Танкисты

Выбираться из танка мы решили все через верхний люк от заряжающего. Наш танк стоял так, что нижний люк упирался в кочку, и выбраться через него было невозможно. Оставался единственный шанс – спрыгнуть через люк на моторное отделение и быстро скатиться с него на землю, а потом укрыться за погребом. Однако Орлов замешкался, вылезая из люка. Его изрешетили пулями, и он упал обратно в танк прямо на руки заряжающего Диамидова. Тот уложил его рядом с Удодом, взял его пулемёт и рывком выбросился на моторное отделение. Ему повезло. Он скатился за погреб и открыл огонь из пулемёта по немецким автоматчиком, которые были уже рядом с нашим танком. Я быстро забрал документы и оружие убитых товарищей и так же выскочил из танка.

Я трижды горел в танке. Последний раз хорошо помню. Мы получили задачу  занять какую-то деревушку. Разведвзвод это такая организация, что всегда  именно ты получаешь первые снаряды. Кто его знает, что нас ждало  впереди. По карте надо проехать лес. Командир бригады подошел к комбату и  говорит: «Разведка доложила, что впереди как будто никого нет. Вы  смотрите, осторожнее там, потому что немцы могут быть в лесу или на  опушке. Или еще где-то, ведь для танка самое опасное оружие – это  фаустпатрон».

Один год, и зимой и летом – ночевали на машине. На жалюзи, погреться по  очереди. Вот так заберешься под брезент, что машину закрывает – тепло!  Вздремнёшь, уснёшь. На жалюзи меня однажды в лесу зацепило и вместе с  брезентом выкинуло. Задняя машина успела заметить. А я не проснулся  даже! Вытащили брезент вместе со мной. И снова на машину. Спасибо, хоть  заметили! А так-то могли проехать.

И пока мы приходили в себя и выясняли обстановку, в это время наш танк  получил мощнейший удар и раздался взрыв – как мы потом поняли, в нас  выстрелили из «панцерфауста», для танка самая пакостная штука. Попал он в  трансмиссию, после взрыва перегородка, отделяющая боевое отделение от  мотора, вылетела, и на нас хлынул поток большой температуры, который  развивается при выстреле из панцерфауста. Стало горячо, как будто на  поверхности солнца. У нас в баках было танковое топливо газойль марки  «Э», оно полыхнуло и все это дело хлынуло внутрь.

22 апреля мы подошли к южной окраине Берлина, а там бетонированный канал метра три глубин – танки не возьмут, пехота не вылезет. Но нам повезло – там какой-то завод был, его наши разбомбили, и фермы попали на этот канал, вот по этим фермам пошла пехота, захватила плацдарм. Потом быстро навели мост. И батальон вышел на Викторе-Луиза платц, метрах в 150-200 от рейхстага. Это было перед 1 маем.

Хотя нас еще и в школе, и в Загорске учили и как правильно маневрировать и как встречать танки, но когда пошли вперед, то из двадцати машин полка сразу потеряли восемь… Но в бою же из танка особенно ничего не видно. Только знаешь, и чувствуешь что рядом другие машины, а так особенно ничего и не видишь: огонь, дым кругом… И помню думал тогда: "Эх, лишь бы дома узнали, где моя могилка…" Любой бой легким не бывает, но, пожалуй, что этот самый первый бой оказался для меня и самым тяжелым за все время моего пребывания на фронте.

Гнали мы - сколько у машины есть мощи. И вот такой танк шёл. Они снаряды заталкивают без конца, пулемёты - 2 работают, и потом связки гранат, - там специальные такие колечки у гранат Ф-1, - и в люки бросают. Вот такая громила шла. Я стал разворачиваться, думаю, что сейчас бок подставлю, и всё. Только, я помню, у меня такая мысль - и в это время громаднейший взрыв. Меня с сиденьем вырвало и отбросило назад, ладно ещё снаряды не взорвались. Танк наклонился в кювет, левая гусеница с катков соскочила.

Тогда было какое-то непонятное состояние. Знал, что будут вражеские танки, что надо их подбивать, двигаться вперед, что нужно делать все, чтобы победить. Помню, как подбил самоходку: попал с близкого расстояния... Мы освободили Волохов, Карачев и Брянск. Когда Брянск освободили, нас вывели на переформирование в брянские леса, где мы очень долго стояли.

Я как технический специалист смотрел на немецкие танки. Во-первых, мы, особенно на Курской дуге, впервые со всеми экипажами проводили занятия на тему о том, куда нужно вести огонь по "Тиграм", "Пантерам" и т.д. Это была моя задача - задача технической части - проводить такие занятия. У нас к тому времени уже были кое-какие технические данные об этих танках. В основном бить надо было по борту и ходовой части, потому что носовая часть у них была неплохо бронированная. Также можно было бить по корме, но в нее трудно попасть - только тогда, когда он повернется.
 

Вообще, в последнем бою под Москвой наш экипаж должен был сгореть. Последние танки бригады шли на исходную позицию для атаки, и вдруг у нашего танка заглох мотор - сдох начисто, как хотите это назовите: "исчерпал ресурс" и так далее, но пока мы ждали технарей-ремонтников, остальные танки пошли в бой и все сгорели...Вывели тех, кто живой, в тыл и отправили на новую формировку на Урал. Там я застрял в запасном полку на годик с небольшим, пока снова не вырвался на фронт.

Вдруг из деревни вырывается немецкий танк, облепленный человеческими фигурами так, что башни вообще не видно было. Он был, как ежик! Я говорю командиру орудия: "Видишь цель?" - "Нет, не вижу" - "Давай, крути башню влево". А танк уже уходит. Все-таки наводчик заметил этот танк и осколочным снарядом вломил. Танк он не подбил, но удирал он уже совершенно голый, вся эта людская масса была сметена взрывом.