Разведчики

Хороший разведчик должен прежде всего обладать психологической устойчивостью. Главное, чтобы в очень сложные и ответственные моменты не бросился в панику. У меня такой ненормальный склад ума - чем опаснее, тем я спокойнее, тем лучше работают мозги. Чаще убивают неопытных, потому что они раньше бросаются в панику, их первыми замечают и убивают. И потом нужно привыкнуть к мысли, что в любой момент тебя могут убить. Свыкнуться с ней. Если ты думаешь, как бы выжить, ты уже ненадежен.

И начали брать здание. В каждую комнату кидаешь гранату, даешь очередь из автомата, проверка, есть кто живой, и двигаемся дальше. В ответ немцы стреляют по нам из автоматов и пулеметов, кидают гранаты, по лестничному пролету бьют из "фаустпатрона", все вокруг горит. Уже второй этаж взяли, и мне Касюк показывает глазами на разбитое окно - по канату вниз снаружи, во внутренний "дворик-колодец" спускаются немцы, почему-то запомнились их начищенные сапоги. Стрелять не стали, только кричу одному из разведчиков - "Петька, возьми еще кого-нибудь, принимай их внизу! Бери живьем!". На третьем этаже сопротивление немцев закончилось и поджигать здание мы не стали... Осталось нас из 36 человек только девять, но двое тяжелораненых. Остальные убиты, ведь весь бой шел в упор...

До мельчайших подробностей помню ночь перед наступлением немцев. На удивление, нас в эту ночь в разведку не посылали. Мы обрадовались, намеревались отоспаться в своей землянке, но спать нам не разрешили. Вместе с тысячами других людей, находящихся в окопах, на огневых и исходных позициях, на наблюдательных пунктах - мы тревожно вслушивались в ночную тишину и чего- то ждали…

Свою фронтовую жизнь я начала в Сталинграде. Когда я окончила школу связи, война шла уже полтора года. И сразу как я окончила школу связи, меня вызвали в военкомат и сказали: "Нам очень нужны радисты. Хотите, чтобы война быстро закончилась?" Меня сразу взяли в часть, но я училась на русском языке, - а надо было на международном языке, знать на азбуке Морзе все коды. Я пришла в часть, там сразу меня переучили и оставили с заданием в Сталинграде - на случай, если немцы зайдут в Сталинград.

Шли почти без боев, немцы уже колоннами сдавались в плен, без какого-либо серьезного сопротивления. Дошли до города Мюрцюншлаг, захватили танковый завод, спрятанный в скальных горах и встали там на позициях. Но через месяц нам велели отойти назад, чтобы выравнять линию соприкосновения с союзниками. А потом, всю дивизию, вместе с частями 26-й Армии, пешим порядком отправили на восток.

Национальной розни не было. Отношения были братскими, полки дивизии состояли в основном из добровольцев, объединенных одной целью - убивать фашистов. В дивизии, в стрелковых полках, в 1941 году было: 50% латышей, 25% русских и 25 % евреев. Нам тогда нечего было делить между собой, кроме общей фронтовой судьбы и общей беды. Кстати, команды в дивизии старались отдавать на русском языке.

Взводу разведки отдали приказ - разведчикам проникнуть в танк через нижний люк, через канал ствола, вращая незаметно башню танка, вести наблюдение за немецким передним краем и установить точное расположение орудий ПТА. По "габаритам" для выполнения этого задания отобрали меня и еще одного разведчика, "из тощих", танкист нам объяснил, как действует танковая пушка, где находится поворотный механизм башни, и как надо стрелять, если понадобится открыть огонь, чтобы вызвать на себя ответный залп противотанковой артиллерии.

Приехали покупатели, и нас – молодежь, отобрали в отдельный армейский разведбатальон. Я был самым молодым, в сентябре исполнилось семнадцать, а самый старший был наверно года семнадцатого, восемнадцатого. В мирное время, чтобы стать разведчиком нужна тщательная подготовка, там же ни какой подготовки не было, разбили по подразделениям, по ротам, по взводам. На задания ходили по отделениям, это отделение туда-то, другое туда-то. Давали время на подготовку, офицеры разведуправления знакомили нас с картой участка фронта, где мы должны были переходить линию фронта, и с маршрутом. Если надо они выезжали с нами на передовую, изучали день, два, а то вот последний раз даже три дня сидели, следили за передним краем, где можно перейти линию фронта. Но это был уже 1942-й год, линия фронта за зиму стабилизировалась, и было очень, очень сложно перейти. А первые два захода мы делали ещё в 1941-м году, тогда более свободно было. Командовали отделениями кадровые сержанты, они были более подготовлены, а я самый молодой мальчишка, выполнял только их команды и распоряжения. Вся надежда была на них, и не дай Бог, чтобы случилось с командиром группы, хорошего мало бы было. Группы состояли из семи – восьми человек, но не меньше шести и не больше девяти.

Я сколько раз в разведку ходил, всегда под своей фамилией. Всегда говорили: "Называйся собой, рассказывай где жил, иначе собьешься, спутаешься. Никаких выдумываний!" Это наши нелегалы там, они действительно разрабатывались, а тут только свое! Я и стал рассказывать про себя. Они давай меня водить, где остались еще жильцы. А те: "Да видели, да знаем!" Дед сразу: "Да он пришел… да я ж его за дровами… а ты чего так долго ходил?" Сразу так и сказал!

Группу разведчиков бросили туда: "В чем дело, почему стреляют?" Сразу все остановились, люди попрятались. Мы быстро туда забежали. Смотрим, - блиндаж. Два заросших прикованных румына, с бородами, не брились. Они стреляли поверху, чтобы их освободили. Для них ясно, что фронт прорвали, идут войска, бесполезно сопротивляться. Но немцы их приковывали. Румыны дали нам понять, что сдаются.

Вошли в Сталинград в январе, и нас уже осталось от этой роты человек девять и командир взвода. Привели нас – вот передний край, и все. Как раз метель поднялась, не знаем, кто справа, кто слева. Мне он говорит: «Иван, сходи хоть узнай, кто там у нас слева?» Я пошел и нашел блиндаж, зашел: «Кто?» – «Да вот такой полк» - «Сколько вас тут?» – «Нас тут 11 человек!» – «А вы кто?» – «А мы вот кто!» – «А вас сколько?» – «А нас девять». Вот и весь передний край.

Весной 1942 года нас перебросили под Харьков во Вторые Просянки. И здесь шли бои не на жизнь, а на смерть. В одном из таких сражений я и еще один боец потеряли связь со своей часть. Ушли в разведку, а когда вернулись, то нашей части не оказалось на месте. Нашу часть перебросили на другую позицию. Кругом были немцы. Сдаваться в плен не хотелось. И мы, вдвоем в течение месяца, под боком у фашистов пробирались к своим. Радости не было предела, когда я и мой товарищ, разведчик, уже под Сталинградом присоединись к своим сослуживцам.

Последовал приказ – перейти в атаку, отбросить немцев от разъезда и  занять хутор в нескольких километрах перед нами. Несколько раз мы  поднимались в атаки, которые сразу захлебывались в крови. Сплошная стена  огня вставала перед нами. Там такие потери были, что вспоминать не  хочется… Тогда из штаба дивизии прибыл подполковник Борисов, сделал  штурмовую группу, в которую попали два моих друга, и ночью они пошли в  обход немецких позиций. Но эта вылазка была обречена на провал, ничего  из нее не получилось, и из этой штурмовой группы мало кто смог  вернуться. Мои товарищи Угриновский и Литвак погибли в этом ночном бою…