Пехотинцы

Представьте себе ситуацию. В 200-300 метрах от нас стоят немцы. Ночью  они пускают осветительные ракеты и так далее. А с нашей стороны не  только стояли огнеметные части: просто огнеметные и тяжелые огнеметные.  Были такие зажигательные бутылки. Они, кстати, выдавались и просто в  стрелковых частях. Так вот, мы ставили эти зажигательные бутылки прямо  перед передним краем. Короче говоря, перед передним краем обороны саперы  ставили мины, а мы ставили там, где были свободные места, огнеметные  бутылки заграждения. Это были, насколько мне помнится, в комплекте две  поллитровых бутылки с зажигательной смесью и одна вместе с ними бутылка с  фосфором.

Вот ворвались мы в траншеи и там началась схватка, которая переросла в  рукопашный бой. А что такое рукопашный бой? Рукопашный бой – это когда  все смешалось. Артиллерия бьет и по своим, и по чужим, в траншеях за  каждым выступом, за каждым поворотом можно встретить противника и  вступить с ним в схватку – автоматом, гранатой или прикладом, чем  попало! У меня автомат был, и я сперва автоматом действовал. Потом у  меня патроны кончились, я у раненого немца выхватил его автомат, и  продолжал им работать. Потом прикладом пришлось, а потом и до пистолета  дошло!

Я не знаю, чего больше всего боялся я. Я как пришел, ну прибыл на фронт,  так там труп на трупе лежал и танк на танке стоял. Вот это запомнилось.  Убитые люди были кругом. А там же снаряд не видит, что и куда бить...  Поэтому было такое: то кишки выпустит, то головы нет у человека. Вот в  такой ужас я попал сразу. Как их, убитых, хоронили, я не видел, но месяц  в обороне я с ними лежал. Никто их не хоронил при мне, и так они  лежали. Месяц. Ну уже заморозки начались. Вони не было, ничего такого не было.

Где-то на середине реки попали под обстрел, нас обдавало фонтанами воды  от разрывов. Ближе к берегу у нас в лодке появились раненые, а кругом по  реке плыли тела убитых бойцов. К берегу, мы пристали в полной темноте,  моментально выгрузились, а саперы, забрав с собой раненых, загребли  назад, к левому берегу. Кто-то дал команду окопаться, но стоило копнуть  землю на «пол-штыка» как в ямке сразу появлялась вода. Вскоре узнали,  что нас высадили на острове, и тут к нам подбежал замкомбата капитан  Жученко и приказал идти за ним, он нашел брод. Все высокие взялись за  руки, цепочкой встали по горло в воде, до самого берега, и таким  образом, остальные, держась за нас, все с оружием перешли на правый  берег, и стали подниматься вверх по тропинке, чтобы сразу занять  оборону. Рано утром нас подняли в атаку в направлении деревни  Куцеволовка. Вместе с нами находились комбат и другие офицеры. Немцы  открыли по нам огонь из пулеметов и минометов, неподалеку от меня  раздался взрыв, и я увидел упавшего с разбитой головой Глеба Якунина из  Узбекистана. Кто-то меня толкнул, и я, опомнившись, побежал с ПТР  дальше. Несмотря на потери, наш батальон ворвался в крайние дома  деревни, мы продвигались с боем по улице, от дома к дому, и немцы не  выдержали натиска и стали отходить в Онуфриевку и Дириевку, и вскоре  оттуда обстрел в нашу сторону усилился.

Зима в 1944 году была суровой. Я дежурил на НП, ветер задувал снегом в амбразуру, я продрог и решил почистить снег лопатой, вылез на бруствер и вдруг увидел двигающуюся ко мне с нашей стороны фигуру в белом маскхалате. Не узнать её было невозможно. Это был лектор политотдела, любивший по ночам проверять бдительность часовых. Его все терпеть не могли. Когда он приблизился метра на два, я обледенелой лопатой хотел сильно ударить его по голове, но удар пришёлся по плечу. Он тут же закричал, что я напал на советского офицера и за это пойду в штрафбат. Он, видимо, жаловался, но ко мне никто не обращался.

Был призван в армию вместе с учениками старших классов и я. Мне тогда было 19 лет, а ученикам по 17-18 лет (тогда в первый класс принимали с 8 лет). Нас привезли на фронт и пополнили отступающую стрелковую часть. Мы отходили, а часто и бежали, оставляя свою землю, свой народ. Было очень обидно. Двое моих учеников погибло, мне было их очень жаль, я плакал. Тяжело было зимой - не хватало теплого обмундирования, валенок. Хорошо доставалось зимой и немцам. Они рассчитывали закончить войну в летнее время, захватить Москву, Ленинград, дойти до Волги, а уральские военные заводы разбомбить и уничтожить.

Через полчаса или через час опять в атаку. На этот раз мне одному дали противотанковое ружьё. Я видел его в первый раз. Как с ним обращаться мне не показали, но я сам сообразил. Снова шли вперёд. Я время от времени ложился и делал выстрел в сторону немцев, патронов мне дали много. На этот раз мы подошли близко к немецким окопам. Были слышны даже их голоса. Я снова расстрелял все патроны. Наверное, и у других они кончились. Мы снова отошли. Никто нами не командовал. Это называется, что я ходил второй раз в атаку.

Мы стояли в обороне, но однажды моему взводу поручили провести разведку боем. Нужно было переправиться на западный берег Дона и завязать бой, чтобы выявить огневые точки немцев. Эту морозную ночь я не забуду никогда… По льду мы передвигались медленно, ползком и короткими перебежками, но оказалось, что из-за быстрого течения у самого берега льда нет, поэтому пришлось прыгать в эту ледяную воду… Выбрались на берег, а он был настолько крутой, наверное с четырехэтажный дом, что мы оказались для немцев в мертвой зоне, поэтому они стали нас забрасывать гранатами. А мы, мокрые, замерзшие, только немного отдышались, выжались и бросились по склону наверх. Но какой же огонь открыли по нам немцы…

После прибытия под Москву первый бой приняли в районе Волоколамского шоссе, мы не давали прохода немцам. Вырыли окопы, немцы наступали и пехотой и танками, самолетов было очень много. Когда мы приняли бой, поняли, что такое немецкая атака, видимо, они хотели одним рывком до Кремля добраться. Потери были большие, но мы старались не отступать, приказ был держаться. Плохо то, что враг сильно бомбил. У нас приказ был: "Во что бы то ни стало, Москву не сдавать".

Я снова все подробно показал по карте. "Комиссия" отпустила остальных двоих приглашенных, меня оставили, и тут мне подполковник заявляет: "Товарищ старший лейтенант, мы хотим поручить вам специальное задание в немецком тылу. Скомплектуем для вас отдельную роту, дадим мастеров на все руки и неделю на подготовку, а дальше получите конкретный приказ и подробности спецзадания", на что я ответил, что готов выполнить любой приказ Родины. И действительно, на следующий день...

Неожиданно сзади раздалась немецкая речь. Мы смотрим, идут со стороны наших позиций свыше полусотни немцев. Я достал гранату, приготовился рвать чеку и жду. Товарищ взял автомат наизготовку. Но как поступить? Если откроем огонь - верная гибель... Решили, что если нас обнаружат - подрываемся. Но немцы прошли в десяти метрах и не заметили нас. Когда немцы прошли, то товарищ долго не мог вырвать гранату из моей руки, настолько крепко я ее зажал от дикого напряжения...

В начале апреля в каком-то курском селе из остатков двух стрелковых бригад 143-й и 96-ой, и еще каких-то отдельных частей стали формировать эту дивизию. По прибытии нам сразу вручили гвардейские значки. В этот значок мне вскоре попал немецкий осколок и покорежил его, но не пробил.

Шли вечером, но было светло от искрящегося снега и полной луны. Навстречу выходили поодиночке раненые и говорили нам -«Здесь никто не уцелеет. Все здесь погибнете!»... Продолжаем идти. Минут через пять нас обгоняет упряжка из трех коней. На лафете сидел пожилой бородатый ездовой. Этот момент немцы не прозевали, дали несколько залпов беглым огнем по тому месту где мы находились...Один из снарядов попал прямо в упряжку. Все три лошади были убиты, а ездовому оторвало голову. Голова катилась как мяч на нас, залегших в снегу...Глаза моргали и губы шевелились в последнем смертном спазме...

Мы с марша вошли в бой. Первый бой. Вдалеке, как в кино, показались немецкие танки, размером со спичечную коробку. Маленькие, огонечки казались игрушечными. Буквально через 15 минут они оказались близко. У нас стояли замаскированные пушки. Они открыли ураганный огонь. Танки остановились, некоторые загорелись. Наши танки стояли замаскированные. Потом наши ринулись вперед. Немецкие, как-то сразу, ушли. Вот они были, и - нет их.