Артиллеристы

Я сам забегал за щит каждого орудия после каждого выстрела и ключом поворачивал шток противооткатного устройства, чтобы выбрать ненужный поворот, который недоставало. Был слишком длинный откат у этой пушки, и была опасность сорвать поршни противооткатного устройства. Однажды получилось так, что я выбежал за щит поправить шток к соседнему орудию, а в это время выстрелило другое орудие и меня оглушило.

Командир батареи место взвода указал и к следующему взводу. А мы  окапываемся. Если успели – окопались, замаскировались и ждем атаки. Пока  атаки нет – надо ориентиры назначить. Пушки по ориентиру  пристреливаешь, там отдельное дерево, там отдельный дом, там то-то.  Пристрелял по этому ориентиру, и, если оттуда танки пошли – ты уже  знаешь, какой прицел, какая дальность, и даешь уже определенную команду.  Номер такой-то, дальность такая-то, ориентир такой-то. У меня во взводе  два орудия было, я только направление обязан дать, да «огонь»  скомандовать. Сам в ровике сижу, рядом командир орудия, а расчет за  пушкой.

После училища, в начале октября, я снова попал под Сталинград, в 4-й  танковый корпус. Корпус состоял из двух танковых и одной мотострелковой  бригады, при которой был отдельный артдивизион, вооруженный 76-мм  орудиями ЗИС-3. Меня назначили командиром 1-го огневого взвода. В это  время там бои местного значения шли, так что, в основном, мы стреляли с  закрытых позиций, а вот уже после 19 ноября, когда началось  контрнаступление – там и на прямую наводку орудия приходилось  выкатывать.

Все дело в том, что мы как раз защищали эту станцию Кразино. Тогда немцы  шли лавиной на нас: примерно в шеренге по десять-двенадцать человек и  нескончаемым потоком. Мы били их прямой наводкой. А они, значит,  несмотря ни на что, все шли-шли-шли. Сколько падали они, мы били их, а  они и по трупам все равно шли на нас. И они в конце концов гранаты  имели, все вооружение имели. И ведь они побили наших. Вот после этих  боев всего одна пушка у нас осталась. Потом уже сбоку их начали бить.  Тут подкрепление подошло к нам, и уже в этих боях двенадцать дивизий  окружено было немецких.

Дошли до Владиславовки Кировского района и здесь засели в оборону. Здесь  наши войска 11 апреля 1942-го года пошли в наступление, и мое 45-мм  орудие открыло огонь по немецкому пулемету, расположенному в районе  железнодорожной будки, и уничтожило его. Теперь стали ждать ответного  огня со стороны немцев, которые всегда открывали минометную стрельбу по  нашим пушечкам. А мы заранее приметили немецкую землянку, оставленную  врагом. Мы решили всем расчетом в ней засесть, хотя выход из этой  землянки вел в сторону врага. Но только начался обстрел, как один из  вражеских снарядов прямиком накрыл эту землянку, мне осколок попал в  левый бок под сердце, а младшего лейтенанта, сидевшего рядом со мной  ранило в живот.

Тяжелые бои были в районе города Ньиредьхаза, где попала в окружение 1-я  конно-механизированная группа генерал-лейтенанта Иссы Александровича  Плиева. Я помню, что наши части были брошены на деблокирование, и нам  это удалось, хотя конно-механизированная группа понесла большие потери.  Пришлось несладко, ведь любой передний край прорывать нелегко, живая  сила и техника противника тебя встречает. Бьет и артиллерия, и вражеской  авиации было немало. На фронте вообще нет легких дней.

Но эти первые бои на реке Молочной… Это было что-то страшное… Вот мне,  например, пришлось провоевать на передовой двадцать месяцев подряд.  Просто так получилось, что с момента нашего появления в полку, нас ни  разу не отводили на отдых или переформирование. Ни разу! И конечно, за  такой большой период нам пришлось участвовать во многих тяжелых боях.  Взять, например, бои за Никопольский плацдарм и при форсировании Днепра.  Какие бои шли в Молдавии, а про то, что творилось в Венгрии на Балатоне  и под Секешфехерваром я вообще молчу… Вернее, я вам обязательно  расскажу, какие ужасы там творились. Но даже по сравнению с этими  страшными и кровопролитными боями, я считаю, что самый-самый тяжелый бой  у нас произошел именно на реке Молочной. И поверьте, я так считаю  совсем не потому что это был наш первый бой, совсем нет. Просто там  немцы успели построить чрезвычайно мощную линию обороны. А наши войска  вышли на этот рубеж сильно измотанными, ведь они прошли с боями большое  расстояние, поэтому четыре дня боев не дали особых результатов. И только  после перегруппировки удалось сломить сопротивление немцев. Но бой шел  такой жестокий, что за эти несколько дней противотанковый ров оказался  доверху наполнен телами погибших солдат…

У нас артполк был - пушки на конной тяге, а гаубицы на самоходных тягачах. А здесь, когда пришли формироваться, то мы полностью уже перешли на машины: получали Студебеккеры, Шевроле, Виллисы… И гаубицы на машины, и все пушки на машины - мы перешли на полную механизацию! Получили пополнение, материальную часть, - и поехали на Курскую дугу. Перед Курской дугой был Степной фронт, Воронежский фронт, мы стояли в обороне, а потом и нас бросили в бой.

Скоро новый 1942 год. Мечтаем, что, возможно, к празднику нам дадут кашу. Вместо этого получаю в подарок красивый шарфик, от которого исходит такой знакомый запах любимых маминых духов, напоминающий запах пара от шоколадного напитка, но более острый. Держу в руках шарфик, вдыхаю этот знакомый запах и вспоминаю маму, отца, сестру и брата, не сдерживая слез. Вот уже полгода ничего о них не знаю. Где они, живы ли? И так тяжело на душе! Под самый Новый год недалеко от нашей огневой позиции нахожу две передние ноги неизвестно когда убитой лошади. Разрубили на куски и начали их варить в ведре в надежде, что получится жижа, подобная холодцу и можно будет погрызть кожу, ибо мы предварительно ноги осмолили на костре.

Вечером 22 июня у нас должен был быть выпускной вечер, но он не состоялся т.к. в шесть часов вечера был налет немецкой авиации, и у нас в Пуховичах разбомбили военный городок и нефтебазу. Никакого страха тогда у меня еще не было, я даже с интересом наблюдал, как самолеты сбрасывают над нашей головой бомбы, за что меня отец обматерил, тогда я первый раз в жизни услышал от него такие слова… Военные были в лагерях, поэтому в городке погиб только один человек, зато нефтебаза горела два дня.

В сорок третьем году было неоднократно, что взвода управления из артполка использовались как простые стрелки, в виду тяжелейших потерь в пехоте. А в конце войны перевод кого-то из артполка в стрелковый полк - был вещью редкой и использовался больше - как наказание.

Еще когда нас бомбили в нашем селе, уже тогда стало страшно, а на передовой было еще страшнее... Ведь никакого понятия не имел, что делать, где прятаться... Но ничего, опытные солдаты помогали, подсказывали, и постепенно втянулся, стал соображать, что к чему.

Еще когда я только-только был назначен командиром батареи, 23 февраля мы получили приказ вывести одно орудие на прямую наводку. Вывели, я остался с расчетом, начали стрелять. Уничтожили один ДЗОТ, причем тогда же меня впервые легко ранило. Немцы открыли ответный огонь, мы бросились по щелям, причем сверху на меня упал командир орудия, но все равно, осколок попал именно в меня, в левое бедро.

Немцы начали сильную артподготовку. Снаряды и мины густо рвались вдоль всей линии обороны наших войск. Через час немцы перенесли огонь на линию наших наблюдательных пунктов, и в атаку пошла немецкая пехота.Густыми цепями шли, в несколько рядов.

Внезапно метрах в двухстах появились немцы. Я дал по ним две очереди, а немцы в ответ открыли артиллерийский огонь. Рядом со мной в траншее был комвзвода, только пистолет проверил, - вдруг хлоп! То ли мина, то ли снаряд, не знаю, только командира взвода - в клочья!..

Первый бой тоже был неожиданным: нас посадили десантом на танки 53-й бригады и бросили в бой под совхозом Богодухов. Что такое танковый десант? Никакой защиты, негде укрыться. Танк мчится вперед, ты прижимаешься к броне, и ждешь пули… Против нас немцы бросили и пехоту, и танки. В первом же бою я получил сквозное ранение в ногу; почувствовал, что ноге стало вдруг холодно, упал, и очнулся только в санчасти.

Бои в городе шли страшные. Помню, выкатили мы орудие и вдруг идет здоровый танк, но я не растерялся, по гусенице стегнул бронебойным снарядом. Гусеница разорвалась - танк подставил задницу. Со второго снаряда загорелся. Ну меня там Чуйков поздравлял, Орден Славы дали. А потом меня там ранило.