Пехотинцы

Так немцы пошли на разведку, темная-темная ночь, хоть глаз выколи, я выставил двоих наблюдателей, протянул к ним проволоку, в случае обнаружения противника надо ее дергать, я рядом с собой повесил консервную банку с камушками, слышу - дергают. Им задача, как подергал - отходить. Передовые приползли и докладывают, что слышно, как идут немцы, тихо переговариваются. Я тихо дал команду: "Стрелять только по команде!" У всех автоматы ППШ, нужно поближе подпустить.

Как мы были вооружены? Великолепно, любая пехотная часть слюной  давилась, видя наше оружие. Был свой взвод автоматчиков, у всех  остальных хорошие карабины, а также вдоволь ПТР. Минометов у нас не  было, зато имелось девять пулеметов ДП-27 на роту.

Так вот я говорю, находился в окопе, а он через меня. Ну хоть и говорят: ну, я ничего не боялся там, да нет - все боялись. Но просто перебарываешь себя. Я чуть маму не закричал, когда через меня полез. Всё трясётся, земля, всё дрожит. Ну, а когда только прошёл, как бы проснулся, как опомнился. Гранату схватил и ему на задок кинул. Ещё не выдали ружей, гранаты только были. А в зад уже с закрытыми глазами гранатой попал.

Стояли на переформировке в Смоленской области, г. Серпейск. Наша дивизия там получала пополнение. Мы вышли из боя ранней весной. Заняли большое количество деревень. Нашему батальону отдали небольшую деревню. И там проходило доформирование и учеба. Занимались боевой подготовкой. Были тактические учения. В одном месте командование дивизии подобрало участок, похожий на участок, где предполагался прорыв. И там мы все отрабатывали. В это время уже было совсем другое отношение к ведению боя. Подготовка людей, стрельба из стрелкового оружия. В 42-м году прибывавшие нацмены из Средней Азии даже не знали, как пользоваться винтовкой. Что это за война? Ой, как вспомнишь, жить не хочется. А в начале второй половины 1944-го года уже выполнили Минскую операцию "Багратион". Прошли около 300 км, гнали противника. Успех был существенный.

Саперы часто работали на передовой. Минирование, разминирование. Наши и немецкие разведгруппы ползали туда-сюда. До вражеских траншей было двести-триста метров. Каждой разведгруппе придавалась пара саперов. Провести группу через своё минное поле, сделать проход в немецком. Что там человеку нужно, полтора метра. Меня, конечно, в разведку не брали. Я тогда весил около 45-ти килограмм. Брали парней здоровых, чтобы при случае могли немца обезвредить.

А потом началась Курская битва и на нашем участке начались тяжелейшие бои. Порой в день нам приходилось отражать по 5 (!) атак. И все-таки имея численное превосходство в количестве личного состава и техники, немцам удалось нас немного потеснить. Всего за несколько дней этих боев мы потеряли около трети личного состава, но что бы я хотел особенно подчеркнуть. Несмотря на такие тяжелые потери в нашем взводе и роте я совсем не наблюдал никакой паники и упаднических настроений.

Числа 25-26 июля наша 380-я дивизия была выведена из второго эшелона на  передовую. Заняли окопы, причем мы с лейтенантом Грищенко выкопали себе  одиночные окопы. Он мне сказал: «В траншеи не надо лезть. Мы с тобой  отдельно два одиночных окопа выроем». Вырыли, соединили между собой,  лежим, грызем сухари. Так несколько дней прождали, а потом, числа  наверное 5 августа, вдруг слышим немецкий говор и лязг. Смотрим,  немецкие танки на нас идут и стреляют. Причем, так стреляют, голову  поднять нельзя. Танков не сосчитать было, штук 50-60, и они прямо на нас шли.

Больше всего запомнилось, что у нас там была острейшая нехватка людей,  потому что пока шли вперед, понесли большие потери. Например, моему  взводу поручали охранять штаб полка, но по большому счету охранять было  некем, потому что во взводе осталось 6-7 человек. И только когда встали в  оборону получили пополнение. Но далеко не лучшее, потому что люди из  освобожденных курских районов оказались совершенно неподготовленными и  какие-то темные что ли. Помню, у меня на Курской дуге ординарцем был  совсем молодой парнишка из этих курских, до сих пор его фамилию помню –  Балаев. Так он однажды получил на меня доппаек и сам его съел. Ну,  отругал его, конечно, но понятно же, что он голодный.

Как старшина роты, я чаще всего сталкивался с проблемами доставки еды на передовую. Нужно было все приносить в контейнере вовремя, и приходилось по-пластунски ползать, короче говоря, по-всякому. Видишь, немцы выдвигаются для атаки, прячемся, кто куда, в ущелья, по кустам, по лесам и так доставляли. Тут же еще и солдаты скрываются в окопах и траншеях, а надо к ним подойти, налить ему котелок супчика, кашки. Я всегда считал, что мое дело принести еду вовремя и лично пройти в окопы, зачем солдат будет рисковать жизнью и на кухню идти за кашей?!

Добрался до оврага – тут уже проще было идти к Волге, скрытно все-таки. А  там в начале ложбина неровная. Там от ручья были протоки такие, вот я  по ним полз, а немец за мной следил и стрелял. Он стрелял, а пули все  выше уходили, я слышал пули... и он долго за мной следил. Потом я  подполз к железной дороге, и думаю: сейчас если встану – он меня сразу и  убьет. Я все время у него на прицеле. Пролежал я долго – не стал сразу  вскакивать и бежать, а выждал, когда он перестал стрелять. Я быстро  вскочил и перебежал, у меня же руки и ноги целые, только лицо ранено.  Глаза хорошо что видели. Я перебежал, а там уже укрытие, и он за мной  перестал следить, я спустился в овраг и по оврагу прошел до Волги, а там  медпункты уже были. Перевязали меня и направили к барже, в которой  много раненых уже ждало, чтоб их перевезли на ту сторону.

Так, не помню где, есть статья в Уставе боевом: «Успешный бой зависит от умения солдат быстро окапываться». Поэтому где остановились, где какая передышка, задержка, значит, обязательно надо окапываться. Если позволяет время, лёжа, с колена, а если длительное время, ночное, так и стоя. Лопата всё время с собой, и окапываешься.