Летчики-истребители

Мы шли на трех тысячах. Четверку вел Лавриненко. Он тут дал маху, конечно. Надо было перпендикулярно к солнцу лететь, а он почему-то развернулся к нему хвостом. Они (немцы) тут же со стороны солнца и ударили. Меня тряхнуло, брызнули осколки… Где-то вот здесь осколок до сих пор сидит. Самолет сразу загорелся, из мотора пошел дым, – мне пришлось выпрыгивать. Открыл фонарь и вывалился через правый борт. Почувствовав, что ничего не мешает, открыл парашют. Приземлился я на нейтральной полосе между немцами и нашими. Только упал, подбегают два солдата, говорят: «Давай, собирай свои портянки. Хватай парашют!» Не успел солдат это сказать, как по нам начал стрелять немец. Мы побежали в сторону…

Быстро заправились, взлетели. Подходим к колонне на высоте 200 метров, облачность стала нас прижимать, выше подняться мы не могли. Показалась та самая колонна. Я шел слева от Овечкина, в строю клин. Только вошли в разворот над колонной для пикирования, как с земли полетели навстречу нам снаряды «эрликонов». Пока мы заправлялись, немцы подтянули зенитки, вероятно, решив здесь заночевать, и встретили нас таким огнем, что первым залпом, еще не дав мне перейти в пикирование, угодили мне снарядом в бензобак под кабиной. Самолет вспыхнул, как факел, продолжая левый разворот, уходя от колонны. В этот момент мозг работал быстро. Положение было хуже некуда – внизу колонна немцев, высота малая. Первое, что вспомнил – подвиг летчика капитана Гастелло, как он поступил в этом случае. Может, мне тоже последовать его примеру? Если выпрыгнуть над колонной, и парашют успеет раскрыться, то немедленно попадешь к немцам, которые разорвут в клочья за первую штурмовку, которую мы произвели час назад…

А один раз, тоже на пузо садился. Было задание идти на фронт. Что-то парой мы пошли, не помню счас почему. Мы набрали 3-4 тыщи. Гляжу, идут мессера, 9 штук. Мы на Ла-5 были. Мы кружились, кружились, конечно, оборонялись. Потому что и спереди, и сзади, и сверху. И у меня кончился бензин. Я делаю обманное движение - штопор. И у самой земли вывел, сел. Быстро выбежал, в канаву лёг - а они по самолёту долбят.

Вот в Норвегии меня сбили. Двигатель терял уже мощность, задымил… Я шел по фиорду, с моря по фиорду, пошел-пошел, сделал посадку. И сразу слышу: собаки с лаем бегут. А в Норвегии, так же как в Карелии. Вы были в Карелии? Болота, озера, камни. Я как раз попал на поляну с камнями, и шасси посрывало при посадке. Я через болото… Стал ползти на животе, летом было… Потом они подбежали, и стрелять по мне… И как в таких условиях уничтожать самолет? Не только времени нет, но надо взрывчатку иметь какую-то. Надо детонирующий шнур, чтобы успеть отойти…

В этой командировке мы задержались, выполняя всякие задания, около месяца. В это время в полк прибыло новое пополнение, я об этом не знал. Подходя к Аэродрому Тушино, на радостях сделал такие выкрутасы: на виражах крен 900, заход на посадку с полупереворотом, шасси выпустил после 4 разворота (надо после третьего). Пополнению сказали, что сейчас подлетает группа и в ней ваш командир Лепеленко. "Посмотрите, как летают "старики"!". Я сел идеально, прямо у "Т" и очень мягко. Потом за эту "мягкую" посадку дали сутки ареста на гауптвахте. Сидеть не пришлось - снова на задание.

Воздушные бои у нас начались в 1941 году еще до начала войны, над аэродромом Дубно, над Луцком. Над границей все время ходили чужие самолеты. Была очень сложная обстановка - было запрещено по нарушителям огонь открывать. Я помню: наш штурман полка даже не сбивал одномоторный разведчик-нарушитель, а просто около него ходил и постреливал так, чтоб только не дай Бог его не подстрелить. В результате летчик немецкий пережег свой мотор и сел на вынужденную на нашей территории. Нашего летчика куда-то забрали, как провокатора.

Ну что тебе сказать о войне? Особо героического я там не видел и сам ничего такого не творил. Храбрецов особенных я тоже не встречал, но и отчаяния и паники не наблюдал. Мы просто выполняли разнообразную, опасную, постоянную работу. Отступали, потом начали медленно наступать. Мы так не думали: "Вот скорее бы кончилась война!" Просто работали. Перед самой победой летали мало. Все знали, чувствовали, что должен быть конец войне. Люди были рады, что конец войне, конец страданиям. Вот она кончилась, а что делать-то? Мы научились воевать, летать. Научились все выжимать из самолетов. Дальше-то что? Месяца полтора просто болтались. Потом начали организовывать полеты….

Отстегнул поясной ремень (плечевыми мы не пристегивались). Начал вылезать из кабины, ноги поставил на сиденье, оттолкнулся, высунулся по грудь, и меня обратно засосало. А в кабине дым и огонь, ноги горят, пламя лижет лицо. Второй раз - то же самое. Думаю - конец мне. Вот тут у меня перед глазами промелькнула вся жизнь: где я родился, учился, мои друзья фронтовые, детство, пацанов вспомнил, с кем я ходил за арбузами за бахчу... В последний раз напрягаю все силы, подтянул ноги на сиденье и с силой оттолкнулся, и выскочил примерно по пояс.

Так как мне было удобнее первому атаковать, я с правым разворотом зашел в «хвост» «раме» на короткой дистанции, дал длинную прицельную очередь по кабине с переносом по правому мотору, самолет задымил и пошел со снижением. Лейтенант Смыслов стал преследовать с короткой дистанции, дал очередь по самолету противника, тот увеличил угол и с пикирования врезался в землю.

Гибли наши летчики, когда пытались уйти на скорости, а от Ме-109 не уйдешь. Смотришь - не маневрирует... все - сбит. Я истребителей противника не боялся. Я владел своим самолетом в совершенстве. Они меня ни разу не сбили!. Самое страшное - это попасть в зенитный огонь и атаковать бомбардировщик, когда от твоей кабины на 1,5 -2 метра проходят шнуры очередей стрелка.

Под Сталинградом пропустить свою очередь было невозможно. Я сам был бы подлец, если бы вместо меня кто-нибудь полетел. А порой, чувствуешь себя неважно. Жара, пыль, нагрузка ужасная. Есть ничего не хочется. Помню арбузной мякоти принесут, пососешь и - все. Придешь с полета, повесишь шлемофон, на брезент в землянке ляжешь, и перед тобой весь этот кошмар проходит. Обдумываешь, почему этот так пошел, а другой - вот так. Через 30-40 минут опять идти.