Партизаны

И вдруг из объятого пламенем дома вышла моя бабушка Бейла-Рохл, вся в огне , и пошла прямо на немцев. Крики и смех: - Смотрите на горящую ведьму! а она, очень медленно, шаг за шагом, приближалась к ним. Никто не стрелял. И тут, господин гебитскомиссар Эррэн, правой рукой выхватил "парабеллум" из открытой кобуры и выстрелил в бабушку три раза. Медленно, на наших глазах, горящий клубок свалился на землю... Мы были уверены, что наступает и наша последняя минута, обнялись на прощание. Думали, что наша семья уже задохнулась в убежище... Трупы бабушки и брата во дворе... Горит наш дом, хоть к счастью, ветер не в нашу сторону.

22-го июня, на рассвете, испытал там первую бомбежку, бомбили Пинский речной порт. Пикирующие бомбардировщики, падающие бомбы и грохот разрывов - все это приводило в ужас. Несмотря на начавшуюся панику, руководство города смогло нам предоставить два грузовика ЗИС-5 , и к вечеру мы благополучно добрались до своего местечка. Там уже знали о начале войны из выступления Молотова. Воцарилась паника. Уже 23-го июня в местечке появилось множество гражданских беженцев из Бреста, Пинска и Лунинца и других приграничных населенных пунктов.

Сначала эта рота насчитывала всего 25 человек, летом 1943 года - 45 человек, и из оружия у нас были только винтовки и один пулемет, но численность роты все время росла, и вскоре у нас появилось два пулемета МГ, винтовки СВТ и автоматы. Когда в начале сорок четвертого года наш отряд получил разрешение на организацию группы подрывников и взрывчатку для проведения диверсий на ж/д, то к нам из другой бригады прислали опытного подрывника Тамаркина, для подготовки наших минеров.

Подходим мы уже близко к берегу, тут надо врассыпную по взвода. Идем, они ракету выбросили, сигнал. Мы подходим, недалеко взорванная полоса, они открыли пулеметный огонь. Они сидят в дотах на берегу, а нам и окопаться-то нельзя. Залеггли около воды, пошла стрельба. Они минометный огонь как открыли по нам, и пошли по рядам куски милостыни. Нас 17 человек вышло из роты, в том числе и мы, партизаны. А остальные остались лежать там.

Главной проблемой для подрывников было незаметно подойти к полотну железной дороге, и после подрыва уйти без потерь. Немцы тщательно охраняли магистраль, на безлесных участках были оборудованы ДЗОТы и пулеметные блок-посты для контроля подходов к железной дороге. Вырубался лес вблизи от полотна, немецкими саперами "для нас" ставились мины-сюрпризы или заграждения из колючей проволоки, также заминированные. Устраивались ловушки с сигнальными ракетами. Постоянное патрулирование на дрезинах и пешими патрулями, перед воинским эшелоном могли пустить цистерны с балластом или "ложный состав". Так что, "скучать в засаде и зевать" нам не приходилось. Мины мы подрывали проводом или бикфордовым шнуром, и поэтому, приходилось всю ночь лежать рядом с рельсами и "ждать своего эшелона", а в десяти метрах от тебя в это время шагают "взад-вперед" немецкие патрули.

Место для взрыва и крушения мы выбирали на крутых поворотах и зорко следили в бинокль. Когда появлялась автомоториса, я давал команду приготовиться и натягивал трос. Автомоториса проходила, а вслед за ней через 20 метров двигались платформы с балластом. Как только они проходили, я молниеносно тянул провод, и мины по незаметному накату появлялись на поверхности, плотно ложась на рельсу. Нужно было действовать незаметно и быстро. Позади мне помогали тянуть трос два партизана.

Дальше в конце августа - начале сентября я ушел в партизаны. Так получилось, что у нашей семьи была связь с партизанами, к нам приходили ночью, и я с ними договорился предварительно. Потом поехал за дровами в лес, и больше оттуда уже не вернулся. В лесу меня встречали, один человек за меня поручился: напротив нас отцов знакомый жил, старшина Илья Фетисов, они вместе из Керчи уходили, переодевшись, отец в гражданском, и старшине одежду помог раздобыть. Он, Илья, раньше меня в партизаны ушел, с ним я уже в отряде встретился.

Потом раздалась громкая команда по-немецки, генератор заработал сильнее, и мы все стали падать в яму. Видимо, я потерял сознание. Придя в себя, я не мог понять, живой я или нет... Постепенно сознание возвращалось ко мне, я понял, что придавлен человеческим телами, так как не могу пошевелиться. Я стал медленно пробиваться наверх через груду трупов, увидел над собой ночное небо, вспомнил, что когда мы падали в яму был ясный день, а сейчас - ночь. Вокруг был тишина, С большим трудом я выбрался из ямы и пополз от нее в сторону.

Воевать в партизанах было тяжело. Одно лишь, кажется мне, помогло выжить: упрямство. Ведь мы не только стреляли по немцам, захватывали их обозы с продовольствием, подрывали железки. В сутки нам приходилось делать длинные переходы не по одному десятку километров. И все это - по труднопроходимым болотам и лесам. Отсыпались уже у костров в деревнях, но это когда были время и возможность, что было очень редко.

В засады брали с собой следующее оружие: один автомат, потом еще парочку  немецких добыли, ручной пулемет и обязательно десятизарядную винтовку  СВТ-40. Это скорострельное оружие, отлично подходившее для неожиданного  нападения. У нас во взводе был только один пулемет, поэтому, если  намечалась серьезная засада, то брали второй ручной пулемет из 1-го или  2-го взводов. Кроме того, пару пулеметов обязательно имелось у мастера  по ремонту вооружения. Он постоянно что-то ремонтировал или налаживал,  повышал точность стрельбы. День и ночь ремонтом занимался.