Связисты

12 января началась очень мощная артиллерийская подготовка. Говорили потом, что это была самая мощная за всю историю Великой Отечественной войны артиллерийская подготовка. В 8:30 я вышел из своей землянки, стою. Тихо, темно. И вдруг смотрю в сторону Ладожского озера: оттуда на меня движутся две горящие ленты. Будто два шнура горят и бегут в мою сторону. Я ничего не понимаю. Потом услышал грохот и понял, что это стреляют ряды пушек одновременно с Ленинградского и Волховского фронта. Огни пушек как горящие ленты бегут в мою сторону. Около меня загрохотало со страшной силой. Надо было затыкать уши, разговаривать было невозможно. Артиллерийская подготовка длилась долго, я не помню сколько.

Форсировали Сиваш в ноябре 1943 года. Холодно страшно. Ноги замерзали  насмерть. Вода соленая. На плацдарме нигде нельзя было развести даже  маленького костерка, ведь ни одной веточки в округе. Нормальную землянку  не выкопаешь, ютились в окопчиках. Немцы часто бомбили. Старались  скинуть нас обратно в Сиваш. Уже весной в апреле 1944 года началось  наступление на Крым. Ужасные и ожесточенные бои в основном шли под  Ишунью, а дальше войска рванулись вперед. Мы, связисты, двигались следом  за наступающими пехотными частями.

Форсировали множество рек. В том числе по льду переправлялись. При  форсировании Немана командир меня вызывает и говорит: «Бери две катушки и  с группой разведчиков идите к мосту. Форсируйте по нему реку и там  окопайтесь». Мы все сделали, разведчики, человек восемь или десять, шли  впереди. Сзади мы вдвоем, связисты. Только перешли мост, как раздался  взрыв, середина моста упала в воду. Мы остались на той стороне. По  счастью, кабель уцелел.

И вдруг стало тихо. С земли стали подниматься уцелевшие, но таких  оказалось всего человек пятнадцать. Немцы так «пропахали» нашу колонну  на несколько раз, что там даже раненых не было, один трупы. Ну,  собрались мы, спрятались в овраге до наступления темноты, а что делать  дальше? Куда идти? Где линия фронта?

Был еще такой случай. Разматываю линию – катушку. От переднего края, от  установок, до КП, командного пункта. Появляется «Тигр», прет на меня и  не стреляет. Я от него бегу, а он за мной. Ну, дал бы пулеметную очередь  и все, капут. Предполагаю, что ему было интересно поиздеваться над  русским солдатом. Убить-то он мог в любой момент. А вот поиздеваться… он  не стреляет,  я бегу с катушкой. Но он танк, а я – человек. Скорость не  прибавляет, идет спокойно так, хорошо, что я попал в какую-то воронку,  лежал.

Страшно было. Немцы, видно, шнапсу тоже употребили под вечерок, страшно орут, идут и поливают. И мы их поливаем. Короче, мы потом гоняли друг друга: то мы, то они. Отходим, а народ все гибнет и гибнет. Мне бы в пехоте не дойти до Берлина, я был бы убит или ранен. Дураку понятно.

Немцы, заигрывая с гражданским населением, начали отпускать из лагеря украинцев. Некоторые русские тоже стали выдавать себя за местных жителей. Так поступил и я. Вечером сообщили, что завтра будут отпускать из лагеря жителей Каменец-Подольской, Ровненской и Винницкой областей. Я избрал Винницкую область. Мой товарищ, украинец, учил меня отвечать на возможные вопросы. Утро началось с того...

Помню, что когда мы только приехали на фронт, то потери были больше. Но потом у нас появился опыт, и кое-что мы в своих действиях изменили. Например, вначале наши связисты бегали на линию устранять порыв по одному, но часто случалось, что они или подрывались на минах, или немецкий снайпер их караулил. Поэтому стали уже бегать вдвоем, так надежнее. Бывало, поднимем каску, чтобы узнать, есть ли снайпер, так в нее тут же пуля цык... А мы смотрели, и по пулевому отверстию определяли направление с которого он стреляет.

Летом сорок пятого года меня остановил начальник связи нашей дивизии подполковник Свидлер. Увидев мои медали, он стал говорить мне -«Солдат! Ты же у нас с самого начала, с сорок второго года !? Почему так скудно отмечен!? Почему ко мне не подошел?!? Да для тебя никаких орденов не жалко! Да мы немедленно все исправим!», и дальше, в том же духе. Ответил ему, что не за награды воевал, и ни у кого их раньше не выпрашивал, и сейчас не собираюсь. На том и разошлись.

Ранняя осень 1944 года. Бои в районе польского города Сероцк. Страшные бои… Раненые шли толпами, а убитых даже не считали. Про первые впечатления… Очень запомнился бой за польскую деревню Нуна. Мне и еще одному связисту, с необычной фамилией Вада, поручили доставить в передовой батальон нашего полка четыре «барабана» телефонного провода. В это время наш 358-ой СП продвигался вперед с тяжелыми боями. К передовой вела единственная дорога, пролегавшая по безлесной равнине. Техника отстала. Пошли с подкреплением. Бойцы все тащили на себе: снарядные ящики и лотки для мин, «максимы», словом, все, что можно было нести в одиночку или группами . Пошли и мы, дошли до каких-то строений ( позже мы узнали, что это была деревня под названием Нуна). И как только мы оказались на окраине деревни, начался ураганный минометный обстрел.

Был у нас Тимофей Белов, он 2-3 раза был ранен, постарше меня был, мордвин, и мы с ним тянем. Вдруг я чувствую, летит снаряд. Чувствую, что он не просто летит - он летит мне в лоб. Вот всеми клеточками чувствую. Мне этого не хотелось, я бухнулся об землю. Так лихо бухнулся и чувствую, боль страшная, под боком осколок вот с ладонь, я уж измерил в мыслях, такой примерно осколок мне вошел. Лежу, осматриваюсь, оказывается это не осколок, а это угол катушки, которую я не убрал. Ладно, передохнул, а он стоит. Потом идем дальше - точно такой же момент. Я снова бах, уже предохраняюсь, уже набрался опыта - обе катушки убрал. Бухнулся и лежу. Он надо мной: "Ну, так что, связь будем тянуть или лежать будем"? Говорю: "Какая связь? Стреляют же"! "Не волнуйся. Тот, что ты слышишь, снаряд он уже пролетел тебя, а тот, что в тебя попадет - ты не услышишь. Не волнуйся".

А с косами на войне было бы невозможно, нас бы вши одолели. Да и вообще, какие там косы! Например, на Украине вода была такая жесткая, что даже короткие волосы в котелке промыть трудно. А от вшей в одежде, белье избавлялись санобработкой. Первый раз Любушка, фельдшер наш, всю нашу одежду в специальную машину засунула. И что же получилось? Вытащили, все село, сузилось. Мы одеть не можем. И бог знает, на кого стали похожи. Мы друг на друга посмотрим и хохочем. Вот бы нас командир в это время увидел.

Три месяца мы «кантовались» вдали от войны. Там вручили мне медаль «За боевые заслуги». В то время эта медаль еще котировалась в солдатском восприятии, но после сорок третьего года, когда этой медалью стали награждать ППЖ и обозников, эту награду уже называли -« за тыловые заслуги» или «за половые услуги»...В курских боях наш полк был полностью обескровлен. Прислали пополнение 1925 года рождения.

Он вытаскивает наган: "Застрелю!". А кругом мои ребята с улицы. К этому времени у нас уже появилось братство, и они схватились за винтовки. Я не нашел ничего лучше, как рвануть гимнастерку. "Стреляй! - кричу, - Это же идиотство - застрелить!". - "Командира взвода ко мне! Через 20 минут хоть с отрезанной головой, но без усов!".

Но везло нам - не мы одни ходили. Подарок-то я от судьбы получил такой, который никто никогда мне не делал и уже не сделает больше - ЖИВ.

После освобождения нашими войсками я вновь была мобилизована в Армию в 34 морскую стрелковую бригаду связисткой. Вскоре в Славянке из 34 и 157 СБ была сформирована 301 СД под командованием Антонова В. С., а я была направлена в 757 ОБС связисткой.