7628
Медики

Ивченкова Таисия Ивановна

- Я родилась 5 сентября 1918-го года в селе Грачи Енотаевского района Астраханской области. Мне уже почти сто один год. (интервью записано в августе 2019 года – прим. ред.) Родители мои были крестьяне, самые настоящие, работящие. Они работали в поле день и ночь, по субботам возвращаясь домой, чтобы сходить помыться в баню, а вечером в воскресенье снова уезжали работать в поле. У нас и бахчи были, и пшеницу с просом и горчицей они сажали в поле.

- Родители в колхозе не состояли?

- Тогда в наших краях еще не было сформировано колхозов, поэтому родители работали только сами на себя.

- Техника какая-нибудь в вашем хозяйстве имелась?

- У нас была косилка и больше ничего не было, остальное все вручную делали. Был, конечно, еще плуг - самая необходимая вещь в хозяйстве, ведь прежде чем засеять поле, его нужно было вспахать.

В 1929-м году, когда мне было одиннадцать лет, наша семья попала под “раскулачивание”. 

- В чем была причина? Имели большое хозяйство?

- Нет, хозяйство у нас было как у всех, обычное. Дом у нас был большой, с летней кухней. Не знаю, сколько у нас было скота, но мои родители считались зажиточными. Говорили, что нас “раскулачили” из-за того, что мы не выполнили план по продналогу и все наше имущество отобрали у нас в счет вот этого долга.

После всего этого мы собрались и всей семьей уехали в Астрахань, где сначала там скитались по квартирам, а потом поселились в Трусовском районе города около бондарного завода имени Дзержинского. На этом заводе делали бочки и кадки для пищевой промышленности.

- Ваша семья уехала самостоятельно или ее принудительно выселили из деревни?

- Они уехали сами, по собственной воле, взяв с собой только одежду. А некоторые другие семьи “раскулаченных” в сопровождении конвойных отправляли своим ходом, на подводах, в Сибирь.

- Родители нашли себе работу?

- Мама у меня была неграмотной, и, к тому же, больной. Она нигде не работала, поскольку кроме сельского хозяйства она ничего не знала и не умела. Папа имел четыре класса образования и умел читать. Он устроился работать на завод “Десять лет Октября”, а кем там он работал - я не знаю, наверное, сторожем или каким-нибудь разнорабочим. Брат мой тоже устроился на этот завод работать механиком на пароходе, а сестра вышла замуж и уехала жить на Кавказ.

Я училась, закончила седьмой класс и пошла учиться на годичные курсы бухгалтеров. Закончила их и осталась работать там, куда меня направляли на практику. Я работала и одновременно училась на рабфаке, что находился на улице Советской, для того, чтобы закончить десять классов и поступить в институт.

- Как проходила учеба на рабфаке?

- Рабфак позволял получить полное среднее образование, без которого тогда невозможно было поступить в институт. На учебу ходить приходилось вечерами, после рабочего дня. Причем я жила на Трусова, и, чтобы попасть на учебу, нам приходилось через Волгу переправляться или на пароме, или на пароходе. Этот пароход был небольшим, назывался в народе он “чугунком”, и служил специально для перевозки людей из заволжского Трусовского района города. Я каждое утро переправлялась на пароходе в город, там работала до пяти часов на улице Кирова напротив Братского сада, а затем бежала на Советскую к Драмтеатру, где меня ждала учеба. Рабфак располагался в школе имени Водопьянова. Днем там учились обычные школьники, а по вечерам рабфаковцы, как я.

Закончила я учебу и получила среднее образование в тридцать девятом году. Сразу же подала документы на поступление в медицинский институт.

- Чем был обусловлен выбор института? Почему именно в медицинский?

- Я любила медицину, я хотела стать медиком. Очень хотела быть врачом!

- Почему тогда не доучились в школе? Почему сразу не получили среднее образование, а закончили лишь “семилетку”?

- Ну, а на какие средства мне было продолжать учебу? У меня на тот момент просто не было такой возможности. Но я очень сильно хотела учиться, и учеба была моим постоянным желанием, несмотря на то, что приходилось постоянно работать. Я даже все каникулы работала, чтобы помогать родителям. Папа, после того, как его “раскулачили”, боялся появляться на людях, боялся, что его снова арестуют. Его уже однажды арестовывали, но вскоре выпустили, поняв, что он не при чем.

- Где и когда его арестовали?

- Когда мы уже жили в Астрахани на Трусова. Кто-то там сказал, что приехал “раскулаченный” со своей семьей, ну и пришли за ним, забрали. Посадили его сначала в тюрьму, но затем допросили и отпустили домой. Папа видел, что я хотела учиться и печально говорил мне: “Дочка, кто же тебе будет помогать?” Я его успокаивала: “Папа, я буду работать и учиться!” Вот такая я была настырная.

- На какой факультет Вы поступили в медицинский институт?

- На лечебный, ведь тогда не было разделения по профилям. Все поступали на лечебный факультет, а когда уже студент заканчивал учебу, он выбирал для себя практикующее направление, по которому проходил специальные обучающие курсы: например, терапевтические или хирургические. Эти специализированные курсы были дополнительными и длились, как правило, два или три месяца. А во время обучения на лечебном факультете мы изучали все - и невропатологию, и хирургию, и офтальмологию - но только в общих чертах.

Студенты Астраханского мединститута на спортивном празднике. 1 мая 1941 года

- Вы по какому направлению планировали продолжать учебу?

- Я хотела стать только хирургом. Ну а там, кто знает, к тому моменту, когда я заканчивала бы учебу, возможно у меня желания изменились бы.

Занятия по хирургии в Астраханском медицинском институте. 1941 год

- Перед самым началом войны было ли в народе ощущение надвигающейся грозы?

- Нет, никаких подобных ощущений не было, несмотря на то, что жили мы тяжело и имели трудности с питанием. Вы бы видели, какие в городе были очереди за хлебом!

В парке г. Астрахань, июнь 1941 года

- Как Вы узнали о начале войны?

- Двадцать второго июня, в два часа дня по радио выступил Молотов и сообщил, что началась необъявленная война. В этот день я готовилась к экзамену в институте. Мы с подругой сидели у меня во дворе и читали лекции. Услышав речь Молотова, мы с ней, конечно, приуныли, немного поплакали, но продолжили готовиться к экзамену. 

Спустя некоторое время, в этот же день, когда подруга ушла, пришел брат и сказал: “Мне пришла повестка”.  Он срочную службу проходил в авиации, был младшим командиром и на тот момент находился в запасе. Повесткой его направляли в Саратов, куда он должен был явиться в авиационную часть. Вечером этого дня мы проводили его в Саратов на теплоходе, который отходил от семнадцатой пристани.

- Как сложилась его дальнейшая судьба?

- В войну он остался жив, умер только в 1995-м году в возрасте восьмидесяти четырех лет. С войны он вернулся целым и невредимым. Он служил при аэродроме, где заведовал горюче-смазочными материалами и проверял заправку самолетов механиками.

Когда началась война, я закончила два курса медицинского института. С началом боевых действий в город стали поступать раненые и нас прикрепили к военным госпиталям для прохождения медицинской практики. Один госпиталь располагался на улице Богдана Хмельницкого в здании старого мореходного училища, а под второй, который носил номер “тысяча восьмой” была переоборудована гостиница “Астраханская”. Этот госпиталь потом, когда немцы стали подходить к Сталинграду и Астрахани, стал считаться прифронтовым. В “мореходке” проводились сложные операции, вплоть до трепанации черепа, а в гостинице мы проходили общую лечебную практику: и хирургию и терапию.

Когда мы были на практике, хирург даже позволил мне провести самостоятельную операцию. Он меня выбрал из числа всех студентов и сказал: “Вы будете оперировать раненого”. Больной, у которого в бедре был большой осколок, сидел на кушетке, а я этот осколок должна была извлечь. Хирург йодом начертил у него на бедре место, в котором я должна была сделать надрез кожи, и сказал, чтобы дальнейшие действия я проводила самостоятельно под его присмотром: “Вы должны извлечь из бедра раненого этот осколок”. К тому времени я уже училась на третьем курсе института, поэтому с этим заданием смогла справиться. Больной смотрел на все мои действия и, по-видимому, очень этого боялся, хотя ничем не выказывал своего страха. Думаю, после всего того, что он пережил на фронте, страха перед медиком у него быть не могло. Кстати, у этого больного были и другие ранения, но, прежде чем их лечить, нужно было удалить осколок, который застрял у него в бедре.

- В “мореходке”, на операциях по трепанации черепа, Вы были в качестве ассистента?

- Нет, на таких операциях мы только смотрели, нас к участию в них не допускали. Мы там присутствовали как на практике.

- Под госпиталь было отдано все училище или только его часть?

- Нет, училище было закрыто, а здание его полностью переделано под госпиталь.

- Преподавательский состав медицинского института привлекался к работе в госпиталях?

- Преподаватели продолжали обучать студентов, а потом вместе с ними убыли в эвакуацию. А вот городские врачи - те многие перешли работать в госпитали. У нас в городе был известный врач по фамилии Лычманов, так он в нашем госпитале был главным врачом, а заместителем у него был врач по фамилии Седов. Они оба пришли работать в госпиталь вместе со своими женами, которые стали работать лечащими врачами. (Лычманов Николай Георгиевич (1899 - 1963), доктор медицинских наук, профессор, Заслуженный врач РСФСР - прим. ред.)

- Будучи студентами, вы посещали госпиталь только для практических занятий или вас привлекали к дежурствам?

- Нет, только для занятий туда ходили. Но если бы потребовалось, мы готовы были там дежурить сутками. Тогда никакого транспорта не было, и мы все время пешком передвигались по городу: от института до “мореходки”, а от “мореходки”, если надо было, шли до гостиницы. Иногда приходилось ходить на занятия в Александровскую больницу. И все пешком.

Двадцать седьмого августа сорок первого года от опухоли пищевода у меня умер папа, а спустя некоторое время мой институт уехал в эвакуацию. Я осталась в городе, потому что не могла бросить больную маму, за которой должна была ухаживать. Но надо было на что-то жить, а для этого нужно было куда-то устроиться на работу. Меня зачислили в штат того самого госпиталя, в котором мы проходили медицинскую практику, на должность палатной медсестры. В этом госпитале я проработала до самого окончания Сталинградской битвы.

- Вы сами пришли в госпиталь искать работу или Вам предложили там остаться?

- Я уже не помню. Кажется, это мне предложили остаться там медсестрой, потому что в то время не хватало медицинских работников, многих на фронт забрали.

- Вас зачислили в штат госпиталя как военнообязанную или вольнонаемную?

- По-моему, меня в штат зачислили как военнообязанную.

- Военную форму Вам выдали?

- Нет, не выдавали. Да тогда и врачи в госпитале почти все ходили в гражданской одежде. В форме ходили только главный врач со своим заместителем и их жены.

- Звание Вам присвоили?

- Нет, никакого звания мне не присваивали. Наверное, все-таки я считалась вольнонаемной.

- Где питались работники госпиталя?

- Мы брали еду с собой из дома. Но того количества еды, что мы приносили с собой на дежурства, нам не хватало и нам здорово помогали больные. Их кормили вполне неплохо и еще они получали по восемьсот граммов хлеба в сутки. Помню, один из больных, наш, астраханский парень, всегда клал мне в сумку кусочек хлеба. Наши сумки, с которыми мы приходили на работу, висели на стене в сестринской. Этот больной знал мою сумку и, когда я возвращалась домой, то обязательно находила в ней кусок хлеба, который он мне тайком туда клал.

- Вшей в госпитале много было?

- Ой, очень много! Больные поступали в массе своей все завшивленные. Мы вечерами, во время дежурств, садились рядом с больными, снимали с них сорочки, проходили по швам горячим утюгом и одевали их обратно.

- Санитарная обработка только в этом и заключалась? А прожарку их обмундирования не устраивали?

- Прожарку не устраивали, но иногда приходили, собирали их обмундирование и уносили все это в стирку. В госпитале была прачечная, в которой все это стиралось, но гладить потом нам приходилось самим.

- Стирка осуществлялась вручную?

- Нет, у нас был какой-то большой выварочный котел, в который все белье сваливалось и кипятилось. Тогда же стиральных машин не было, поэтому приходилось обходиться такими методами. Бинты нам иногда приходилось стирать самим, прямо в отделении. Мы ходили, набирали кипяток, которым заливали использованные бинты. Спустя некоторое время их отстирывали, выносили на улицу, чтобы они просохли, а затем тщательно разглаживали их горячим утюгом и скручивали в трубочку. Затем этот сверток сверху связывали небольшим обрывком бинта и пускали снова в оборот. Одни и те же бинты проходили по нескольку оборотов в использовании, до тех пор, пока совсем не приходили в негодность.

Пока вечерами и ночами сидели в палате на дежурстве, мы вели различные беседы с больными, поскольку все они были для нас практически родными, да и они относились к нам как к дочерям. В своих беседах мы были друг с другом достаточно откровенны. Ночью, когда дежуришь, услышишь, что больному стало плохо, подойдешь к нему, погладишь его, успокоишь, поговоришь немного. Бывало, что он попросит тебя написать письмо ему домой, так утром, сменившись после дежурства, вместо того чтобы идти домой отдыхать, возвращаешься в палату и пишешь ему письмо.

- Вы присутствовали при приеме раненых? Расскажите, как он осуществлялся в госпитале.

- Нет, при первичном приеме я ни разу не присутствовала. У нас прием был отдельно от госпиталя. Мы туда только приходили забирать тех больных, кого направили к нам в палату. Иногда, если больные поступали неходячие, приходилось брать с собой носилки, чтобы поднять больного к нам на второй этаж. Поскольку вдвоем нести носилки было тяжело и неудобно, мы с девчонками вчетвером или вшестером брались за них и заносили больного в палату. А в палате его уже принимали лечащие врачи.

- Для помощи в подъеме раненых или для помощи по хозяйству привлекались больные из числа выздоравливающих?

- Нет, всем этим занимались только сотрудники госпиталя. А с выздоравливающими мы ездили на оздоровительные прогулки, чтобы они окрепли здоровьем.

- Куда их возили?

- Обычно их или на окраину города вывозили или на берег Волги.

- На чем возили?

- У госпиталя была машина “скорой помощи”, на ней и возили, если она была свободна. А иногда просто пешком прогуливались до берега, если они могли ходить. Обычно на шесть - семь выздоравливающих назначалась одна медсестра, которая с ними ходила, гуляла.

- Чем больные обычно занимались во время таких прогулок?

- Ничем. Просто приходили на место, рассаживались где попало и грелись на солнышке, дыша свежим воздухом. Они просто набирались сил, потому что знали, что после выписки им снова предстоит отправиться на фронт.

- Где кормили тех больных, кто мог самостоятельно ходить?

- Там же, в госпитале, для них была столовая. Их кормили вполне прилично, хлеба они могли брать столько, сколько хотели.

- Что входило в их меню?

- Я уже не помню, что им готовили, мы же с ними не обедали.

- Медперсоналу не разрешалось в этой столовой питаться?

- Нет, ни в коем случае! Там все было только для больных, ведь их здоровье было самым главным. А для медперсонала там вообще никакой кухни не было, мы все приносили с собой из дома. Пока ходячие больные уходили в столовую, мы занимались тем, что кормили лежачих больных. А лежачих в палате очень много было!

- Раненые в госпитале получали табак?

- А как же! Им же это полагалось! Только они получали, конечно, не папиросы, а им выдавалась махорка в бумажных коробочках.

- Про спиртное я даже спрашивать не стану…

- Ну что Вы, какое спиртное! Спирт в госпитале было под десятью замками, и чтобы получить спирт для обработки раны, нужно было получить несколько разрешений.

- Почему под замками? Были попытки поживиться запасами спирта?

- Не знаю, не скажу точно. Знаю только, что было спирта очень мало.

- Палаты в госпитале были оборудованы кроватями или вместо них на полу стояли носилки?

- Было несколько железных кроватей, но, в основном, вместо кроватей стояли небольшие двухъярусные топчаны, сколоченные из досок.

- Постельное белье на этих топчанах было?

- Самый минимум: тюфячок, простынь да подушка. Не знаю, чем набивался тюфячок, но он был довольно мягким. Чехлы с этих тюфяков мы часто снимали и отправляли на стирку, потому что вшей в них было очень много. Если на больном увидишь одну - две вши, понимаешь, что где-то под мышками у него их собралось уже очень много. В раны вши не попадали, потому что раны своевременно обрабатывались, да и бинты использовались хорошо выглаженные.

- Вы вшей от больных подхватывали?

- Я, когда домой приходила, сразу раздевалась догола. Если дело было зимой, то свою одежду я вывешивала на мороз, а если было лето, то одежду сразу отправляла под утюг. Гладишь горячим утюгом, а вши под ним потрескивают.

- Вы носили длинные волосы или стриглись коротко?

- Нет, у меня волосы был не длинные, только шею закрывали. Но мы все свои волосы подбирали и укладывали их под небольшие медицинские чепчики.

- Медперсонал косынки не носил?

- Нет, косынок ни у кого не было, только чепчики.

- Медицинские халаты медперсонала стирались в прачечной?

- Нет, свои халаты мы всегда стирали сами. Ну разве отдам я свой халат стираться вместе с “вшивой командой”? Да, к тому же, кроме вшивого белья там было много разных кровяных тряпок: и после перевязок и после того как поступил больной весь в крови. Нет, я сама свой халат и гладила и стирала!

- Какой характер ранений преобладал среди поступающих в госпиталь раненых бойцов?

- Всякие были. Наиболее частыми были пулевые и осколочные ранения в ноги, грудь, голову. У одного, помню, украинца, который лежал в нашей палате на сцене, было серьезное ранение в голову, ему даже трепанацию делали.

- Что за сцена в палате?

- Наша палата была переоборудована из клуба, который разделили пополам тонкой стеной. Получалось, что две палаты были разноуровневыми: в каждой была часть зала и часть сцены. Эти две палаты обслуживали два врача.

- Раненые с ожогами к вам поступали?

- Нет, таких у нас не было. К нам, в тыловой госпиталь, раненые попадали уже после сортировки, на долечивание. Те, кто имел серьезные ранения, они обрабатывались в госпиталях, которые были ближе к линии фронта и оттуда направлялись в госпитали соответствующего профиля. Хотя и к нам тоже попадали “тяжелые”. Один мальчик, я до сих пор это помню, постоянно бился в агонии и кричал: “Спасите меня! Спасите!” Восемнадцать лет парню. У него было заражение крови и он, конечно же, умер.

- Кто, где и как хоронил умерших больных?

- Где и как хоронили - я не знаю. После того, как они умирали в палате, их относили в морг, а какова дальнейшая судьба тел - мне неизвестно.

- В морг тела относили тоже вы, медсестры?

- Нет, мы их уже не выносили. Мы сообщали врачу, он передавал информацию дальше и спустя некоторое время в палату приходили мужчины-санитары и забирали умершего. Но, должна сказать, что умирали у нас не часто. В нашей палате, кроме этого молодого парня, умер еще один больной, который лежал на сцене и у него было пробито легкое. Перед тем, как умереть, он нам оставил свой адрес, чтобы мы сообщили его семье о том, что он скончался.

- Вы написали его родственникам?

- Да, конечно. Тем более, что это была его последняя просьба.

- Часто приходилось солдатам письма писать?

- Нет, не часто. У нас лежал один особенно беспокойный больной, грузин по национальности. У него отняли руку, но у него оставались такие ощущения, будто рука была цела. Он все время пытался схватиться за что-нибудь этой отнятой рукой и испытывал от этого сильнейшие боли. Видимо у него было ущемление какого-то нерва, потому что он громко стонал от этого и кричал так, что сил не было это слушать. Чтобы унять эти боли, он часто вставал под душ, но боль уходила лишь на короткое время. Ему сделали несколько операций, в результате которых стало немного полегче, и он был выписан из госпиталя. Но, перед тем как уехать к себе на родину, этот грузин успел жениться на одной из наших медсестер. Он был красивым, видным таким мужчиной, и увез ее к себе в Грузию, но она вскоре сбежала обратно домой. Когда она приехала в Астрахань, она пришла ко мне в гости и сказала: “Я там попала в настоящую тюрьму. Меня буквально никуда не выпускали из дома. Спасибо соседям, что помогли мне оттуда сбежать”.

- Вы говорите, что грузин вставал под душ для смягчения боли. Палата была оснащена душем?

- Нет, душевая была в госпитале. Поскольку он был ходячим, он самостоятельно мог спуститься из палаты в душевую.

- Перебоев со снабжением водой не было?

- Нет, у нас тогда вода была в госпитале постоянно. В госпитальной душевой всегда проводилась первичная гигиеническая обработка раненых, которые только что поступили в наш госпиталь. Их там мыли, потом одевали в чистую одежду и затем отправляли в палату, укладывая на чистое постельное белье.

- Во что их одевали? В госпитальные халаты?

- Нет, просто в чистые кальсоны и рубашку. Что у них на ногах было - я уже не помню.

- Немцы подошли к Астрахани достаточно близко…

- Да, в восемнадцати километрах от города они были.

- Паника по этому поводу в городе была?

- Я все время была при деле, все время работала, поэтому не могла видеть, что там творилось на улице. Вот наши соседи, к примеру, когда немцы стали подходить к Астрахани, спешно эвакуировались. Куда они уехали - я тоже не знаю.

- Госпиталь не подвергался бомбардировке немецкой авиацией?

- Город два раза бомбили, но на госпиталь ни одна бомба не упала. Первый раз немецкие самолеты сбросили бомбы на завод имени Ленина, а второй раз они попали в Лебединое озеро. На этом озере еще до войны я каждую зиму студенткой каталась на коньках. На краю озера стояло здание, в котором располагался пункт проката коньков с ботинками и санок, и мы туда часто ходили в выходные дни. От бомбардировок города пострадала семья моего дяди - его квартира была разрушена, а семью задели осколки от разорвавшейся бомбы. Дяде быстро дали другое жилье, а мы помогали им, как могли, различными вещами, поскольку у них ничего не осталось.

- В госпиталь на лечение попадали гражданские люди?

- У нас в госпитале лежал на лечении физик, который преподавал мне этот предмет, когда я училась на рабфаке. Не знаю, правда, как он оказался у нас в госпитале, потому что возраст у него был уже такой, что он не попадал под мобилизацию. Никаких ранений у него не было, он просто, видимо, притворялся, что он глухой и его от этого там безуспешно лечили. Я его увидела чисто случайно - он лежал на первом этаже госпиталя, а я работала на втором этаже. Еще был один из астраханцев - тот, что мне хлеб в сумку подкладывал. Он тоже, кажется, был из гражданских. Но он, по крайней мере, имел ранения. Не знаю, может его призвали и он, не успев добраться до передовой, получил эти ранения.

- Деньги Вы за свою работу получали?

- Нет, нам никому никаких денег не платили и ничего мы не получали.

- Ощущался ли недостаток медикаментов в госпитале?

- Конечно! Лекарств очень не хватало, бинты приходилось по нескольку раз;в оборот запускать. Основными лекарственными средствами были у нас пенициллин, стрептоцид и аспирин. В лечении больных использовалось два вида пенициллина - белый и красный. Потом использование красного пенициллина запретили, сказав, что он дает сильные осложнения.

- Пенициллин в то время был дорогим лекарством.

- Да, но у нас в госпитале он был. При госпитале была аптека и в ней врачи получали все необходимые лекарственные средства, а затем передавали их нам, медсестрам, с указанием по карточке кому, чего и сколько давать. У каждой из нас был список, в котором было записано: “Такому-то сделать инъекцию такого-то препарата в таких-то объемах”. Сами мы в аптеку за препаратами не ходили, мы постоянно находились в палате.

- Что входило в обязанности палатной медсестры?

- Следить за больным, следить за его состоянием, вовремя давать лекарства, ну и, конечно, следить за его опрятностью и чистотой.

- Проведение процедур тоже на вас возлагалось?

- Ну какие там процедуры… Ну, массаж, может быть, сделать какой-нибудь. Уколы мы делали, но только в ягодицу. В вену уколы мы не делали, потому что у нас для этого не хватало квалификации. Среди нас были квалифицированные медсестры, вот они и выполняли эту процедуру, если того требовали обстоятельства. Даже я, имея за плечами несколько курсов мединститута, не имела права делать больному укол в вену, поскольку не прошла обучение полностью, а только в ягодицу или иногда в брюшную полость.

- Больные как-то делились при размещении в госпитале на рядовой состав и командирский?

- Нет, никаких разделений не было. У нас в палатах лежали как рядовые солдаты, так и представители комсостава. Помню, среди больных моей палаты был майор, родом откуда-то с Украины, огромный такой мужик.

- Кто-нибудь из больных назначался старшим по палате?

- Нет, это было ни к чему, ведь в палате постоянно находилась дежурная медсестра и иногда дежурный лечащий врач. У нас же посменная работа была.

- По какому графику проходили дежурства у вас в палате?

- По-разному. Чаще всего мы дежурили сутки, а потом сутки отдыхали.

- Во время дежурства удавалось немного вздремнуть?

- Обойдешь больных, если они спокойно спят, то и ты прикорнешь где-нибудь в уголке на стуле или уйдешь в сестринскую. Но постоянно, каждую ночь, отдыхать не получалось. Отдохнешь, зайдешь в палату и слышишь, как в тишине тебя кто-то слабеньким голосом зовет: “Сестра, сестра!” Идешь тогда уже к больному и выполняешь свою работу.

- В госпиталь приходил кто-нибудь с концертами, например, школьники?

- Как бы мне не соврать… Один раз приезжал к нам концерт, но кто - не помню. Помню, что выступали в основном мужчины.

- При госпитале самодеятельность не создавалась?

- Нет, у нас своей самодеятельности не было.

- Вы не знаете, где Астраханский медицинский институт находился в эвакуации?

- Сначала его должны были отправить в Саратов, но потом, когда эшелон был уже в пути, из-за того, что немцы стали подходить близко к Сталинграду, направление “переадресовали” и институт отправился в Барнаул, подальше от боевых действий.

Пока институт находился в эвакуации, там провели ускоренный выпуск: четвертый и пятый курсы выпустили в один год, потому что стране были нужны медики. Те студенты, кто эвакуировался вместе с институтом, получали уже диплом врача и их массово отправляли на фронт. Большинство из них, конечно, погибли. Одна моя знакомая сокурсница вернулась с фронта по беременности, мне довелось с ней пообщаться и от нее я узнала все эти подробности.

- Были еще кто-нибудь кроме Вас, кто не поехал вместе с институтом в эвакуацию, а остался в Астрахани?

- Были, конечно. По какой причине они оставались, я не знаю, но они тоже устроились работать в лечебные заведения города. В городе многие девчонки остались, никуда не уехали, продолжая работать на предприятиях. У меня были две подружки, которые работали на заводе имени Ленина, они часто приходили ко мне в гости и мы вместе сидели, мечтали о том, как замечательно будем жить после того, как закончится война. Каждая из нас рассказывала, как она видит свою дальнейшую судьбу. Правда, так вышло, что после войны я с ними больше не увиделась и не знаю, как у кого сложилась дальнейшая жизнь.

Когда под Сталинградом немцев разбили и фронт двинулся на запад, наш госпиталь отправился вслед за ним, а я опять осталась с больной мамой. К тому же я продолжала числиться студенткой медицинского института, поэтому меня освободили от занимаемой должности медсестры. После этого я была вынуждена пойти работать бухгалтером в Трусовский “Смешторг”, чтобы кормить себя и свою маму.

- Что за “Смешторг”?

- Управление смешанной торговли.

- На чем госпиталь отправился вслед за фронтом?

- Медоборудования у госпиталя было достаточно много, поэтому его сначала вывозили машинами к железной дороге, а там перегружали в вагоны. Впоследствии я слышала, что этот эшелон, на котором передвигался наш госпиталь, на одной из станций очень сильно разбомбила немецкая авиация. Вместе с нами в госпитале работали две медсестры - одна с завода имени Ленина, а другая с завода “Десять лет Октября” - так в результате этой бомбардировки одна из них потеряла ногу, а другая ослепла. Ту, которая потеряла ногу, я впоследствии встречала - она передвигалась по городу на инвалидной коляске.

Четвертого декабря сорок третьего года я похоронила свою маму. Тогда не было машин, чтобы отвезти тело на кладбище и организация, в которой я работала, мне помогла в организации похорон.

- Пленные немцы были в Астрахани?

- Нет, я их не видела, наверное, их к нам не привозили.

- Как Вы узнали о том, что наша страна победила в войне?

- Я на тот момент уже была замужем, жила на Красной набережной у Дворца пионеров. О Победе мы услышали по радио, ведь у нас почти в каждой квартире висели черные тарелки репродукторов. Узнав о такой радостной новости, весь наш дом пел, плясал и плакал. Да что там дом, весь город стонал, ведь у многих родные погибли на этой войне. У нас в коридоре было четыре квартиры и жители всех этих квартир вышли в коридор и от души праздновали окончание войны. Мы все обнимались, целовались, а те, у кого кто-нибудь погиб, плакали навзрыд о тех, кто уже никогда не вернется домой.

Выйдя замуж, я так и осталась работать на этой нелюбимой должности бухгалтера. В институт я не вернулась, потому что у меня родился сын. Брак у меня оказался неудачным и мне было очень тяжело одной поднимать сына. Так и проработала до самой пенсии бухгалтером.

- Тот факт, что Ваша семья попала под “раскулачивание” как-нибудь испортил Вашу жизнь?

- Нет, ничего подобного не было. Ведь мне было всего одиннадцать лет, когда это случилось, да и жила наша семья тихо и спокойно, никому не мешая и не высказывая никаких мыслей против Советской власти.

Ивченкова Т.И. август 2019 г.
Интервью и лит. обработка: С. Ковалев

Рекомендуем

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus