8332
Другие войска

Носков Михаил Михайлович

Я ведь и не помню уже ничего. Да и на фронте-то был всего два месяца. Давно все было.

Ну просто расскажите про свою жизнь. Что помните, что сочтете нужным.

Да помню что-то. Но оно же рвано получится. Неинтересно. Да и вспоминать тяжело.

Просто начните с рождения. Как жили до войны, какая семья была. Как на фронт попали. Расскажите, что помните.

Ну... Как... Родился я в 1921 году в селе Парша, Юрьев-Польского района. Сейчас это Владимирская область, а тогда числилась Ивановской промышленной.

Семья простая, из крестьян. Простые середняки. Нас у родителей трое братьев было. Я младшим был. Еще Вася — старший. И Саша — средний. Немного по тем временам. Тогда семьи-то огромные были. Хотя, у нас в деревне много родни было. Сестры, братья двоюродные.

Село на речке стояло, на Парше. Сейчас деревня крохотная, полторы избушки, а тогда несколько сотен домов было. Шестьсот дворов. Как бы две деревни объединились. Мы жили на берегу, где церкви не было. А на той стороне реки церковь стояла. Та половина престижней считалась. У нас, кстати, дворовые зады прямо в речку упирались, сразу за яблонями — я там как-то зимой чуть не утонул. Речка быстрая, хоть и маленькая. Иногда подмывало лед. Вот я, вероятно, полчаса висел на льду — затягивало, вылезти не мог. Отец вытянул.

Но ничего. Выловили, самогонки лафитник дали. Я совсем пацаном был. Лет шесть, наверное. Даже не заболел. Хотя с самогонки проспал крепко.

Развлечения простые. Рыбалка, раков ловили. Лапта, змеев пускали. Повзрослее ребята на гулянки ходили. Потом уже помню, как приезжали в гости. И вечером молодежь гулянки затевало. С разных концов села, компаниями. Балалайки, гармошка. И слышно, как к середине сходятся. Там уж только самые голосистые хороводят. Остальные помалкивают.

Частушки все больше матерные были.

Ероплан, зелена птица,
Ты лети, лети, лети.
Мою милку черноброву
Надо трактором ети.

Хулиганили иногда, но больше без злобы. И на кулачках сшибались, но без безобразий.

Хотя вот, помню, молодежь любила ребятишек помладше подначить. На храбрость проверку устроить. Мол, на кладбище ночь просидеть. Оно на отшибе маленько стояло. И как досидит парнишка до часа положенного, так должен выйти и полотенцем белым помахать. Что выдержал испытание. А остальные вроде судей — сидят и по очереди в стороне караулят. Не спят. А на кладбище сами не идут. Только от крайнего дома смотрят.

Долго так шалили. Пока бабульку в гроб не вогнали. Она корову ходила искать. А тут вылезает белое с кладбища. Бабуля и того... Совсем... От испуга не выдержало сердце. С тех пор перестали.

У нас лесов мало. Овраги немного дубами поросли. А так все больше поля. Так в оврагах под дубами вкуснейшая полоника росла — она крупнее лесной земляники и слаще. Мы ее щелкуном звали — ее как срываешь, так она щелкает.

Жили мы в деревне до 1929 года. Тогда в деревне очень голодно было. Прямо очень. У нас двоюродный брат умер от туберкулеза. Рано очень. Не хватало питания. А аккуратный был... В пузыречек все отхаркивал. И закапывал потом — чтобы другие не заразились. Он, кстати, лунатил еще. Как-то ночью его застали. Запряг телегу без лошади. И давай на нее мешки таскать. Точно на мельницу ехал. После опять мешки растащил, телегу распряг. И спать. С утра не помнил ничего. Добрый был очень. Любили мы его.

А о недавней революции какие-то разговоры велись? Что-то помните?

Откуда? Родители не воевали — отец больной был. Ну, разве, про атамана Юшку иногда вспоминали. Но тихо, с оглядкой. У нас в округе его укрывали. Их два было знаменитых. Юшка, да Огонек. Но уже и не помню, что рассказывали. Мало, да и давно было.

И вы тогда всей семьей уехали? Только ваша семья? Или еще кто из родни?

Только мы. Пятеро. Остальные не успели. Как колхозы пошли, так все и завязли. Никто больше не вырвался. А мы поехали в Иваново. Отцу дали должность на фабрике. Так что мы продали, что могли — и туда. Нам родня завидовала. Хотя коров своих не бросили. А у нас не было ни фига. Вот мы и поехали.

Три года поболтались по квартирам. А в 1932 году выстроили кооператив на Пролетарке, как раз напротив Белой Церкви. Там и сегодня Васина семья живет. А мы с Сашей разъехались.

Как вообще до войны жилось в городе?

Да бедно, как и везде. Учились в школе. Мы все трое близорукие — от мамы досталось, по ее линии. Вася-то вообще ослеп перед смертью... Так что особо не хулиганили. Кружки при школе были. Шахматы, фотокружок. Вася после стал поммастером, по тем временам — важная птица. Ткачи тогда неплохо зарабатывали. На первую зарплату купил фотоаппарат. Так мы все по очереди на нем тренировались. Семейное увлечение. Кстати, на праздники для представительства покупали папиросы «Пушка». Хорошие были папиросы. Толстые, табак ароматный. А так простые курили.

В шахматы больше Саша и Вася играли. А мне лень было. А в турнирах больше по переписке участвовал, а Вася и Саша по первому разряду заработали. Но они на турнирах играли. Я как-то участвовал, но живот прихватило прямо неподходяще. Пришлось партию сдавать — а я уже выиграл. Так и не стал больше играть. Так что у меня только второй.

На лето в Паршу ездили. Там хорошо летом-то. Да и мы свои вроде как. Иногда на Волгу катались. Но чаще в Паршу.

Если до станции, приходилось до Старково ехать. А потом три километра полем. Так мы между Ледневым и Старковым просто с поезда прыгали. Тогда паровозы медленно ходили, а тут еще уклончик — он вообще чуть тащится, как пешком идет. И Паршу видно — она как раз на взгорочке. Мы с поезда прыгали и через поле туда топали.

Саша как Вася работать после школы стал. На ткацком. Но он в Родники уехал — там общежитие давали при фабрике, квартиру обещали.

А я после школы пошел учиться в Энергетический институт, он на Рабочем. Почти доучился, да тут война.

Васю и Сашу не взяли — у них бронь. Они же обмундирование да бинты делали. И меня не брали — студентам больших курсов тоже бронь давали. Но карточки тогда такие крохотные были у нашего брата, что я чуть с голода не подох. Рабочие-то еле ноги таскали по усиленной пайке. А студентам вообще одно название было, а не паек. Так что ушел добровольцем. Чтобы с голода не загнуться.

Год не помните?

Вот совсем дату не помню. 1942, наверное. Меня как знакомого с электричеством хотели в связь направить, да вместо этого сунули в саперы. Немного в лагерях поболтали, рассказали как мины разряжать и отправили на фронт. Попал я на Волховский.

Номер части, топонимы можете вспомнить?

Да какое там! Помню, что командир роты капитан был — я его чуть не пристрелил. А уж что там было... Уже не помню. Не надо оно мне.

Меня как грамотного в штаб сунули. Писарем. А как узнали, что рисую хорошо, так еще и политрук приклеился. Стенгазеты рисовать.

После, как я чуть не расписал капитана, все в училище на младшего лейтенанта агитировал. А оно мне надо? Это же ответственность огромная. Да и гибло их — море. Их ведь везде, как затычки суют. И шкуру дерут. Да и гибли они первым делом.

А что за история с капитаном?

С капитаном-то? Да просто было. Я на посту у склада стоял. Ночь, страшно. Тут еще немцы рядом с нами ночью целый взвод по-тихому вырезали. Как поросят. Те и не пикнули. Их баба наша русская к ним вывела. Чего уж она так... Так всех вырезали. А когда ту бабу поймали наши, так ее и судить не стали — солдатне отдали. Что с ней они тогда сделали... Смотреть страшно было. Она потом на елке дня два висела, пока вонять не начала...

Вот тут я и стою. Ветер дунет — так чуть не до обморока. Курить нельзя. И сам на виду, как дурак. Уходить нельзя. Тут мне и показалось, что ветка треснула. Ну, я как и учили. «Стой, кто идет?» И на пузо плюхнулся под дерево — корни толстые, если что.

Там молчат. Но вроде есть кто-то. А страшно. Я еще покричал. Мол, последний раз спрашиваю и сейчас от злобы пальбу устрою. Молчат. Ну, я и выдал одной очередью в темноту весь диск у автомата. Как нажал, так и отпускал, пока впустую не лязгнул.

И ведь разводящий так и не пришел. Вообще никто не пришел! Точно я чихнул, а не стрельбу затеял.

А с утра на разводе наш капитан вызывает меня перед строем и объявляет благодарность. За образцовое ведение караульной службы. Ну я, понятное дело, про трудовой народ и все такое.

Он посты проверял. Один, без начкара и разводящего. Так я и дал по нему очередь, оказывается. И так точно, что если бы не сосна — ему бы башку снесло. Потом ходили смотреть туда, где прятался. Точно в голову шло. И много пулек попало. Почти весь диск в сосну пошел.

Отношение к Сталину какое было?

Самое уважительное! Я и сейчас считаю, что многое получилось только благодаря ему. Такую войну выиграли!

В боях доводилось участвовать?

Да как это назвать? У нас нейтралка здоровая была. Метров восемьсот. А жрать нечего — голодали так, что тело у пулемета только вдвоем таскали — у одного силы не хватало. Да и у немцев, похоже, не лучше было. Вот на нейтралке старые картофельные гурты были выкопаны. С картошкой мерзлой. И на нейтралке еще что-то осталось — старый картофельник колхозный. Так ночью мы и немцы ползали картошку копать. И не стреляли. Типа договоренности такой. Даже махали руками друг другу, как встретимся.

А там же болота одни. В траншее постоянно воды по колено. Но так в этой жиже и жили. Вшей море. В туалет в эту жижу и ходили. А потом, чтобы не сильно воняло, саперной лопаткой свои сюрпризы на нейтралку забрасываешь. После лопатку кое-как протрешь, помоешь в этой жиже — и картошку на ней печь. Как на сковороде. А она мерзлая, полугнилая — растекается, как размазня, по всей лопате. И ничего. За милу душу рубали. Потому как совсем жрать нечего. Горсть пшена дадут — уже праздник. Шел добровольцем, чтобы с голоду не помереть, а тут не лучше оказалось.

И наших побило много. Так что на передовую всех сунули: саперов, возниц, писарей, поваров. Но на наше счастье как раз немцы успокоились. Даже спокойно пожить успели.

Как-то немцы наступление затеяли. Или вылазку. Не знаю, как оно на военном языке зовется. Дали нам всем команду — палить туда. Я и головы не поднимал. Страшно — такой огонь, что носа не высунуть. Вот я автомат выставил, да давай в их сторону стрелять. Может и попал в кого. Я не смотрел. Хотя вряд ли. И все так. Словом, ту атаку мы геройски отбили. А через неделю и мне руку срезало. Мина. Осколок прилетел и как ножом. Первое время и не почувствовал ничего. Потом глядь — половины предплечья нет.

Началась моя госпитальная эпопея. Надо сказать, что повезло мне Я из наших потом никого не встретил. Все полегли, вроде. А я вот уцелел. Только ранило уж очень сильно.

Где меня только не лечили. Я и в Рязани был, и в Москве. Так меня постепенно до Иркутска и довезли. Полтора года по госпиталям — культя не заживала. Гноилась. Ее мне все укорачивали, укорачивали. Четыре раза кость пилили.

В Иркутске уж хотели по самую ключицу отстегивать. Тут меня нянечка пожалела одна. Стала меня народными средствами лечить, за культей ухаживать. Причем, со своего пайка. Я ей потом посылки из дома свои отдавал. Чтобы хоть как-то отблагодарить.

Рецепт простой, да по тем временам сплошь из дефицита. Соль, сахар, хозяйственное ядровое мыло и сливочное масло. Все в одинаковых пропорциях. Получается каша. Съедобная с виду, только вонючая и горькая. Эту массу на ночь к ране и привязываешь. Она гной и вытягивает. Прямо, как шприцем. У нас теперь что-то вроде семейного рецепта.

Так и вытащила меня. И половина плеча сохранилась. Вот ведь как бывает.

Приехал я домой. Куда? Шинель есть, да руки нет. И в институт уже нельзя — там инвалидов не брали. Чертить надо. А мне куда, да еще на производство?

Взяли меня сразу на третий курс в педагогический. На физмат. Там и Верой познакомился — женой моей. Мы с ней оба физика. Она тогда лыжница была.

Поженились. Мне аспирантуру предлагали, да уже так учеба надоела, что я по ее распределению в Вичугу уехал. Там и проработал учителем физики до пенсии. Две дочери у нас, два внука и две внучки. Веры уже нет, а я на пенсии. Но и сейчас заочникам контрольные решаю. Такая прибавка к пенсии. Вот и все, что могу рассказать.

Носков М. М. Учитель физики школы № 4 г. Вичуга. Перед учениками


Спасибо большое.

Да было бы за что. Давно это было. Да и мало я на фронте был. Всего-то в военных месяца четыре побыл. Страшное это дело — война.

Интервью и лит. обработка: И. Поляков

Наградные листы

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus