Краснофлотцы

Прошли совсем чуть-чуть, и тут наблюдатель орет: «Воздух!» Там лесок  был, я скомандовал: «Направо, бегом!» И только мы укрылись между  деревьями, как над нами пролетели два «Мессершмитта». Дальше смотрим –  вражеские самолеты раз, и на дорогу повернули, как раз туда, где  скрылась полуторка. И немцы разбили ее, мой комроты с врачом погибли на  месте. Приезжает к нам генерал-майор Александр Георгиевич Русских,  строгий товарищ, он не терпел никаких возражений и прочего. Начальник  разведки штаба бригады капитан Загайный представил меня на должность  ротного. И тот сразу набычился: «Что это такое, он же еще только младший  лейтенант!»  Но Русских уже знал, что у меня в разведке служат матросы,  а они чужого офицера никогда не примут к себе. Так что он артачился  больше для вида. Как я понял, он мне назначил какой-то испытательный  срок, но на фронте не до того было.

Буквально через несколько минут, как мать завела меня в свой, он же и  чужой, домик, стали приходить люди, близко живущие и далеко,  расспрашивали меня о своих близких, которых, может быть, где-либо  встречал, и что с ними. К сожалению, некоторым приходилось говорить, что  не встречал или не слышал о них. Кое-кому рассказывал, где видел их  сына, брата или кого-либо из дочерей, отступивших в 1941-м году в  сторону Керчи или Севастополя. Просил пришедших передать своим знакомым,  кого и где я видел, где кто может находиться. Самым сложным и трудным  было рассказывать о судьбе тех, кто погиб.

Дело в том что у подводников, ведь что гнетёт - мы не видим супостата.  Кто может видеть супостата? Командир, вахтенный, они видят что-то, мы  нижняя команда – ничего не видим. Если какая-то неустойка, если авария,  если какие-то боевые повреждения, ну тогда чувствуются. А так всё идёт  гладко. Это тяжело, ты чувствуешь, что мы заходим куда-то, куда-то идём,  что-то происходит и никакой информации. В конце концов узнаем, конечно,  но это тяжеловато.

Немцы активно грузы бомбили, ставили мины - в начале войны они нахальными были - прямо над водой летели, ничего не боялись. Мины магнитные были, ложились на дно, мы конечно с этим боролись - была специальная команда - размагничивали корабли, но насколько этого размагничивания хватит никто не знал - поэтому подрывались, конечно. После подрывов нефть разливалась, Волга горела - бороться с этим было нечем, поэтому просто ждали пока прогорит.

Шел 1943-й год. Когда в феврале армия Паулюса под Сталинградом капитулировала, то я прочитал в газете о том, что на Каспийской флотилии организовывался отряд, предназначенный для пополнения 393-го отдельного батальона морской пехоты. Я как комсомолец и молодой патриот, написал командиру своего корабля заявление о том, что прошу добровольно зачислить меня в этот отряд. Капитан тральщика мне и говорит: «Не будь героем, ты стоишь в рубке, дождь бьет по крыше, а на передовой день и ночь будешь под открытым небом и под пулями находиться». Но я уперся, и все. Списали меня с корабля, так что стал я морским пехотинцем. Зачислили меня снайпером-наблюдателем, потому как метко стрелял. Был вооружен пятизарядной снайперской винтовкой Мосина с оптикой.