ГМЧ («Катюши»)

Сначала бои шли не в Сталинграде, а в Придонье. После выгрузки, мы  получили команду двигаться к хутору Вертячье. Подъезжаем к нему – а там  уже немцы. Начали отступать. В день мы десяток населенных пунктов  проезжали. Там же как бывало –  тебе сказали сюда, приехал, а там части  другой армии. Комдив едет связываться, уточнять, а нам уже горячо, нас  уже немцы поджимают. Там же страшные бои шли. Я в самом пекле был. Нас  там разбили, меня контузило, полбатареи немцы танками раздавили. Меня  когда контузило, я видел, как танк прошел в метре или полтора от меня, а  потом потерял сознание, меня фельдшер с сержантом вытащили.

А мы, значит, в кольце у немцев оказались. Немцы в день два-три раза шли против нас на танках в атаку. Мы вооружились, стали отбиваться, а свои машины замаскировали. И вдруг загорелись трава и наши машины. Больше того, загорелась штабная машина, которая находилась неподалеку. А там ведь находилось знамя и вся документация части! Самого командира части ранило. Так я вывел штабную машину из под огня, положил туда командира части и отвез его в госпиталь. Хорошо, что нашелся объезд в одном месте. Вернее, мне говорили о нем, но сам я его не видел. И нашел. И вот этот командир части за то, что я спас штабную машину, меня представил к ордену Красной Звезды. Мы тогда, кстати, и "Катюши" спасли, да и продукты со снарядами тоже.

Может, поэтому секретность доходила до абсурда. Устройство "Студебеккера" мы записывали в рабочие тетради, а к вечеру сдавали их в спецчасть. Когда на фронт уезжали, нам сказали: "Пришлем на фронт". Конечно, никто их больше не видел… А когда "Студебеккеры" начали в части поступать, транспортники в командовании их встретили с опаской. Потому что не понимали. В устройстве машины были серьезные отличия. У нас бензин в основном выпускался с октановым числом, самое большее, 66. А ему требовалось хотя бы 70 или 72. Поэтому добавляли тетраэтилсвинец. Это страшнейший яд. А мы не понимали - берешь шланг, всосешь - и в бак.

Человек, оказывается, ко всему привыкает. Страха не было, кроме одного анекдотичного случая: однажды в середине войны отвели наш 231-й дивизион от линии фронта на две-три недели, за этот срок так "оглох", что, когда вернулись и попали под очередной обстрел, вцепился в землю, готов был взвыть от страха. Это прошло быстро.

Мы уже говорили, что этот орден Александра Невского как полководческий дается за умение воевать. В Орловской наступательной операции я поддерживал 315 дивизию. Она продвигалась, и неплохо продвигалась. Я - с командиром дивизии. Он мне ставил задачу, я открывал огонь. Но однажды...