Зенитчики

После Сталинградской битвы наши войска начали вытеснять противника, и нас из резерва направили в Курскую область, где дислоцировали под ст. Поныри. Наш полк находился там для того, чтобы прикрывать станцию и размещенные около нее войска. И вот два месяца мы только и делали, что слушали немецкие передачи по большому громкоговорителю. Они передавали, представьте себе, даже мою фамилию, кто там командир батареи, кто помполит, все. Знали о нас очень многое. Часто "катюшу" для нас играли.

20-го числа, а не 22-го, всех нас, кто оставался в городке, подняли по  боевой тревоге. Мы заняли тогда боевые позиции вокруг Минска. А 22-го  числа в 4 часа дня утра услышали звуки: бум-бум-бум-бум. Оказалось, что  это немецкая авиация неожиданно налетела на наши аэродромы. Наши  самолеты эти свои аэродромы не успели даже сменить и оставались все на  своих местах. Их почти всех уничтожили. Насколько мне известно, в первый  день войны в приграничной полосе было уничтожено что-то около 200 наших  самолетов. Почему мы их не смогли спасти?

Я шел за Мосиенко. За мной, на некотором расстоянии, шел третий наш спутник – красноармеец. Я шел за Степаном след в след, чтобы было легче идти. Неожиданно, сзади раздался сильный звук взрыва или выстрела. Мгновенно обернувшись назад, мы увидали лежащего на снегу нашего товарища. Нам показалось, что его пристрелили. Пока мы соображали, что нам делать, тут с левой стороны от нас (по ходу движения) увидели на фоне снега силуэты троих людей, бегущих в нашу сторону. Уже не было никаких сомнений, что немцы все же вышли навстречу к нам. Видимо, им позвонили оттуда, где раньше мы прошли. Такие действия немцев могли быть и после допроса Вайнера, или после обстрела нас в районе моста. Поэтому и мы действовали в данный момент, исходя из сложившейся ситуации. Мы машинально рванули вперед.

Тогда вокруг Москвы много зенитных батарей было, наша находилась в  Опалихе. Жили мы в землянках, рядом с ПУАЗО. Немецкие налеты на Москву… В  них не по одному, не по два самолета прилетало и наша задача была не  дать им бомбить Москву. Наши пушки на 10 километров били, но некоторые  самолеты прорывались на высоте 12 километров. Это ж ужас был какой-то…  Было страшно. В ночь мы по 3-4 раза выходили. На по рации сообщали про  налет, мы вылезаем из постели, я кричу: «За прибор!» Заняли свои места, я  кричу: «Приборная готова!», командиру орудий кричат: «Орудие готово!»  Командир взвода подает команду и взвод начинает огонь. Налет отбили,  только ляжешь, только закроешь глаза – опять в рельсу стучат и мы  выбегаем в чем попало. Первое время мы в шинелях спали. Чуть-чуть пояс  ослабишь и ложишься на нары. А потом, когда немцев уже от Москвы  отогнали, тогда мы барствовали – нам кровати отдельные дали и мы уже  раздевались. И все равно тревоги часто были…

Образовалась обстановка, когда противники, обгоняя друг друга, с боями  двигались к Минску. Мы несли службу то как передвижные наблюдательные  пункты, то как стрелковое подразделение. Наступление было само по себе  очень интересно организовано, ведь когда мы прорвались сквозь болотистую  местность, то немцы не ожидали нашего появления, и сразу же начали  отступать. Мы шли по болотам – надо отдать должное, саперы проделали  огромную работу – они гатили водные преграды, клали в жижу бревно за  бревном, ушла уйма леса, и был затрачен огромный человеческий труд. Но  благодаря гатям удалось подтащить технику к месту прорыва, а потом,  когда закончилась болотистая местность, войска стремительно пошли  вперед.