Другие войска

О поварах обычно даже не вспоминают, ни в передачах, ни в фильмах, а ведь мы не только готовили. Приходилось не только еду на передовую таскать, но и снаряды. Нечасто, конечно, но когда нельзя машинам подъехать и больше некому, дадут снаряд на плечо и неси… А на передовую идешь, считай под смертью ходишь… Помню, однажды дежурный по части приказал отнести обед командиру полка на НП. С солдатиком дошли, все нормально. Стоим возле землянки, но я такая шустрая, и мне комполка – подполковник говорит: «Или уходите обратно, или быстрее в землянку зайдите, а то вы нас рассекретите!» Так и есть. Нас засекли, и пришлось обратно бегом. Бежим лесочком, немцы стреляют, а ветки и сучья падают прямо перед нами… А иногда с донесением отправляли. Так что в свободное время я много разных поручений выполняла, ни от чего не отказывалась.

Я несколько раз переходила по льду на «Невский Пятачок». В конце ноября Нева встала. Поверх льда наложили хворост и доски, чтобы всё это вмёрзло и можно было быстрее пробежать. Сапёры натянули трос и сделали петли. Там бывали промоины, доски шевелились, надо было придерживаться за трос. Эту дорогу прозвали - «Невский проспект». Переправлялись только ночью, потому что днём невозможно - всё простреливалось. С 8-й ГРЭС (Государственная Районная Электростанция) немцы же всё просматривали. Вдоль берега на «Невском Пятачке» была дорога, так она называлась - «беги бегом», потому что и она вся простреливалась.

В час ночи я, от командира роты, получил задачу захватить мост и выбить из домов на набережной. Взял свою группу, пятнадцать человек, и начал движение. Вышли на мост, а он же давно немцами пристрелян… Кромешный ад… Немцы как дали по нам из автоматов, пулеметов, минометов и фаустпатронов. Одно спасение – вот те столбы, они четырехгранные, где-то полметра шириной. Мы за этими столбами укрывались, тут самое главное было выдержать, пока по нему бьют – искры летят, осколки камня, а ты стоишь, главное вперед не броситься. Как немцы огонь перенесли – можно к другому столбу перебежать.

В тех боях я нес ответственность за каждый подбитый танк нашей роты. Моя  работа была такая — идет наступление, подбивают наш танк, и мне  поступает задача его вытащить, причем во время боя, под огнем немцев.  Если его не вытащить сразу, то он может достаться немцам. А если машина  достанется немцам, то новую не дадут. Подбитый танк мы вытаскивали при  помощи другого танка — он подходил к подбитому танку, цеплял его за крюк  и тянул к нам в тыл. В тылу я отвечал за мелкий ремонт, а если машина  была серьезно повреждена, ее отправляли в танкоремонтные цеха.

Когда мы проходили передний край, там травинки живой не было, все  перепахано. Еще не вступая в бой, проходили вторую линию обороны, там у  финнов были «драконовы зубы» - здоровые куски гранита, врытые в землю,  против танков. Видели взорванный дот с двухметровой толщины стенами. И  такие оборонительные полосы встречались через каждые 2-3 километра.  Только по дороге можно было проехать. Мы входили в 21 армию, которая  состояла из трех корпусов. На Карельском перешейке развернуться особо  негде и эти корпуса шли в три эшелона. Пару дней наступает один корпус,  потом останавливается, вперед выходит другой, короче говоря, наша 168  дивизия оказалась на переднем крае как раз на линии Маннергейма.

Уже должны были нас направлять на фронт, и вдруг пришёл приказ –  организовать 30 батальонов химзащиты, и на основе этого огнеметного  батальона как раз 30-й батальон сформировали. Готовились к химической  войне, к тому, что немцы применят отравляющие вещества. И нас заслали во  Владимирскую область, в знаменитые Гороховецкие лагеря… Известные всем,  кто когда-нибудь там служил. Город  Мстера, там  мы долго – с полгода  учились.

И вот там, в этой Вильне, котел у нас стоял. Я пошла за продуктами. И  вдруг началась бомбежка. Этой девке ногу оторвало, а мне — осколочное  ранение в голову. Если бы была в то время у котла того, то меня не было  бы и в живых. Потому что когда я пришла на место, там котла не было уже.  Его разнесло. Так мы и продвигались за фронтом.

У многих в Сольцах на участках лежат убитые, но люди не рассказывают –  боятся, что приедут и разроют огород. Да и после войны перезахоранивать  начали как раз тогда, когда картошка уже была посажена, так что многие  не говорили. Да и в других местах хоронили, где придётся. Вот сосед мой  бывший, Михаил Богомолов, что был у Ванюкова кучером. Тут рядом со мной у  него был домик на берегу Шелони. Рассказывал, что прихоронил где-то тут  «под кряжем» красноармейца.
Ну а дальше наши только отступали: на Шимск, затем Новгород сдали. И  оттуда пошли целые колонны наших пленных. Выглядели они ужасно... Под  Шимском сделали для них лагерь и в Блудово.

Оказывается, значит, когда Козельск брали наши войска, наступали прямо  на Козельск. Никаких обходных маневров, ничего. И положили очень много  людей. И вот когда я стал подходить к Козельску, я увидел, что это за  бугры там стоят. Оказывается, положили наших ребят в бою, засыпало их  снегом, и когда они к весне начали вытаивать, то под ними оставался  столб снега, а они лежали на этом столбе. Вот какие это были бугры. Все  поле под Козельском было усеяно вот такими вот буграми. Я посмотрел и  понял: все еще мы в лоб берем. Воюем по принципу: «Взять, и все!» Когда  можно иногда обойти, а иногда какой-нибудь фокус устроить. Нет, мы все  напрямую по-русски: кладем людей ужас сколько.

Мне там еще запомнился эпизод, просто тем, что я не думала, что такое  возможно - ночью мы сидели у крохотных костерков, накрытых котелками.  Несколько групп бойцов. Вдруг один из них падает на спину. Его стали  поднимать - убит. Что, где, как убит? Искали, искали в темноте -  оказалось крохотное проникающее ранение в череп. Мгновение - и человека  нет.

Победа победой, мы же добивали во время прочесов остатки Курляндской группировки немцев и отряды "лесных братьев". Война кончилась, а мы еще воевали. Особенно упертыми оставались прибалты, прятавшиеся по лесам. Мы проческу делали, а они в хуторах хоронились, как в хутора мы идем, а они в лес опять. Даже в 1947 г., перед демобилизацией, продолжали кипеть бои, в основном вокруг схронов, как-то мы были на задании, "лесные братья" устроили засаду и поубивали много офицеров.

На исторической реке Угре (здесь был положен когда-то конец татаро-монгольскому игу ) наша дивизия пошла в наступление. Я был политруком пулемётной роты. Река мелкая, по пояс, форсировали её вброд. Пулемёты, боеприпасы, - всё на себе. Даже противогазы были, но многие их побросали. Кому-то показались лишними и саперные лопатки, - повыбрасывали их по неопытности. Это стало уроком на всю войну: когда перешли к обороне, нам в землю вгрызаться пришлось не только руками, - зубами! Все ногти изломали…

Первый бой я принял в рядах 3-й Московской Коммунистической дивизии. Бой был ночной - первый. Страшно было, непривычно было. Но я хорошо стрелял у меня была винтовка СВТ - самозарядная винтовка Токарева на 9 патронов. И меня посадили в окопчик вернее в воронку от бомбы на направлении возможного продвижения фашистских войск. Я там лежал и когда начали наступать немцы я, значит, стрелял по ним. Разрывом мины был ранен вытащили меня.

И вот остановили немцы нас. Завязался бой головная застава завязала бой - не может справиться головной отряд подошел - тоже не может справиться вышел полк основными силами и тоже не может ничего сделать. Очень плотный огонь надо обходить этот заслон. Командир полка вызвал эскадрон танков. Эскадрон танков вышел - так пожгли "фаустами".