Связисты

Когда же мы пролетели на высоте 600 метров полтора часа, по нам ударили трассирующие пули зенитного пулемета. Было темно, лишь только луна служила нам ориентиром. Мы решили, что наши зенитчики приняли наш самолет за немецкий. Летчик, дав сильного «козла», пошел вниз и произвел посадку. И хотя нас сильно тряхануло в воздухе, мы благополучно без травм и поломок сели на землю. К тому времени стрельба уже прекратилась. Когда же, не выключая мотора, я выбрался из самолёта, то, к своему удивлению, обнаружил, что кругом нас находятся траншеи. Как мы в них не угодили, я этому и сам до сих пор удивляюсь. Нам просто повезло!

Сначала я была назначена телефонисткой, потом перешла на рацию, работать на которой научилась уже на самом фронте. Обучали, кстати, нас на курсах связистов при корпусе. Кого на «Бодо»,кого — на СТ,-такие, знаете, в то время имелись аппараты. Потом училась на коммутаторе, на телефоне, потом — на радистку. Аппараты у нас, понимаете, все такие простые были. Ну, случалось, передавали по азбуке морзе что-то. А в основном мы выходили на полк линии как телефонисты, сидели на коммутаторах, находились на НП полка и вот на таких передовых линиях. Ну я все время было в пехоте, а потом, когда в Карпаты пошли, в штурмовой десантной группе.

За время войны по наведению наших радиостанций было сбито более сорока  самолетов противника. Недаром говорили, что пехота — «царица полей»,  артиллерия — «бог войны», авиация — «сталинские соколы», а связь — это  «нерв армии». Без связи воевать невозможно. А когда дело касается  наступления, то проводную связь не всегда можно обеспечить. Нужна  радиосвязь – она мобильная, можно держать связь на большом расстоянии. А  что касается самолетов – то тут, естественно, возможна только  радиосвязь. У нас не на всех самолетах-истребителях стояли радиостанции –  приемники-передатчики были только у командиров звеньев, а у остальных  стояли только приемники.

Да и особый отдел внимательно следил за шифровальщиками. Но, слава Богу,  я не могу припомнить таких случаев, чтобы к нам засылали провокаторов. А  то, знаешь ли, бывает и такое, что подошлют тебе, скажем, какого-нибудь  парня такого, что расстегни рубаху, рукава, как говорится. Он на что-то  спровоцирует тебя, а ты возьмешь и взболтнешь, не дай Бог, ему что-то.  Правда, у нас и начальники наши говорили: «Ребята, никаких разговоров о  работе чтобы не было. Про девчат, про невест, которые там у вас есть,  говорить можете. А больше — ничего не должны вы говорить. Ни в письмах,  ни в разговорах».

Волну мне давали из штаба, вызываю рацию. Я – «Земля», а в воздухе  позывной: «Ромашка». Устанавливала связь, и первым делом спрашивала, как  меня слышно. Но мы работали ключом, микрофоном редко работали. Так что  ставишь «точка-точка-тире-тире-точка-точка», то есть «вопросительный  знак» - это значит, что спрашиваю качество связи. Дает ответ:  «ти-ти-ти-ти-ти», то есть «пять». Отличная слышимость. Может быть  «ти-ти-ти-ти-та» («4») или «ти-ти-ти-та-та» («3»). Дальше бойцы принесут  из штаба сообщение, вызываю самолет, получаю согласие, что слышимость  нормальная, и я передаю радиограмму.

Обычно в соответствии с установленным порядком при прокладке новой линии  связи выходим вдвоем с товарищем, тогда я вышел с Виноградовым из  Ростова, у одного катушка провода закончилась, тогда второй начинает  тянуть, я же беру, зачищаю провод и связываю первый и второй. Пока я  крутил-вертел, так увлекся, что ничего не слышал, Виноградов ушел  вперед. Смотрю вокруг, а нет товарища, думаю, где же он, ни балки, ни  леса вокруг, везде открытое пространство. Подошел ближе – оказалось, что  или мина, или снаряд попал прямо в него и разнес все на свете.

Прибыли на передовую, и только я успел вырыть себе окопчик и слегка его  замаскировать, как начался бой. Лейтенант давал координаты и время  открытия огня, и наши «катюши» били залпами по наступающим немцам.  Сначала дивизион стрелял из района села Пседах, а потом сменил позиции. А  на передовой в это время начался настоящий кошмар, беспрерывные  артобстрелы и бомбежки, а потом в бой вступили немецкие танки. Несколько  раз наши позиции накрывало точным огнем, кругом только убитые и  раненые, а мы с лейтенантом пока еще держались в строю. Там все было  перемешано с землей, кровью и грязью: люди, оружие, Малгобек переходил  из рук в руки. Затем в очередной раз я передал данные от лейтенанта в  дивизион, и «катюши» дали залп по немцам, заодно накрыв и наши окопы…

Конечно, в это время наши русские побежали. Уже вот, немцы подходили к высоте, на которой находился именно наблюдательный пункт и моя радиостанция там же была. Нам пришлось брать автоматы и отстреливаться от них. Откуда-то ни возьмись вдруг на пути отступающих русских (я даже не узрел и не успел заметить, откуда они взялись) появился заградотряд. И из этого заградотряда стали нашим говорить: «Ни шагу назад! Иначе мы вас сами перестреляем! Стой!» Мы между заградотрядом и немцами отстреливались как могли. И вот, когда начал этот заградотряд собирать наших отступающих, это было уже у меня за спиной, как раз наши и отбросили немцев. И примерно часа через три-четыре немцев остановили, и опять они отошли на свои позиции.

В общем, продержались до вечера. Потери были очень тяжелые – в нашем  батальоне за один день погибло не меньше чем по 40% состава каждой из  трех рот. А у нас роты были крепкие, многочисленные – это же не пехота, а  саперы! Но немцы нас тогда придавили сильно, мы уже думали, что они нас  назад в воду скинут. Но до конца дня бригада все же продержалась, а  вечером немцы отошли. После боев за Инячовце бригаду отвели на отдых, на  десять суток. Помню, что в бригаду пришел генерал Еременко, целовал  солдат, благодарил и распорядился всех наградить. И тогда мне дали орден  Красной Звезды.

Я взял с собой на плацдарм трёх опытных связистов-ремонтников: Савчука, Держулу, Епифанова. Через реку нас перебросили ночью, было тихо. Мы увидели крутой правый берег Днепра и за ним деревню Великий Букрин. Многие хаты были разбиты. До рассвета успели вырыть на крутом склоне землянку и покрыть её двумя рядами брёвен и досок из разбитых хат. Утром подготовили места для ремонта радиостанций и телефонных аппаратов и укрыли заряженные аккумуляторы, которые мы привезли на лодке с собой (зарядный агрегат был на левом берегу). Ночью приносили к нам из подразделений требующую ремонта аппаратуру.

20 августа 1941 г. меня призвали на военную службу и определили в 51-ю армию, в 91-й отдельный полк связи, прозванный "женским". Наш полк обслуживал штаб армии, который находился в г. Симферополе. В мои обязанности входила передача информации по аппарату Морзе. В начале службы, работы по связи было мало. Жили мы в здании пищевого техникума возле р. Салгир, а работали в большом доме, который находился в конце Симферопольского парка, там и располагался штаб 51-й армии вместе с нашим телеграфом. Потом нас перевели на Петровские скалы.

Моя работа в отделе была разносторонней: перевод захваченных немецких документов, изучение и оценка оперативных и тактических карт, допрос пленных танкистов, изучение трофейной техники, выезды на передовую и в танковые части, выполнение разведзаданий, составление аналитических докладов о танковых частях противника противостоящих фронту и даже прослушивание немецких и английских радиостанций, составление переведенных на русский язык обзоров радиопередач и сводок.

Был у нас Тимофей Белов, он 2-3 раза был ранен, постарше меня был, мордвин, и мы с ним тянем. Вдруг я чувствую, летит снаряд. Чувствую, что он не просто летит - он летит мне в лоб. Вот всеми клеточками чувствую. Мне этого не хотелось, я бухнулся об землю. Так лихо бухнулся и чувствую, боль страшная, под боком осколок вот с ладонь, я уж измерил в мыслях, такой примерно осколок мне вошел. Лежу, осматриваюсь, оказывается это не осколок, а это угол катушки, которую я не убрал. Ладно, передохнул, а он стоит. Потом идем дальше - точно такой же момент. Я снова бах, уже предохраняюсь, уже набрался опыта - обе катушки убрал. Бухнулся и лежу. Он надо мной: "Ну, так что, связь будем тянуть или лежать будем"? Говорю: "Какая связь? Стреляют же"! "Не волнуйся. Тот, что ты слышишь, снаряд он уже пролетел тебя, а тот, что в тебя попадет - ты не услышишь. Не волнуйся".

Ведем огонь по немцам, видим разрывы своих снарядов и точные попадания. Продвигаемся вперед, а немецких трупов нет! Можно было сойти с ума. Лишь когда мы ворвались в Элисту и увидели огромное, до края горизонта, немецкие кладбище, с касками, надетыми на свежие кресты, то поняли, что у немцев был железный закон. Они забирали с собой трупы своих павших товарищей…

А с косами на войне было бы невозможно, нас бы вши одолели. Да и вообще, какие там косы! Например, на Украине вода была такая жесткая, что даже короткие волосы в котелке промыть трудно. А от вшей в одежде, белье избавлялись санобработкой. Первый раз Любушка, фельдшер наш, всю нашу одежду в специальную машину засунула. И что же получилось? Вытащили, все село, сузилось. Мы одеть не можем. И бог знает, на кого стали похожи. Мы друг на друга посмотрим и хохочем. Вот бы нас командир в это время увидел.

После освобождения нашими войсками я вновь была мобилизована в Армию в 34 морскую стрелковую бригаду связисткой. Вскоре в Славянке из 34 и 157 СБ была сформирована 301 СД под командованием Антонова В. С., а я была направлена в 757 ОБС связисткой.