Штапкина Мария Васильевна

- А.Д. Как для вас началась война?

- В ту пору, я работала у себя в деревне. За 5 километров в почтовом отделении, телефонисткой. Бывший Корбовский, а теперь Шатурский район Подмосковья, село Фрол. Я дежурила в воскресенье с 10.00 до 17.00. Коммутатор-то был небольшой - 10 номеров. Сельсовет и район. Вдруг, когда штекер включила, я услышала слово: "война". Через стенку начальник почты жил, кричу: "Федор Никитич!". Он испугался, бежит, думал что-то случилось со мной или с аппаратурой. Я говорю: "С района звонят по всем сельсоветам." Он соединился с сельсоветом, где мы территориально находились. Как раз председатель была на месте: "Федор Никитич, война началась. Уже объявили демобилизацию." То-то я вижу по ночам крытые машины идут по дороге Москва- Касимов. К Горькому. Думаю, что делать? Я отдежурила, пошла. Захожу в деревню, как раз 6 часов. Солнце светило вдоль дороги. В деревне не поймешь, что происходит: и слезы, и крик, плачут все, ревут, мужчин мобилизовали. Мне было 17 лет. Работа есть работа. Нас было 2 телефонистки, и меня сократили. Я пошла, работать на комбинат бригадиром наружных работ. У меня бригада до 35 человек. Одни девчата почти работали, да мужчины в годах.

- А.Д. А в 1941-м году голодно было в деревне?

- Да. Нет в деревне не голодно.

- А.Д. Похоронок много было?

- Много из деревни не пришло.

В 1943-ем взяли нас двоих из деревни. Пришли мы к военкому, подполковнику Берину. Песню тогда пели: "Мать родная, не тужи, А нам нечего тужить, подполковник Берин велел сухарики сушить". Он нам говорит: "Девочки, вам неплохо будет, вы идете на поваров учиться, сами будете сыты". На руки пакет с документами и пошли пешком в Егорьевск - 60 километров. На полпути ночевали. Пришли в Егорьевск, а в вокзал пускают только военных. Я дежурному говорю: "Мы же тоже военные" Нам открыли. По-людски отдохнули. А поезд на Москву шел ночью. Приехали. Нас повезли в Сушкинское. А там ой! Сколько людей! Одни девчата! Все поварские. С неделю ходили на занятия, и устав изучали и строевую. Неделя прошла, вдруг построение, вызывают меня - направо. Я уезжаю в Москву учиться на поваров-инструкторов. А моя деревенская осталась там, продолжать. Три месяца проучились, программа была двухгодичная, а мы за три месяца ее схватили. Как раз была Курская Дуга. А мы и представления не очень не имели, что такое война. Ну, летят самолеты, бомбят, страшно. У нас даже на селе сбрасывали бомбы. У фермы, в лесу, в озеро. А так у нас было спокойно в деревне. Потом курсы кончили, оставили при курсах 100 человек курсантов, остальных по фронтам развезли. Нас погрузили на теплоход "Михаил Калинин" и поплыли. Три дня мы плыли по Волге. Доплыли мы до Кинешмы, и три месяца мы кантовались в Кинешме. 5 ноября 1943 г. нашу команду, 20 человек, собрали и отправили на фронт.

Я сначала попала в вольнонаемный госпиталь. Мне не нравилось: на кухне старый дед, девки пожилые, не могу ни с кем общий язык найти. А знаешь, как старые повара издеваются над молодыми - будешь и пар ведрами носит, и макароны продувать. В 1944-ом меня определили в 5168 Хирургический фронтовой госпиталь. Недели две добирались на попутных поездах до Волхова. Там я нашла свой госпиталь.

Включилась в работу. Три или четыре дня постояли, поехали через Свирь. Тот берег весь опаленный, сосеночки небольшие, все сожжены. Все берега перерыты - Катюши работали. Дороги песчаные. Трупы валяются, лошади валяются. Приехали в Воломец. Кухня впереди едет. Остальные уже там. 7 машин в госпитале. Мы все хозяйство за собой возили. Определили нас в бывший концлагерь для наших военнопленных. Освещение - немецкие плошечки залитые жиром. Фитилечки. Вдруг к утру приезжает, уже солнышко светит, начальник - нет, мы здесь не будем.

Нас переводят в другое место. А мы уже по концлагерю побегали, поглядели. Колодки деревянные грудами лежат. Переселились в Видлицу. Мы же ходом шли за передовой.

В Сальме кухня стояла в лесу - страшно. Еще разговор шел, тут кукушки-финны. Одну ночь переночевали, потом опять вперед в Пяткеранту. Пошла машина. Шофер, нас 5 девочек и начфин. У нас оружия нет. Лес здоровенный, сосны шумят. Страх забрался, думаю: "Финн баллоны нам испортит, и делай с нами, что хочешь, мы пропали." Въезжаем мы в Пяткеранту - она вся в огне, домики, как свечки, вспыхивают. Дали нам дом, школу. Кухня в подвале. Котел вмазной, полный. Они не успели поужинать, их выбили полдвенадцатого, а полпятого мы заехали сюда. Не поймешь, что на улице. Мины хлещут в воду, столбы, отблески, страшно и интересно одновременно.

Наши самолеты полетели, и прямо по бункерам стреляют. Потом их прилетели. Здесь уже бомбить-то нечего. А в лесу было скопление войск. Как начали сыпать бомбы, как картошку. К нам на кухню забилось столько солдат! Дед мне один говорит:
- Куда ты залезла?
- Интересно смотреть.
- А вдруг шальной осколок? Тебя ранит или изуродует, а может и насмерть.
Испугались. Нашего начпрода ранило. Как он кричал, как кричал! Осколком живот разорвало и почку раздробило. Мы его долго за собой возили, а потом все-таки распрощались с ним - комиссовали домой. Приказ отступать. А куда? Мы ехали по местам бомбежки. Это надо видеть: тут и лошади, и повозки, и машины, земля с кровью, с мясом смешана.

В лесу стоял медсанбат. Три дня мы с ними постояли. Мох белый - ноги тонут. Три дня помогали. Медики, конечно. А я кашу варила - без питания тоже нельзя. Отъехали в деревню Укса. Постояли-постоял, нс обратно в Волонец. Потому что перемирие уже подписали.

Сентябрь. Была уборка, сенокос. Нас начали посылать на уборку, помогать колхозам. Ездили четыре старичка, а я им похлебку варила. Морошки полно. А когда собирать? Надо работать. А вечером домой. С утра опять туда. Вдруг приказ. На колеса и в Мурманск. По Баренцевому морю, нас доставили в Мотовский залив. Приказ - скорее принимать раненых. А где? Понтонники никак не наладят мост, не можем развернуться поставить палатки, принимать раненых. Да к тому же там залив, вода соленая. Мне кухню поставили на берегу речушки. Ребята ступенечки наделали и воду подтаскивают. На кухне вертелась, как белка в колесе. До тысячи раненых доходило. Глазом не охватишь, сколько автобусов стоят, все забыты нашими ранеными. Это бой под Петсамо был. Готовила первое и второе в одном котле и пошла кормить по автобусам. Они: "Ой, спасибо." Три дня не ели горячей пищи! А понтонники не могут закрепить мост, там то отлив, то прилив. "Я вас еще чаем напою". А сама думаю: "Не дай бог самолет налетит - все погибнут." Нет. Слава Богу все прошло. Чаем напоила - "Сестра, спасибо." Только всех напоила, и мост закрепили, они пошли принимать, а мы поехали дальше. Итак, мы до 14 ноября там были.

- А.Д.Вы одна были?

- Нет. Три девчонки и мужичок был, но он какой-то не совсем полноценный. Но все-таки человек. Когда в Польшу въехали, его отправили на конюшню.

14 ноября мы свернулись, и нас переправили в Мурманск. Стояли прямо напротив морского порта. Палатки растянули. Девчонки молодые - ходили на танцы в дом моряков. Он и сейчас цел. Когда раненые есть, то им полагается усиленная норма питания, а у нас третья норма, маленькая. Вдруг приказ, опять на колеса и нас по железной дороге в Польшу на второй Белорусский фронт.

- А.Д. Чему учили в поварской школе?

- Как варить. И товароведение и из чего продукты состоят. Я всю жизнь, как вернулась, до пенсии работала поваром. Я посчитала, что это нужно. Когда мы учились, все говорили, повар большое дело. Попробуй солдата не накорми, он не одного выстрела не произведет! Он голодный!

- А.Д. Нормы были от 1-го до 9-го разряда?

- Да. 1-я - передовая, 2-я - прифронтовая, а 3-я - тыловики, 5-я - летная, 9-я - наша госпитальная.

- А.Д. Самая большая 9-я?

- 9-я и 5-я. 9-я - лечебная. А летчикам усиленная 5-я норма, потому что они в воздухе.

- А.Д.А романы были?

- Да. Был у меня человек, но у нас жизнь не сложилась.

- А.Д. Сапоги какие были?

- Кирзовые, по размеру. Пришла из армии и износила их вдребадан. Давали валенки и шубку. Один раз был случай. Каша пшенная варилась, стала курчавиться, я кричу: "Дуся, выгребай дрова!" Но каша все равно подгорела. Хорошо врач хорошая была. Я ей призналась. Но обошлось.

- А.Д. Выходные были у вас?

- Никаких. Круглосуточно работали.

- А.Д. А что в основном готовили?

- Каши пшенная, гречневая, перловка, сечка. Иногда одна мука была (гречневая и другие). Делали из них кисели.

- А.Д. А мясо было?

- Было. На Севере ели и мороженую картошку. Пойдешь на склад, ломом наломаешь, наложишь в котел, веселками мешаешь, вроде почище вода стала, заливаешь холодной водой и варишь. По ложечке на всех и остается.

- А.Д. А кухня привозная была?

- Была автоприцепка, цепляли и таскали за собой.

Штапкина М.В. (крайняя справа)

Стояли мы в Польше. Капуста была мороженная, Я кричу помощнику: "Принеси соль." Она мне мешок трофейный принесла какой-то, я раз сыпанула, два, пробую ничего не солено, только пенится. Пробую ничего не солено, а потом разглядела: "Ты что мне принесла?" - "Не знаю." Врач пришла и говорит: "Сколько раз говорила - не готовьте с этой капустой." Свалили все на мороженую капусту. Два дня я переживала, вдруг отравятся.
Мы вели записи, врач приходила, снимали пробу. Каждую выдачу записывали.

- А.Д. Трофейными продуктами пользовались?

- Нет. У нас своих хватало. А потом, когда Америка нас начала снабжать, у нас и вовсе хорошо было. Бывало, бежишь за врачом пробу снимать, а кругом одни трупы. Через них перепрыгиваешь.

Был один случай. От нас недалеко вырезали всю часть. Стояли мы в Пяткеранте. Финны вырезали. Начальство все на ноги встало. Не стали спать по ночам. Мало что часовой стоит, и они наблюдают, проверяют.

Восьмого мая в 11 часов капитуляция. Мы все бросили, побежали. Раненых уже было мало, привозили отравленных. Наши солдаты обрадовались, лишь бы выпить и пили все кряду. И немцы тоже были отравленные. Обрадовались, все обнимаемся, кто плачет, кто смеется, кто чего. Начали планировать - вернемся домой, живыми, кто чем будет заниматься. На утро подъем, построение. Начальник объявляет, война кончилась, полная капитуляция. С песнями по плацу прошлись. Яблони цвели, сады-то какие! Наделали столы в саду, духовой оркестр нашли польский. Пошла гулянка! И вдруг везут немцев. И раненых, и всяких. Все по своим местам. Кто в сортировке, кто в перевязочной, кто где. Все - гуляние кончилось.

Потом нас опять на колеса и в Кезлинг. Второй раз мы там были. К дому уже готовились. А домой поехали 25 июля мы. Приехали в Москву. Какое торжество, как нас здорово встречали, митинг был, музыка была, потом объявляют: бесплатный проезд. А вещички все-таки были.

- А.Д. Из Польши взяли что-то?

- Да, немножко было шмоток. Нам разрешали посылочки посылать, я 5 посылок послала. В месяц 10 килограмм. Один старикан занимался почтой, ему не кому было посылать, он как от себя по моему адресу. Уж когда домой собрались, вроде и трофеев нет, все равно набралось тяжело. Приехала на Казанский. Куда ехать? На Егорьевск. Приехала в Егорьевск. Куда идти? Пришла в Дом крестьянина. А мне еще до Гришакино далеко. Тут машины ходят, лесзаготовку возят. Три дня прожила, ждала машин. Потом пришли машины, взяли меня.