернулся. А я там месяца три провоевал заряжающим в расчете на батарее: с июля по сентябрь. Мы до Кременчуга дошли. В одном месте было тяжело. Мы стали, орудия поставили в подсолнухах и сразу черный пар начался, а кругом лесок. Но мы стояли в поле, - огромное поле кругом. Потом оттуда танки пошли, немецкая пехота… Мы начали огонь вести, эти танки нас засекли и начали бить. И попало по нашему орудию, подбило нас… У нас командир орудия погиб сразу, и наводчик. Мезер был длинный, высокий - метра два ростом. Он таскал снаряды, а я их закладывал - заряжал. Как начали бить они, и попало в нашу пушку - её перевернуло, колесо отбило, всю разбило. И вот этот Мезер упал. Он орал. Я ему говорю - "Ты прячь голову, ложись!" А он высокий, на коленки встал - ему зад и отрезало. Кровищи! Я бросился сразу с карабином в окоп, и мне только немного карабин рассекло, да руку немного задело.
Так мы остались без пушки, и командир дивизиона сказал: "Достать пушку где угодно, но чтобы пушка была!" Дальше мы нашли немецкую 75-пятку, и до Кременчуга с ней шли, - а потом получили новую пушку. Потом, после Кременчуга, меня опять забрали топографом в управление дивизиона. У нас сержант-топограф был, и я остался. Потом, когда по Украине шли, мы еще двоих получили в пополнение: это были два учителя. Мы прошли всю Левобережную Украину, всю Правобережную, форсировали Днепр, потом пошли в Молдавию. В Молдавии мы долго в обороне стояли: месяца три или больше держали оборону. А потом Саргеево пошли, мимо Кишинева прошли, через крепость Измаил, которую Суворов брал - это Дунай уже. Началась Ясско-Кишиневская операция, мы прошли Черчес, пошли на Румынию, прошли через Плоешти, Бухарест. Румынию мы быстро прошли, на машинах. Потом нас на поездах в вагоны погрузили, всю нашу дивизию, - и повезли в Тимушуары. Там мы вышли и пошли в направлении через Югославию, прямо на Венгрию: с юга на Дунай, и на Секешвекервар. Там было так же, как было на Украине: весной распутица, из чернозема пушки не вытащишь! Но все одолели, прошли, и попали с ходу на Секешвекервар. Это был вечер, почти ночь, темно было, и там начались жестокие бои, кровопролитные. После Секешвекервара мы пошли через Балатон, озеро Ленц или Еленц, на Будапешт - точнее на Буду, гористую часть Дуная. Пешт был уже освобожден, а в Буде сосредоточилась немецкая группировка. Немцы наступали, на прорыв шли, и наша дивизия держала оборону. Там было и внутреннее кольцо, а мы держали внешнее. И вот мы оказались на стыке между нашей 7-я дивизией и 5-й дивизией. Мы были как раз на стыке, когда держали оборону, и танки Гудериана прорвали её и пошли на Дунай. Там был очень сильный бой. Я там был, - там было ужасно…
Нашим солдатам, кого там взяли в плен, в кузнице разбивали головы на наковальне, убивали! Там издевательства были очень сильные… В этих боях часть немцев ушла, а часть была перебита. В Венгрии однажды было, что прорвались немцы в населенный пункт. Не поймешь: в одном доме мы, в другом немцы. А там стояла церковь, и вот мы и несколько разведчиков прорвались, на эту колокольню залезли, и корректировку огня вели, а кругом немцы были. Только видишь - они огонь, ну мы ответный огонь: мы нужную цель указывали и корректировку огня давали, оттуда, с колокольни. Такие вот случаи были.
После Будапешта через Шапронт мы пошли на Австрию: прямо с ходу наша дивизия пошла на Вену. К этому времени я стал командиром отделения, и мне дали двоих украинцев. Сначала я был солдатом, но уже в 1944 году, когда мы стояли где-то (забыл, где именно) меня посылали в училище учиться. Я не поехал, и мой сержант вместо меня уехал. И вот я занял его место.
Командиром нашего дивизиона был капитан Давыдов, - потом ему майора присвоили. В составе нашей дивизии организовался 13-й самоходный артдивизион, и он ушел туда командовать этим самоходным дивизионом. Это были танки без башен: открытые, брезентом накрытые пушки. И там он погиб. Когда брали мост через приток Дуная, немцы очень здорово держались, не пускали наши войска. И вот он на "вилиссе" хотел проскочить, но его снайпер снял, и так он там погиб. После него нашим дивизионом стал командовать старший лейтенант (потом он стал капитаном), который был начальником штаба нашего полка.
За Вену были очень сильные бои. И вот там такой у нас был случай: идет наступление, мы с разведчиками все время на наблюдательном пункте. Я все время там был, определял цели. Мое основное оружие было - стереотруба. У нас там было много различных приборов: там были и планшеты, и карты, чтобы собирать и готовить данные, но в основном мы были со стереотрубой. В один дом мы ворвались, и получилось так, что на одном этаже немцы, на другом мы. Не разберешь, не поймешь кто где. Дом был высокий, и мы были на 6-м этаже, где организовали наблюдательный пункт. Здесь и разведчики были, и я там был. Потом мне ночью звонят: "Срочно явись в штаб, приезжай". Я пришел туда утром: "Пойдешь с командиром дивизиона, будешь сопровождать его, покажешь дорогу. Он с ординарцем". Мы рано утром встали, был очень сильный туман, и мы пошли. А он был немножко трусливый, все прятался. Когда мы дошли до окраины города, пошли по домам, рядом вдруг раз - и оказался немецкий танк! Я кричу: "Танки идут!" Ординарец его хватает, - я бы в дом забежал, а он растерялся. И прямой наводкой прямо в него попал снаряд. Его разорвало в куски: собирали, - где рука, где нога?
А.Д. - А Вы в дом?
- А я в дом. Спрятался и ничего, проскочил. Туман был такой, прямо не видно ничего. Вот такой случай был!
Так что два командира дивизиона погибли: первый погиб и второй погиб. Но потом в конце концов мы взяли, освободили этот район и пошли дальше на юг, на Линц, вдоль Дуная. Там была переправа через реку Энц - это приток Дуная, и мы начали спускаться на машине туда, когда вдруг налетели наши "Илы". С той стороны были гористая, лесистая местность, а за рекой низменность: открытые луга и лесочки. Оттуда шли американские войска на машинах: на Шевроле, на Виллисах. И вдруг налетели наши "ИЛы" и начали переправу бомбить. Мы сразу развернулись обратно. Там были жертвы, конечно, но наш дивизион вроде ничего, уцелел. И вот там на этой переправе, когда мы, наша 4-я Гвардейская армия, встретилась с американскими войсками (3-й Армией Патона), оттуда нам передали нашего русского парня, 17-летнего Владимира Куц. Его сразу в СМЕРШ, начали допрашивать. Он, оказывается, мальчишкой в 14 лет с Украины был угнан в Германию, и там в Германии работал. Тогда всех угоняли в Германию. А когда начались наступления, наши подошли, и оттуда американские войска подошли - мы встретились. Он взял, сбежал, и попал к американским войскам, - а они его на транспортер посадили, и потом передали нам.
Вкратце, я воевал на Северо-Западном фронте, Степном, Воронежском, 2-м Украинском, 3-м Украинском - и все время я был топографом. Когда на прямой наводке, а когда на закрытых позициях, привязки батарее делал, но больше на наблюдательном пункте.
А.Д. - То есть основная Ваша задача - это привязка?
- Привязка батареи: давал координаты, адрес. Задача такая: привязка батареи, привязка наблюдательных пунктов всех командиров батарей. Три батареи у нас было. Вот основная моя работа - это привязка, схему я давал, а соответственно и координаты целей. Если на наблюдательном пункте цели засекали, то кладешь на карту и готовишь данные командиру дивизиона для стрельбы. Вот такая моя основная, рутинная работа все время была.
После Украины, с Украины пришло много новобранцев, пришло два учителя, они на повозке все эти приборы таскали, карты, а сам я все время там на переднем крае был.
А.Д. - На повозке или у вас машины были?
- У нас и машины были, и повозка была.
А.Д. - Вы готовили данные, а корректировкой огня кто занимался?
- Командир дивизиона, командир батареи, - они в основном. Мы готовили данные все время, а цели я засекал.
А.Д. - А как привязка делается технически?
- Засекаешь, берешь ориентир. Планшеты были, карты, а потом некогда там возится с планшетом, картой, прямо на глазок сразу ориентир засекаешь, точку ставишь, и готовишь.
А.Д. - То есть в основном это организация стрельбы?
- Да, чтобы вести бой, огонь вести. Вот это основная работа топографа.
А.Д. - Топографа в полку?
- Нет, мы при дивизионе. В каждом дивизионе был начальник, штаб был, разведка была два или три человека, а топографов у нас было четыре человека, радисты 2-3 человека, а связистов - их было много, человек 20. Это управление дивизиона. А в дивизионе у нас три батареи: две пушечных батареи и гаубичная батарея. В каждой батарее тоже свои подразделения.
А.Д. - А пушечные батареи какого калибра?
- 76-мм.
А.Д. - А какая дивизионная?
- Это и есть дивизионная. У немцев была 75-мм, а у нас 76-мм.
А.Д. - А у вас были какие пушки, ЗиС-3?
- Обычные, с глушителями. На танках прямые без глушителей, а у нас были с глушителем.
А.Д. - А гаубицы?
- А гаубицы 122-мм были. У них коробки были, но они тяжелые, здоровые. У нас эти пушки все время на прямой наводке, потому что все время - танки, танки. Особенно после Курской дуги: все время танки, самолеты, все время наши батареи на прямую наводку таскали.
А.Д. - Заряжающим Вы были несколько месяцев?
- Да, июль-август, Курская уже кончилась. Мы стояли во втором эшелоне, и она началась ещё без нас. Нас туда уже воткнули, потому что там были очень большие потери: нас бросили на подмогу, а те ушли на формирование. Людей много погибло и орудий, и вот мы туда и попали.
А.Д. - А сколько человек при проведении боя у пушки находится?
- Командир орудия, наводчик, заряжающий, подносчик и шофер.
А.Д. - Все у пушки стоят?
- Да. У командира орудия было две пушки. У каждой наводчик, заряжающий, и подносчик снарядов. Всегда некогда: быстрее подогнал, укрепил ее, поставил, закрепил. А когда если в обороне стоим долго, то её зарывать надо. Почти до половины зарываем, один ствол торчит. Когда я только попал в батарею на Украине в деревню Пахомовка, она вся была сожжена, ничего не было. Мы снопы связали, поставили их, и заложили пушки. Там местность холмистая, на рассвете гудит, шумит - танки. Смотрим, уже солнце взошло, выползает здоровый немецкий танк, сначала показалась пушка, потом башня: здоровый "Фердинанд" показался. Мы его сразу заметили и открыли огонь. Башню заклинили, он туда-сюда начал вертеться, и обратно назад сполз. Местность там очень холмистая была, все неровно было, и он уполз. Это уже при мне было, я стрелял из пушки.
А.Д. - А как у вас оказалась немецкая пушка? Просто подобрали?
- Да, когда начали они начали отступать, бежали, мы подобрали 75-мм пушку. У нас долго она была, до Кременчуга. Когда Кременчуг освободили, там было очень много складов с запасами снарядов, было много мин, гранат. Мы там, в Кременчуге, долго стояли в обороне. У нас гильзы были, а у них были "наборы".
А.Д. - У них раздельного заряжания?
- Да. Снаряд кладешь, потом гильзы. А у нас сразу вместе.
А.Д. - А хорошая немецкая пушка?
- Да, хорошая.
А.Д. - Точная?
- Да, точная, но тяжелая, наша полегче.
А.Д. - А снаряды где доставали для этой пушки?
- А там был склад.
А.Д. - А до этого, когда нашли?
- Там были, они же бросали все, когда бежали.
А.Д. - То есть просто искали снаряды, подбирали?
- А мы там недолго были, потом в обороне стояли. Там уже стрелять не то!
А.Д. - Вы помните вашего первого увиденного немца?
- На Северо-Западном были. На Северо-Западном нам досталось очень тяжело. Там дороги были плохие, мы аккурат продвигались туда, где была "Дорога Жизни", где возили продукты в Ленинград, и там в лесу стояли. В лесу лежневки стелили, там очень низкие болотистые места, и вот мы их стелили, и машины шли - целые колонны. У нас не было несколько дней, целую неделю нечего есть. А машины идут! Мы были с финками, автоматы были. И вот некоторые смельчаки бежали, догоняли их, резали брезент и бросали сухари, или еще чего там. Даже такое было, что увидели лошадь, - мы как наскочили на эту лошадь, схватили и прямо начали её резать. Она ещё смотрит, а ее уже всю располосовали, - потому что там было очень голодно! Нам давали 20 г. соевой муки и 20 г. масла. Ремни сыромятные рубили, варили с маслом, - есть было нечего. Продукты были периодами.
А.Д. - То есть то было, то не было?
- Там подъезды были очень сложные, болотистые, и там в основном шли машины на Ленинград. В первую очередь туда все гнали, и нас не очень баловали продуктами. Питание было слабое. И сыро было кругом. Мы ничего там не делали, а немцы пристроились: они такие вроде как шалаши делали, с настилом примерно на метр. Там у них буржуйка, и вот по колено воды, а они там на настиле на этих лежанках лежат. А мы так: где-нибудь на бугорке выберешь, постелешь елок, утром встанешь - валенки мокрые, шинель вся мокрая.
А.Д. - И не болели?
- Знаете, четыре года прошел, и до этого у меня все время зубы болели, голова мучила, - а там четыре года ничего не болело. Только когда уже приехали на формирование, мне осколок попал в ногу, прижег немножко, и вот он загноился; и на спине пошли карбункулы. Когда мы там стояли, я ходил в медсанбат. Мне делали переливание, уколы. А шапок сколько пожгли! В бочке растопишь докрасна, всю ночь сидишь (а ночи длинные были зимой), и вот жжешь, задремлешь - шапка с головы. И самое главное - много вшей было. Питание плохое было, холод был, а у нас было байковое нижнее белье с начесом, валенки, теплые штаны, куртки были, шинели, потом шубы нам давали - мы тепло были одеты. Но вшей было, полезешь, - хоть горстями выгребай!
На Северо-Западном все деревни пожгли, низкий кустарник был, лес, а снайперов было много: чуть подымешь голову... Старшина притащил "тормозок", только расселись открывать, открыли, и вдруг по шапке мне попало! Снайпер! Жить не дают, все время прячешься, низко прижимаешься.
А.Д. - Доставали очень?
- Да, доставали. Ну, и с нашей стороны были, но у них было больше. И вот принес он этот термос, горячий термос поставил на бугорок, расставил… А этот бугорок - это под снегом лежали занесенные немецкие трупы! И этот бугорок был большой! Даже такие случаи были!
А потом, когда пошли на Украину, здесь уже ни о чем не думали: там картошка, разные продукты. А когда уж туда пошли на Запад - там вообще хорошо было. Привезет старшина целый бак супа: "давайте есть". Никто не хочет. Все было очень хорошо. В Венгрии особенно, в Австрии, продуктов было много. А на Северо-Западном фронте было тяжелое положение. Сначала вроде ничего, получали сухим пайком (сухари, консервы), а с подвозом продуктов было очень сложно. Пришлют буханки, дадут всем, сержант мой добьет буханку, всю съест, и лежит потом.
А.Д. - Отношения с мирным населением уже там, после пересечения границы?
- Там мы не встречались с мирным населением. А потом, все время передний край был, фронт был, - а оттуда все уже люди были выселены, отправлены. Да и на Украине, в Молдавии, где мы стояли, население выселяли, всех увозили за 50 км в сторону сразу.
А.Д. - Всех выселяли?
- Да, всех, особенно не держали, единицы попадались, - а то и вообще не было населения. Мы в Молдавии стояли весной, ходили, орехи брали. У нас батареи ставили на закрытых позициях, привяжешь батарею одну, вторую, третью, все сделаешь и идешь обратно. Гимнастерку орехов насыпал, или ягода шелковица пошла - все свободно, населения вообще не было.
А.Д. - А в Румынии, Венгрии, Австрии?
- Румынию мы быстро прошли, почти "ходом". Так, кое-где были заторы, но мы на машинах проскочили ее. В Венгрии попадалось население, но они хорошо, доброжелательно к нам относились. В дома впускали, кормили, хорошо относились.
А.Д. - Вина много было?
- Вина много было. И в Молдавии сырое вино было бочками. А здесь мы когда стояли, старшина привезет несколько бочек вина. Вина было много, особенно в Венгрии. У них деревня отдельно, а в поле у них такие погреба большие, подвалы длинные, и там у них обычно хранились эти вина в бочках. Мы все подвалы опустошили!
А.Д. - Эксцессов никаких с мирными жителями не было?
- Нет, у нас ничего провокационного не было.
А.Д. - А посылки посылали?
- Да, это когда мы уже в Австрии были. Старшина организовал, давали адрес, и мне одну посылку дали послать. Это было организовано. А каждый чтобы шарашил - не было такого.
А.Д. - Женщины у Вас были в части?
- В нашем дивизионе не было. В полку я не знаю, но вряд ли. Уже впоследствии, когда мы шли после Венгрии, у нас в 3-й батарее повар была женщина.
А.Д. - Вам власовцев приходилось встречать?
- На Северо-Западном были, они орали там через репродуктор: мы близко стояли, слышно было. Кричали: "Переходите на нашу сторону, Советский Союз будет разбит!" И с нашей стороны их зазывали. Так близко встречаться - не встречались, но против них мы стояли.
А.Д. - Такая пропаганда действовала? Особенно если голодные?
- Нет.
А.Д. - Не было желания?
- Дезертирства не было. Самострела тоже не было. В нашем дивизионе ничего такого не было. Вот 3-й дивизион, когда Днепр форсировали - там такие бои были, что можно было захотеть уйти, убежать на ту сторону. Нет, все наши бились крепко и до конца, дрались, защищали Родину.
А.Д. - А что-то было известно о больших потерях в нашей армии, что много теряем людей?
- У нас в полку совсем потери были мизерные. Вот эти первые стрелковые полки, у них, конечно, больше потерь. У них были, конечно, пушки, минометы, но они были первые, а мы их поддерживали. Наш дивизион в основном 16-й полк поддерживал. Каждый дивизион отдельно: три полка было - и три дивизиона. Мы поддерживали 16-й полк в основном, командир дивизиона с командиром батальона вместе находились, и передавали куда вести огонь.
А.Д. - А какое было отношение к партии, Сталину, патриотизму?
- Патриотизм был высокий. Смело шли в бой, пассивности не было. Некоторые единицы может быть были, самострел бывал, - но у нас в нашем полку ничего особенного такого не было. Настроены мы были хорошо, Родину надо было защищать.
А.Д. - А к Сталину?
- И к Сталину было такое отношение. Никаких разговоров не велось.
А.Д. - А со СМЕРШевцами приходилось встречаться?
- Я не встречался со СМЕРШем. У меня такого ничего не было, я даже знать не знал, что они там чего-то делают. Они в дивизии были. Я в основном передний край, наблюдательный пункт на переднем крае, мы стреляем, они стреляют - летят снаряды…
А.Д. - А наши попадали по своим?
- Бывали случаи.
А.Д. - Наказывали за это?
- Да нет, это война, бывают просчеты.
А.Д. - После войны к мирной жизни возвращаться тяжело было?
- Да как-то прямо сразу сложно. Воевали и вдруг сразу ничего - тишина. Из Австрии мы вернулись, в Амштейкене стояли. Там уже население было, к нам хорошо относились. Министр земледелия Австрии митинг собрал и нас всех приглашали. К памятнику Кутузову мы ездили, ремонт делали памятнику. И потом начались занятия различные, мероприятия.
А.Д. - А потом вас демобилизовали?
- Первая демобилизация прошла в 45-м, а во вторую меня демобилизовали и я сразу уехал.
| Интервью: | А. Драбкин |
| Лит.обработка: | С.Анисимов |
