Артиллеристы

Я Вам скажу так: честно говоря, у меня страшно тяжёлое давление было летом 1942-го года, особенно вот это отступление. Когда я начинаю вспоминать, как мы вошли, скажем, в Краснодарский край, как туда отступали… Уже даже хоть я и знал предгорья Кавказа – была тоска, почему-то была страшная тоска. Понимаете? И вот сейчас, когда я начинаю вспомнинать те времена – у меня опять та тоска. Она была от того, что мы отступаем.

Но из одного ада мы прибыли в другой. Нас привезли в пересыльный лагерь,  находившийся недалеко от немецко-чешской границы. В этом лагере пленных  вообще не кормили до отправки куда либо, понимаете, вообще не давали  никакой баланды, нам был положен только «чай» (в бадьях заваривали  листья с деревьев), и этим «чаем» нас. если так можно выразиться,  «кормили»…Пленные поголовно опухали от голода, и на территории этого  пересыльного лагеря съели все на земле, до последней травинки или  корешка, а с необструганных досок на заборе, содрали всю кору.

Дошли до Владиславовки Кировского района и здесь засели в оборону. Здесь  наши войска 11 апреля 1942-го года пошли в наступление, и мое 45-мм  орудие открыло огонь по немецкому пулемету, расположенному в районе  железнодорожной будки, и уничтожило его. Теперь стали ждать ответного  огня со стороны немцев, которые всегда открывали минометную стрельбу по  нашим пушечкам. А мы заранее приметили немецкую землянку, оставленную  врагом. Мы решили всем расчетом в ней засесть, хотя выход из этой  землянки вел в сторону врага. Но только начался обстрел, как один из  вражеских снарядов прямиком накрыл эту землянку, мне осколок попал в  левый бок под сердце, а младшего лейтенанта, сидевшего рядом со мной  ранило в живот.

На плацдарме нам объяснили, что смысл форсирования Днепра заключался в  том, чтобы пробить оборону противника и окружить немцев под Киевом. Еще  Семен Михайлович Буденный в Гражданскую войну, когда не было танков, а  были лошади, как раз в районе Григоровки форсировал Днепр. Но мы заняли  какой-то небольшой плацдарм, отбили саму деревню, а дальше, мягко  выражаясь, немец нас не пустил. Пока не построили мост, танки оставались  на нашем берегу и не представляли собой грозной силы для нашей  поддержке. И вот мы возились на плацдарме, то наступали, то обратно  отступали. А когда построили мост, тогда и танки заговорили. Мы  двинулись вперед. За эти бои меня наградили орденом «Красная Звезда».

Отступая, наткнулись на наш заслон – они отобрали все продовольствие:  «Вы идете в тыл на формирование, там вас обеспечат». Потом добрались до  Курской дуги, село Графовка. Там нас начали опять пополнять, потому что  почти ничего не осталось – например, в моем дивизионе осталась всего  одна пушка. Никаких репрессий за утрату материальной части не  последовало, Бог миловал. Дивизию пополнили и снова вернули на фронт.

Мы НП должны расположить так, чтоб видеть противника, видеть что впереди  пехоты: пехота или танки. Мы подбираем место, чтоб находилось повыше,  мы вправо влево передвигаемся сзади пехоты. Тут у нас трубы, бинокли,  разведчики, аппаратура есть вся наблюдательная. Окапывались,  замаскировались, чтоб нас только не видели. Если нас противник увидит,  то расстреляет прямой наводкой. Но мы в землю залезем, а потом уже  прибор устанавливаем и наблюдаем. Видим идет колонна пехоты, что они  делают, и сразу на карту наносим и докладываем в штаб дивизии, и те себе  на карту, и уже знают что тут что-то готовиться.

{jcomments off}
Три дня я вёл стрельбу по кораблям, которые двигались на запад. Вероятно, их трасса пролегала раньше в пределах досягаемости дальности стрельбы наших орудий, но после первых же выстрелов по кораблю я обнаружил, что трасса пролегает на большем расстоянии, чем мы предполагали. Первый выстрел произвели на прицеле, соответствующем пятнадцати километрам, и был недолёт; второй на двадцать два и также недолёт. Стрелял впервые по морским целям и не умел определять расстояние на море - нас этому не учили. Сразу доложил о неэффективности стрельбы, но мне приказали открывать огонь по любой морской цели, исключая для них возможность приблизиться к берегу.

Расчеты, как правило, располагались уступом или в "шахматном порядке", в зависимости от условий местности, на расстоянии друг от друга с определенными интервалами, и даже если какое-то орудие было раздавлено немецким танком, то соседний расчет мог поразить этот танк выстрелом в бортовую броню. Тяжелый немецкий танк не всегда снарядом в лоб возьмешь, старались бить по гусеницам или заклинить башню, но в борт мы били и жгли "тигры" за милую душу...

Маленький паровоз "ОВ", как его ласково называли "овечка". Он весь был обтянут броней, и всего четыре вагона, два впереди и два позади, тоже обшитые броней. В каждом из них была 76-мм пушка, но не обычная, а какая-то морская, скорострельная. Плюс еще были ручные пулеметы, и была счетверенная зенитная установка. И впереди еще были платформы со шпалами, рельсами и разными инструментами, на случай срочного ремонта.

В 4 часа утра мы уже были на границе, потому что в нашу часть поступило донесение, что началась война, уже есть убитые пограничники. Как раз в это время немец открыл огонь по нашей стороне Перемышля, причем прямо по автодрому, знали они, куда бить надо. Немец начал бомбить нас, причем сильно людей побил, наш взвод в случае войны должен был занять один дот. Это было мощное укрепление, на вооружении которого в 4 амбразурах было 2 76-мм пушки и 2 пулемета Дегтярева станковые. В доте дожлны были быть все 36 человек из нашего взвода, а также прислуга к орудиям.

В метрах восьмистах от нас через перекресток прошла колонна машин, и я еще подумал, что это, наверное, проследовал один из наших армейских ИПТАПов. Мы ехали вперед еще полчаса, и остановились, увидели вдали, на горизонте несколько силуэтов. Прошли по снегу где-то метров пятьсот, я и два разведчика. Подошли вплотную, стоят три человека, вроде в наших шинелях. Я обратился к ним - "Земляки, не видели, артиллеристы не проезжали?". И тут... "силуэт" разворачивается ко мне. Немец, в вытянутой руке пистолет. И стреляет в меня в упор.

Рядом со мной были разведчики Скорик и Спирин. В воздухе все время визжали пули, слышен был гул самоходок, стоны и крики раненых о помощи. Но нужно было стрелять, оброняться, убивать., убивать и убивать. Я прильнул к прицелу орудия и зверски кричал -«Подкалиберными, заряжай!». В панораме увидел, как самоходка «фердинанд» появилась на небольшом бугре и стало видно ее днище. Вторым снарядом я попал в это днище, и самоходка остановилась. Все закричали «Ура!».

Немцы начали сильную артподготовку. Снаряды и мины густо рвались вдоль всей линии обороны наших войск. Через час немцы перенесли огонь на линию наших наблюдательных пунктов, и в атаку пошла немецкая пехота.Густыми цепями шли, в несколько рядов.

Сразу доложил на батарею - «Вижу цель!». На пристрелку хватило трех снарядов, а потом дали залп всем дивизионом.Никто из немцев не уцелел. И таких эпизодов хватало с лихвой.О нашем полку в СОРе была очень добрая слава, нас с уважением называли -«богдановцы». Полк хорошо себя показал в севастопольских боях.

К пехоте попадешь, постреляешь - финны начинают лупить из минометов по этому месту. Пехота нашему брату чуть ли не подзатыльники: "Уходите отсюда. У нас было мирно, хорошо." Вплоть до того, что плащ-палатку рядом с окопом расстелят и загорают.

Орудия батареи нашего полка, выделенные для артиллерийской поддержки форсирования Днепра, не могли до конца выполнить свою задачу, так как фишистские автоматчики перестреляли всех коней и почти все орудийные расчеты. Это была тяжелая утрата, не говоря о потере четырех орудий. Между тем, движение по переправе началось. Это случилось 25 августа.