Минометчики

Я хорошо помню первый день войны… Нас бомбили и обстреливали из  артиллерии, а у нас тогда всего пять боевых патронов на винтовку было,  да и в отделении только шесть боевых винтовок, и шесть учебных,  просверленных. С таким вооружением наступать мы не могли. После начала  обстрела мы отошли немного назад, на опушку леса. Там собралась вся наша  рота, и мы продолжили отступление. В первый же день наш командир роты  был ранен в руку, потом мы потеряли командира взвода, в результате я  остался с командиром отделения, Орловым. Отступал вместе с ними, с нами  еще другие пехотинцы шли. Тогда все перемешалось, кто где – не поймем,  только отступали.

Ну в минометной роте было с этим так, что или он прихватит, усекет,  откуда мы стреляем, и даст по нам, или — мы по нему. Ну такого, чтобы он  засекал нас, мало было. У нас вот такое, например, один раз было. В  общем, там была такая возвышенность, а кругом — болото. Мы в болото мины  поставили, палки туда поставили под плиту, и расстреливали все это  дело, чтоб не садилось. Сосенки рубили и туда пихали. Так немец после  этого весь этот наш небольшой холм распахал. Не додумался, что мы с  болота стреляли.

Поселились в одной хате, и задумали печь хлеб. Ведь рождественская ночь  на дворе. Тесто замесили, поставили, а к утру отец вышел на улицу,  возвращается: «Там метель метет, и никого из немцев не видать. Давайте  бежать!» Мороз стоял такой, что даже собаки от холода не брехали. И  видимо конвоиры решили, что вряд ли кто-то отважится бежать, и пошли  греться. А хатка стояла как раз на окраине, и мы все один за другим  побежали в лощину. Из других хат за нами тоже кто-то выскочил и давай  кучей бежать. Только наших родственников там набралось человек  пятнадцать: отец, брат Иван, сестра с четырьмя детьми, невестка, жена  Алексея с детьми, да жены Ивана и Кузьмы.

Первый бой запомнился во всех подробностях. Ночью мы вышли на передовую,  как раз наш полк стоял в первом эшелоне, наша группа заняла  наблюдательный пункт на передовой. Причем что интересно, солдат вели  гуськом друг за дружкой, не то, что колонной, а одним за другим. Уже на  подходе к передовой неподалеку от меня кричат: «Климачев!» Я обернулся, и  увидел своего земляка из родной деревни – встретились прямо перед  атакой! Обнялись и поцеловались, но куда там, уже кричат: «Климачев, е…  твою мать, беги сюда!» Разошлись, и дальнейшую его судьбу до сих пор не знаю.

В конце концов, мы прорвали эту Голубую линию и вышли на Таманский  полуостров. В ночь с 3 на 4 ноября 1943 года наша дивизия высадила  десант в Крыму, немного севернее Керчи. Там пролив около 4 километров и  вот мы, под немецким обстрелом, форсировали этот пролив на рыбацких  суднах, катерах и так далее и высадились на Керчинский полуостров. Наш  катер не смог подойти прямо к берегу и мы начали прыгать прямо в воду. Я  неудачно прыгнул, меня волна захлестнула и я стал тонуть, но меня  подхватили и вытащили, а то я бы там остался. На берегу, к счастью,  оборону румыны держали, а не немцы, а румыны воевали не очень, не так  как немцы. Просто, незадолго до нашего десанта, может дней за 10, был  высажен десант, чтобы отвлечь внимание немцев. Немцы перебросили силы  для разгрома того десанта, а потом, когда его разгромили, вернули войска  на наш участок. И вот тогда нам стало тяжело.

Я к богу не взывал. Мне умные люди сказали старшие. Не думай никогда ни о  чем, что там с тобой случится, думай только об одном – как выполнить с  наименьшими потерями свою задачу, береги своих солдат  и уважай их.  Солдат, он не тебе служит, а он служит стране. Ты просто временно пока  специалист, и должен о нем заботиться. Твоя главная задача – защищать  солдата, но и относиться строго. Я так себя и вел. А вот о том, что  убьет меня или не убьет не думал. А вот то такое подсознание я понял,  когда меня вынесли из блиндажа. Тогда я почувствовал, что может так  случиться, и завтра меня не будет. На глазах же то один, то второй, то  третий. А еще воспоминания печальные, я никогда их не забуду.

Минометчики всегда несли потери, потому что наступали вместе с пехотой.  От тех ребят, которые вместе со мной начинали, немногие остались. Причем  в основном молодые сложили свою голову на поле брани. Вот к концу войны  потери уже были средние, но и тогда люди гибли. Кстати, больше всего  погибло народу, когда мы вышли на р. Неман. Тогда заняли оборону в  районе Тильзита, и противник собрал, по всей видимости, хорошую  артиллерию, открыл мощный прицельный огонь, и у нас во взводе погибло  пять или шесть человек, несколько были ранены.

Я кричу солдатам: «Давай быстро грузи мины!» Подходит лейтенант и  говорит: «Чего грузить-то? На чём ты повезёшь?» Я говорю: «Как на чём?  Вот лошади стоят. Грузите быстрей!» Лейтенант снова: «Ты посмотри, на  чём повезешь-то». Я говорю: «А чё смотреть-то, оно запряжено». А после я  подошел, посмотрел - у этого битюга с груди капает на землю кровавая  пена. Смотрю: худенькая лошадка ногу подняла, а у неё стопы нет! Стою и  думаю: как же так! Значит, она от минного поля по грязи бежала без ноги.

Так вот, когда я подошел сзади к немцу, который подавал пулеметную  ленту, то этим ножом как вонзил ему сзади, попал удачно между ребер, что  он сразу сник и свалился. А Варк ударил этого пулеметчика прикладом по  голове. Но он не заметил, что у него каска была на голове. Как только он  ударил, она как зазвенит после этого. Немец сразу же голову повернул:  не понял, в чем дело. Ну я не растерялся, выхватил пистолет и сразу его  прикончил. Он ведь за автомат стал хвататься, мог нас убить. Я вынул  из-за пазухи тогда, значит, пистолет и его убил. Ну и мы оттуда с окопа  после этого пошли все дальше-дальше, потому что нас могли тут заметить.  Тут уже наши пошли, пошли, пошли.

Готовились мы к этому бою здорово. Перед самым боем к нам прислали пополнение. Некоторых товарищей, которых взяли на фронт сразу же после освобождения территорий, которые были заняты немцами, даже обмундировать не успели: выдали винтовки и бросили в бой. Мы их называли чернорубашечниками. И вот мы пошли в бой. Цепь растянулась, была такая обстановка, что ни туда было не видать, ни сюда было не видать. А ведь прежде чем в бой идти, нам надо было артиллерийскую обработку местности сделать. Но у нас снарядов для того, чтобы это сделать, не было. И мы пошли так нахрапом на немцев.

Как командир минометной роты я вел огонь по немцам - отбивал очередную их контратаку. И вдруг появилось четыре танка "Тигр", а вместе с ними пошла рота пехоты. Я продолжал вести огонь со второго этажа дома, чтобы видеть все, там, где находится у меня наблюдательный пункт и так далее и тому подобное. И вдруг "Тигр" навел в мою сторону пушку. Надо было сразу в целях безопасности спуститься на первый этаж, а я вместо этого остался на втором этаже и продолжал командовать - вести огонь по немцам.

Наша задача состояла в том, чтобы определить населенные пункты по маршруту движения для организации ночлега и размещения боевой техники и лошадей. Нам был выдан сухой паек на сутки. Найдя подходящий район, мы ожидали прибытия полка. Прошел день, второй, третий… Есть нечего. Так мы стали нахлебниками хуторян. При этом разыскивали полк через штаб армии. Наступила весна, а мы шлепаем в валенках по лужам. Потом с трудом устроились на кормежку в воинских частях. Оказывается, в пути следования полку был изменен маршрут, а о нас просто забыли.

Как-то попали мы во все той же Прибалтике под сильнейший обстрел, залегли, разрывы мин близко-близко ложатся - страх! Все на пузо плюхнулись, я смотрю, а перед глазами у меня - черника! И ягоды крупные такие, много ее! Плевать на все, начали ее лежа губами собирать. Потом все было черное. Вспомнилось сразу Измайлово, как мы в лес ходили ее собирать. Казалось бы - война, страшная вещь! А тут такое - черника.

Запомнился мне в Клайпеде один случай. Как позднее оказалось, город был полностью заминирован. В том числе и небольшое одноэтажное строение, в подвальном помещении которого находился штаб нашего батальона. Помню, какая-то рота расположилась в одном трехэтажном строении, где раньше размещалась школа. Неожиданно поступила информация о заминировании, после чего поступило приказание: "Срочно освободить большие дома! Вывести всех!" Началась спешная эвакуация из больших домов. Прибежал командир этой роты и поднял команду на эвакуацию. Но не успели они выбежать, как дом начал взрываться.

На Перекопе мы стояли шесть месяцев в обороне. Стояли так долго, потому что весной была распутица. Штаб 4-го Украинского фронта, которым командовал генерал армии Толбухин, располагался в Мелитополе. У нас говорили, что когда Сталин давал команду начать крымскую операцию, то два раза ее отменяли из-за плохих погодных условий. Штабные докладывали, что не могут начать операцию, потому что техника не сможет пройти и даже солдат накормить не будет возможности.