Пулеметчики

Я уже сказал, что мой расчет принимал участие в этом бою без пулемета. Дело в том, что заболоченная местность не позволяла протащить пулемет, а потому я пошел в бой, вооруженный автоматом. Едва мы поднялись в атаку, как из первой траншеи на нас обрушился шквальный огонь из пулеметов. Сколько тогда сибиряков полегло! Я успел укрыться за бруствером противотанкового рва, за мной залег командир взвода татарин Кудимов. Едва он поднял голову, что отдать приказ отойти на исходные позиции, как его сразу снял снайпер прямо в голову. Я вжался в снег, он стал подтаивать подо мной, одежда стала намокать. А двигаться нельзя, снайпер снимет. Так в ледяной луже я пролежал до захода солнца.

Симферопольский военкомат  отправил в Полтаву на обучение во 2-ю учебную роту 1-го запасного  пулеметного батальона, оттуда в Белоруссию. Прошел с боями всю  Прибалтику, Польшу и Восточную Пруссию. С 26 мая 1944 года находился в  составе отдельной зенитно-пулеметной роты 417-й стрелковой дивизии.  Сильные бои довелось пройти под Шауляем и Паневежисом. Мирные жители  встречали нас нормально. Атаковали по берегу Балтийского моря. Однажды  переходили через какой-то залив. Продвинули роту на грузовиках прямо на  передовую, начался артобстрел. Тут нас остановили. Приказали быстро по  мосту на грузовиках форсировать залив.

Под Кенигсбергом мы остановились и начали переформироваться, готовится к  наступлению на город-крепость. На 6 апреля 1945-го года назначили штурм  города. При этом при переформировке выяснилось, что в соседнем 801-м  стрелковом полку не осталось наводчиков 82-мм минометов, а я в учебном  полку изучал такие минометы, поэтому меня туда определили. В день  наступления началась артиллерийская подготовка, причем такая  сокрушительная, не знаю, кто мог в живых остаться на передовых позициях  врага. Мы вошли в город под прикрытием огневого вала. Было разрушено  множество домов. Но из одного дома постоянно бил пулемет и мешал нашему  продвижению. Тогда я схватил автомат, подобрался к нему, забросал точку  гранатами, и когда ворвался внутрь, то увидел, что три немца валялись  убитыми, а четверо поспешно подняли руки, я их привел в штаб батальона.  За этот бой мне снова вручили второй Орден Славы III-й степени.

Ну и вот, когда я тянул этот тенятник, меня осколком ранило в ногу. Меня  ребята оттащили, положили на дровни, а недалеко была деревня, в которой  расположился медсанбат. Меня приволокли в эту деревню, положили на  операционный стол и дали наркоз. Наш наркоз – это жуткое дело. Я не то  что сразу погрузился в сон, а мне как будто поленом по голове дали, боль  дикая и я потерял сознание. Проснулся я от того, что несут меня на  носилках и я ору. Приволокли в избу, положили на нары. Раненых много,  кто пить просит, кто горшок, а санитарка одна и она устала до смерти.  Потом приехала полуторка, в которую нас погрузили. Привезли на станцию и  отправили в госпиталь, который находился в Кашино. В госпиталь я попал  весной 1942 года и все лето там лечился.

Следующее наше задание было получено в мае, мы пошли в наступление на  Боровуху, где до войны, как я узнал, будучи в партизанах, стоял наш  отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. Потом немцы здесь свой  гарнизон расположили. Мы планировали подорвать там мост через Западную  Двину, и должны были потрясти гарнизон. Пошла на задание рота  численностью в 120 партизан, но получилось все не очень удачно. Мост  подорвать мы подорвали, а казарму, где находились немцы, не удалось. Там  были двухэтажные кирпичные здания, и вот у входа в будке не удалось без  шума снять часового, он нас обнаружил, точнее, услышал, и открыл огонь,  мы его срезали, но со всех сторон по нам началась стрельба. В  результате потеряли одного человека. Остальные наши откатились от казарм  и поспешно отступили обратно в лес.

Вдруг исчез командир полка, (потом, уже после выхода из окружения, пошли  слухи, что он вроде даже со знаменем полка, прорвался из немецкого тыла  на последней целой тридцатьчетверке, и якобы был отдан под трибунал, за  то что бросил свой полк погибать в окружении). Я уже не помню, кто  принял командование над остатками полка, но по цепи передали приказ –  Идти на прорыв!. Мы бросили все что могли, разбили свои пулеметы, и полк  собрался в кулак для прорыва. Полковая разведка поползла вперед, потом  вернулась и еще раз уточнила, где стоят немецкие танки. Договорились,  что после прорыва все выжившие разбиваются на мелкие группы и  пробиваются своими силами на восток.

Вижу, что нас взяли в «вилку». Кричу Петру: «Давай тикать!» Он прибился к немецкому берегу, прямо под берег мы подплыли. И тут мина врезала как раз в том месте, где мы были. Так что просидели у немецкого берега часа два, хорошо хоть, Петр лодку удерживал. И в итоге мы снова отплыли немного в сторону, но к своему берегу не вернулись, ждали до самого вечера.

Через месяц наступления, из всех тамбовских курсантов в строю моей пулеметной роты остались два человека: я, и еще один бывший курсант, еврей Чернов. Остальные были убиты и ранены за первый месяц боев. В других пулеметных и стрелковых ротах из бывших курсантов ТПУ тоже остались считанные единицы. Меня назначили командиром расчета. Рота в боях утратила матчасть, в строю остался один расчет и один пулемет, мой...

И тут нам объявляют очередной приказ - два расчета, мой и "Курского", должны ночью незаметно вплавь преодолеть реку, занять позицию в развалинах четырехэтажного дома и, оттуда, утром, по сигналу ракеты поддержать внезапным огнем наступающие и переправляющиеся части. Мы соорудили плотик, на него поставили "максим" и коробки с пулеметными лентами. В темноте поплыли, держась за плотик, толкая его перед собой. Вода еще холодная, хоть и конец июня. Страха не было, я понимал, что это задание гибельное на все сто процентов, но думал только об одном, как свою жизнь в бою подороже отдать.

Вскоре наши войска перешли в наступление в направлении Витебска, удалось прорвать немецкие укрепления, но вскоре наша часть попала в кольцо, затем окружившие нас немцы также оказались в окружение. так что получилось, что мы в кольце и они в кольце. Все время в окружении мы стояли в обороне и отбивали контратаки немцев, пришлось хорошо окопаться. Самым страшным в первых боях для меня было именно окружение, ты бьешь по врагу, а по тебе стреляют со всех сторон, непонятно, где свои, а где противник, стрельба идет отовсюду.

Одним словом, в мою голову попало шесть осколков от немецкого снаряда. Я был без каски… Один из этих осколков, длиной в полтора сантиметра, выбил кусок черепной коробки в правой теменной области и прошел до левой лобной области. Мне сделали трепанацию черепа. Потом все было в какой-то пелене, в тумане.

Я не помню, как так всё это получилось, только через какое-то время, уже наши ушли вперёд, я очнулся - лежу на бруствере… Солнышко. Тихо кругом… То ли я на этом свете, то ли на том - ничего не слышу абсолютно, вижу, что солнышко и кругом никого нету. Потом уже очнулся: неподалёку от меня девушка-санитарка на коленях ползает: «Миленький, - говорит, - ты живой?! А ведь мы тебя уже закапывать хотели»!

Только в первый день отступления, мы еще представляли организованную воинскую красноармейскую частьА потом все рухнуло. Немцы вылетали нам навстречу на мотоциклах, обстреливали колонны на марше из пулеметов, сея панику . И им это удалось.

Первое ранение я получил в разведке боем. Получили приказ взять высоту расположенную перед нами. Предупредили, что артподготовки не будет, мол тихой сапой к немцам подберетесь. Рядом со мной сидел в траншее старшина, который сразу сказал : «Разведку боем начальнички замудрили. На верную смерть нас посылают!». Он оказался прав. Обычно перед боем нам пополняли боезапас, давали возможность набить запасные ленты, добавляли гранат, а тут ни звука...А у нас патронов с «гулькин нос» на брата. Всем все стало ясно...

Немцы залегли. Момент был переломный, времени на раздумья не оставалось. Расстояние от немцев до нас было на один бросок, на одну перебежку. Поднял пехоту в атаку, и как говорится на «плечах»противника мы ворвались в следующую траншею. Началась рукопашная. В траншее немец меня к земле прижал, но мой ординарец Федоров его саперной лопаткой зарубил.Через пару мгновений уже я Федорова выручил. Пошли с ним с боем по траншее, и тут между нами упала мина, мне все осколки в спину и ноги, а ординарцу в лицо. Вынесли меня из боя...