Воспоминания ветеранов Великой Отечественной Войны
австрия 1945
багратион
белоруссия 1941
белоруссия 1943–44
берлинская
борьба с УПА
будапешт 1945
будапешт 1956
венгрия 1944–45
висло–одерская
воронеж 1942–43
восточно–прусская
германия 1945
западный фронт 1942–43
заполярьe 1941–44
иран
испытание атомной бомбы
кавказ 1942–43
карелия
корея
корсунь шевченковская
крым 1941–42
крым 1943–44
кутузов
ленинград 1941–44
львовская
маньчжурская
молдавия 1944
московская
освободительные походы 1939–40
партизан
плен
пражская
прибалтика 1941
прибалтика 1944–45
ржевская
румянцев
смоленск 1941
сталинградская
украина 1941
Украина 1944
финская
форсирование днепра
халхин-гол
харьковская
хасан
чехословакия 1944–45
штрафник
югославия
ясско–кишиневская
В наши казармы нас больше не пустили. Где у нас у каждого личные вещи, письма, документы – всё осталось там. Мы вышли, значит, туда, привели нас к границе – и там приняли бой. Уже там были немцы, высаживали десанты. И так дальше мы уже там воевали до 29-го июня. Про это 29-е я потом уже всегда знал, что это ж мой день! Неделю воевали на месте, а потом начали отступать на Кишинёв… у нас тогда в 1940-м году было присоединено от Румынии... Северная Буковина, Бессарабия…
На крыше нашего барака был теодолитный пункт наблюдения, второй пункт располагался на крыше станции Обухово, это на расстоянии примерно 870 метров. Каждые три часа запускался воздушный шар, вроде детского, но покрупней и оболочка была потяжелей. Выпускали его в воздух и сразу с двух пунктов наблюдали. Одновременно определяли его координаты, углы вертикали, горизонтальные углы, вначале каждые две минуты, затем каждые пять минут. А потом вычисляешь высоты, вычисляешь перемещение, график, горизонтальную проекцию. А дальше экстраполировали скорость и направление ветра. На высотах до семи километров - для наземной артиллерии, а для зенитной - до десяти нужно было.
Да эта война каждый день вспоминается. Как ляжешь, закроешь глаза, так
она снова перед глазами, будто я опять прошла всю эту страсть. А вот
снов про войну я уже не вижу. Не дай бог, конечно. Вспоминается
переправа на Днестре. Мы, когда туда подъехали, там ужас что творилось.
Лошади, брички, солдаты, все плывут. Крови много. На берегу просто
страсть божия творилась. Просто каша из людей. Вот как в Сталинграде
было, так и там. Мы ж по Сталинграду ходили, нас возили туда сразу после
боев, чтобы поглядели, во что превратился Сталинград. Так там ступить нельзя было – везде трупы немецкие и наши были.
Штаб дивизии, в которую меня направили, находился в Куйбышеве, а мой полк формировался на станции Толкай, это такой небольшой полустанок, по дороге между Куйбышевым и Оренбургом. Когда я прибыл в полк, а мне 19 лет только было, мне сразу предложили должность начальника артснабжения полка. А это, в том числе, и ответственность за боепитание. Я говорю: «Не надо, я буду оружейным техником». На меня посмотрели и: «Приказ есть приказ! Будешь начальником артснабжения, некого больше ставить».
А там же болота одни. В траншее постоянно воды по колено. Но так в этой жиже и жили. Вшей море. В туалет в эту жижу и ходили. А потом, чтобы не сильно воняло, саперной лопаткой свои сюрпризы на нейтралку забрасываешь. После лопатку кое-как протрешь, помоешь в этой жиже — и картошку на ней печь. Как на сковороде. А она мерзлая, полугнилая — растекается, как размазня, по всей лопате. И ничего. За милу душу рубали. Потому как совсем жрать нечего. Горсть пшена дадут — уже праздник. Шел добровольцем, чтобы с голоду не помереть, а тут не лучше оказалось.
Наш отряд, как отдельный, придавался тем воинским частям фронта, где была наибольшая минная опасность. Первая важнейшая и пожалуй самая сложная задача разминировать проходы для передовых частей наших войск. И все время мы двигались с наступающими войсками, очищая от мин дороги, переправы, оставленные неприятелем оборонительные сооружения и заграждения, склады боеприпасов, населенные пункты. И так от Днепра до южных границ Германии.
Мы воевали в 17 армии. Переход границы прошёл незаметно. О нём узнали уже потом, от командиров. Думали она огорожена, а там просто ущелье. Шли вторым фронтом, перед нами уже прошли войска, шедшие восточнее нас. Солдаты вооружались автоматами ППШ и ППД. У меня - снайперская винтовка. У монголов - лошадиные полки, а из техники только маленькие танкетки. Каждый солдат с фляжкой воды и кто сразу всю воду выпивал, тот страдал от жажды, падали от солнечного удара. Шли по 20-30 километров сутки, Даже у молодых солдат в походе заболевали ноги.
Один из бойцов, попробовав кашу, заметил, что её забыли посолить и попросил меня сходить за солью, которая лежала в вещмешке. А вещмешок лежал за огромной, в три обхвата сосной. Я пошел за солью и, пока искал в вещмешке соль, немецкий ночной бомбардировщик, пролетая над поляной, где бойцы варили кашу, заметил костер и сбросил бомбу, которая попала прямо в середину костра. Все бойцы, несколько десятков человек, гревшихся у костра, были убиты или смертельно ранены. Меня спасла сосна. Десяток осколков бомбы застрял в стволе дерева. Меня же только контузило взрывной волной.
О поварах обычно даже не вспоминают, ни в передачах, ни в фильмах, а ведь мы не только готовили. Приходилось не только еду на передовую таскать, но и снаряды. Нечасто, конечно, но когда нельзя машинам подъехать и больше некому, дадут снаряд на плечо и неси… А на передовую идешь, считай под смертью ходишь… Помню, однажды дежурный по части приказал отнести обед командиру полка на НП. С солдатиком дошли, все нормально. Стоим возле землянки, но я такая шустрая, и мне комполка – подполковник говорит: «Или уходите обратно, или быстрее в землянку зайдите, а то вы нас рассекретите!» Так и есть. Нас засекли, и пришлось обратно бегом. Бежим лесочком, немцы стреляют, а ветки и сучья падают прямо перед нами… А иногда с донесением отправляли. Так что в свободное время я много разных поручений выполняла, ни от чего не отказывалась.
Наша армия отступала, и мне со своим взводом приходилось минировать мосты, различные путепроводы и акведуки, чтобы они не достались немцам. Взрывали их, чтобы потом снова самим же и восстанавливать. Шли и шли «вперед на восток» под бесконечными бомбежками. В небе было черно от немецких самолетов, а мы от усталости засыпали на ходу… А потом были Сталинград и Курская битва… Столько моих товарищей погибло, а мне только посекло осколками ноги и дважды контузило. Казалось, что надо мной распростер свои крылья ангел-хранитель…
Читайте также
На крыше нашего барака был теодолитный пункт наблюдения, второй пункт располагался на крыше станции Обухово, это на расстоянии примерно 870 метров. Каждые три часа запускался воздушный шар, вроде детского, но покрупней и оболочка была потяжелей. Выпускали его в воздух и сразу с двух пунктов наблюдали. Одновременно определяли...
Таких дезертиров собрали целую группу, человек пять, и трибунал присудил им расстрел… А мне приказали расстрелять моего напарника. Я ещё немца не убил, а тут надо друга расстрелять… Но рядом стоял мой лейтенант, он у меня оружие забрал и выполнил приказ… Спас меня от такого греха… Хоть он сам виноват – убежал, всё равно...
Когда отца провожали, председатель исполкома его спрашивает: «Кого вместо себя оставляешь?» Отец передаёт мне ключи. Мне всего 15 лет, а я уже секретарь сельсовета… И также был начальником военно-учетного стола, и почти каждый день провожал на фронт, и встречал раненых. Потом к нам подключили ещё и другой сельсовет, так мне...
А потом под зенитный огонь мы попадали очень много; иногда летишь – и смотришь: по ведущему бьют… а – группами летали… потом на землю сел – и говорю: «Ну по тебе и стреляли!» А кто был сзади – добавляет: «А по тебе – ещё больше».
Когда кончилась война долгожданной Победой, мы остались калеками – три Омские девчонки с бруцеллёзом. Клава Рудских с туберкулёзом костей. А у нас с читинской Шурой Булгаковой – хронический ревматизм.
Больше историй 
Последние комментарии