Пулеметчики

На душе может и был страх, но зачем страшиться, когда не знаешь откуда в тебя попадет. Если будешь сильно бояться, то быстрей погибнешь. Хитрить надо, попусту не стрелять, я вот патроны берёг, за зря не стрелял. 10 патронов выстрелишь и ничего, а так один, но прицельно.

На войне много трудного, ночи холодные, дожди. А ползать и копать надо в любую погоду. Я ориентировался хорошо. Детство в Сибири, потом все Закарпатье пешком исходил. Камчатка, весь Север, никогда не блудил.

Пробыли мы там числа до десятого января 1943 года, потом нас снимают и мы пешим ходом в посёлок имени Калинина Всеволожского района области, на правом берегу Невы. Там мы немножко позанимались, числа пятнадцатого января нас подняли по тревоге, и мы пошли через вмороженный понтонный мост, наведённый у деревни Марьино на левый берег Невы. Дивизию направили в два места. К тому времени блокаду уже прорвали, но образовавшееся, так называемое, бутылочное горлышко хотели расширить и нас направили в район Третьего, Четвёртого рабочих посёлков. Всем выдали белые маскхалаты и второго февраля, днём, наш 173-й стрелковый полк направили на расширение вот этого прорыва.

Я уже сказал, что мой расчет принимал участие в этом бою без пулемета. Дело в том, что заболоченная местность не позволяла протащить пулемет, а потому я пошел в бой, вооруженный автоматом. Едва мы поднялись в атаку, как из первой траншеи на нас обрушился шквальный огонь из пулеметов. Сколько тогда сибиряков полегло! Я успел укрыться за бруствером противотанкового рва, за мной залег командир взвода татарин Кудимов. Едва он поднял голову, что отдать приказ отойти на исходные позиции, как его сразу снял снайпер прямо в голову. Я вжался в снег, он стал подтаивать подо мной, одежда стала намокать. А двигаться нельзя, снайпер снимет. Так в ледяной луже я пролежал до захода солнца.

Симферопольский военкомат  отправил в Полтаву на обучение во 2-ю учебную роту 1-го запасного  пулеметного батальона, оттуда в Белоруссию. Прошел с боями всю  Прибалтику, Польшу и Восточную Пруссию. С 26 мая 1944 года находился в  составе отдельной зенитно-пулеметной роты 417-й стрелковой дивизии.  Сильные бои довелось пройти под Шауляем и Паневежисом. Мирные жители  встречали нас нормально. Атаковали по берегу Балтийского моря. Однажды  переходили через какой-то залив. Продвинули роту на грузовиках прямо на  передовую, начался артобстрел. Тут нас остановили. Приказали быстро по  мосту на грузовиках форсировать залив.

Танки перекрыли для нас проход через шоссе к передовым позициям  батальона. Не спастись никак, тогда я спросил Микова: «Пойдешь со мной к  штабу батальона, где командир взвода должен быть?» Солдаты тут же  заволновались, заявили, что они одни на позициях не останутся, пойдут с  нами. Но я ответил, что кто же тогда останется у пулеметов, могут в  любой момент отдать приказ на отступление или в атаку. В общем и целом,  мы с Миковым проползли буквально между танками, и увидели, что на месте  штаба только воронки от снарядов. Пришлось обратно по ходам сообщения  буквально между гусениц пробираться. Стали дальше думать, что делать?

Марши были тяжелые, белорусские леса очень густые, а дороги – очень  плохие. Если сухо – то в лицо бьет пыль, если пройдет дождь – то с  трудом пробираешься по грязи. Тяжело давались марши. Никаких машин или  повозок и в помине не было, станковые пулеметы «Максим» приходилось на  себе таскать. Я тащил коробки с пулеметными лентами. Но вскоре меня  назначили вторым номером, и стал таскать ствол. К счастью, к тому  времени мы нашли трофейных лошадей и велосипеды. Стало полегче.

Под Кенигсбергом мы остановились и начали переформироваться, готовится к  наступлению на город-крепость. На 6 апреля 1945-го года назначили штурм  города. При этом при переформировке выяснилось, что в соседнем 801-м  стрелковом полку не осталось наводчиков 82-мм минометов, а я в учебном  полку изучал такие минометы, поэтому меня туда определили. В день  наступления началась артиллерийская подготовка, причем такая  сокрушительная, не знаю, кто мог в живых остаться на передовых позициях  врага. Мы вошли в город под прикрытием огневого вала. Было разрушено  множество домов. Но из одного дома постоянно бил пулемет и мешал нашему  продвижению. Тогда я схватил автомат, подобрался к нему, забросал точку  гранатами, и когда ворвался внутрь, то увидел, что три немца валялись  убитыми, а четверо поспешно подняли руки, я их привел в штаб батальона.  За этот бой мне снова вручили второй Орден Славы III-й степени.

Да артиллерия — она везде щупает там. Они ж тоже не дураки были. Знают,  что на передке, значит, есть какие-то огневые точки. А огневые точки —  это что? Это ж пулемет. Уже дальше где-то там, может, и сорокапятка  стоит. Так что они в этом деле понимали. Ну а в другой раз после атаки  было такое, например. Атака идет, потом ее отбили там. Перед щитком  смотришь: этих пулек лежит, знаешь, наверное, штук с пол ста, а то и  больше. Мы подсчитываем. И такое: дррр. Если щита не было, значит,  привет тебе.

Следующее наше задание было получено в мае, мы пошли в наступление на  Боровуху, где до войны, как я узнал, будучи в партизанах, стоял наш  отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. Потом немцы здесь свой  гарнизон расположили. Мы планировали подорвать там мост через Западную  Двину, и должны были потрясти гарнизон. Пошла на задание рота  численностью в 120 партизан, но получилось все не очень удачно. Мост  подорвать мы подорвали, а казарму, где находились немцы, не удалось. Там  были двухэтажные кирпичные здания, и вот у входа в будке не удалось без  шума снять часового, он нас обнаружил, точнее, услышал, и открыл огонь,  мы его срезали, но со всех сторон по нам началась стрельба. В  результате потеряли одного человека. Остальные наши откатились от казарм  и поспешно отступили обратно в лес.

Недавно вспоминали про крейсер «Киров», там 85 человек погибло. Я своими  глазами это видел. Как-то мы стояли на «судомехе» на левом берегу, а  крейсер «Киров» стоял напротив нас, на правом берегу, у 8-й линии. Я в  12 часов поднимался из машинного отделения, а в это время налет и  обстрел. И ему у задней трубы попала бомба. Сразу пожарные шланги  заработали, потушили… Ночью его перетащили к мосту Лейтенанта Шмидта, а  на его место поставили торгово-пассажирский пароход «Свирь». Его  поставили, чтобы немцы думали, как будто это «Киров».  На следующий день  обстрел и налет. И «Свирь» потопили – он, правда, полностью не утонул,  его на бок положили.

У меня был друг — командовал 82-миллиметровой ротой. Мне интересно было  немцев бить. Помню, нами высотка одна была занята такая. У меня телефон  был связной. На руках носил, он от меня не отставал никуда. Тут вдруг  смотрю: на эту высотку уже немцы лезут. Понимаешь, перелезают прямо ко  мне. Наши их расстреливают. А они тоже огня просят. Я позвонил по  телефону и попросил своего друга: «Коля, дай огня.» «Куда?» - спросил  он. «Вот на эту высотку», - сказал ему. Он меня тогда спрашивает: «А ты  где?» «Я на высотке, - говорю ему. - Дай и все — огня.» Ну он дал огня  хорошего. Он ударил огнем от меня метрах в полтора, где как раз немцы  ползли на мою горку. Тогда оттеснили мы этих немцев. Высотку они не  взяли.

Но наводчика ранило. Потом они сколько-то человек захватили в плен. Я  сам чуть было в плен не попал. Я побежал к капитану. Тут на горке он  стоял. Кричит мне: «Ни шагу назад! А то расстреляю.» Я говорю: «Дайте  мне человека. Одному мне с пулеметом делать нечего!» А тут кто-то из  немцев, видать, подполз к горке и этому капитану как всадил в грудь. Вся  спина — в разрывных пулях. Смотрю: стоял человек, а тут спина вся стала  красной, он постоял-покачался, бух, упал и умер.

Когда замкнулось кольцо, всё равно был приказ вперёд, вперёд. Уже ни  подвоза – ничего. Жрать нечего было. Артиллерийских лошадей поели и  кавалерийских потом поели. Дошло до того, что в ход пошли оттаявшие  лошадиные трупы. Бывало, только найдут, не успеют оглянуться, а уже одни  рёбра да кишки остались. Когда была возможность, мясо варили, а когда  было нельзя разжигать костры ели прямо так сырое. Мох ели, кору ели.  Пили хвойный настой. Берёзовый сок пили. В начале лета ели липовые  листочки. Прилетит «кукурузник». На целую армию много он сбросит? Они  конечно прилетали, но немцы больше их сбивали. Мало доходило. Другой раз  он и сбросит, а попадёт чёрт знает куда – в болото или ещё куда, что не  найти. Централизованного снабжения уже не было.

Днем мы подошли к Великим Лукам, а уже ночью нас бросили на линию фронта в атаку. Мы в ужасном положении находились тогда! Мороз был минус 20-25, а мы были - в холодных шинельках и поэтому сильно замерзали. У немцев все было подготовлено, у них были целые бастионы, окопы, блиндажи. И они как открыли по нам огонь. У нас было 40 процентов убитых. И только мы отползли к себе обратно в окопы, как нас собрали в ту же ночь и сказали: "Пойдете в другое место!" С тех пор мы так и топтались у Великих Лук, воевали то в одном месте, то в другом, то - в третьем.

И тут нам объявляют очередной приказ - два расчета, мой и "Курского", должны ночью незаметно вплавь преодолеть реку, занять позицию в развалинах четырехэтажного дома и, оттуда, утром, по сигналу ракеты поддержать внезапным огнем наступающие и переправляющиеся части. Мы соорудили плотик, на него поставили "максим" и коробки с пулеметными лентами. В темноте поплыли, держась за плотик, толкая его перед собой. Вода еще холодная, хоть и конец июня. Страха не было, я понимал, что это задание гибельное на все сто процентов, но думал только об одном, как свою жизнь в бою подороже отдать.

Я смело выпрыгиваю из самолёта. Но проходит секунда, другая, третья, а я не чувствую рывка открытия парашюта. Смотрю вверх. О, ужас!!! Мой парашют перехвачен стропой, и его края плещутся на ветру, а я стремительно лечу вниз. Все ребята, которые прыгали раньше, оказались вверху. Меня бросает в жар. Дёргаю кольцо запасного парашюта, но и он не раскрывается, по-видимому, смёрзся. Тогда сбрасываю рукавицы, подтягиваю к себе вывалившийся запасной парашют и пытаюсь его растеребить... Наконец-то он наполнился воздухом и раскрылся.

А вот в Рейхстаге мы были трое суток, снизу немцы и сверху. 1537 человек сдалось. Нас вышло человек 50 или 60, а человек 120 зашло. И надо было биться, и боеприпасы были на исходе. Командир армии генерал Кузнецов командиру дивизии, по политической части, приказал, направить в Рейхстаг 13 бойцов с боеприпасами. Ни один не дошел. Этого полковника ранило, так ему присвоили ГСС. Когда мы наступали к Рейхстагу, перед ним был ров, чем зря залит - фекалии. Глубина - с головой, шириной метра четыре. Мы нашли бревно, двоих послали сперва, Савенко Григория и Еременко Мишу. У меня есть книга, "До стен Рейхстага", где они с комбатом сидят, герои наши.

По нашей траншее открыли огонь, подносчика Гришу тяжело ранило осколками. Справа от нас находился расчет ПТР, смотрю, весь расчет уже убитый лежит. Говорю Фиме "Давай попробуем из ПТР по танкам пальнуть", он утвердительно кивнул в ответ, и мы поползли к ружью. На третьем выстреле я подбил немецкий танк, примерно в ста метрах от нашей линии обороны. Экипаж выскочил из танка, и мы, моментально вернувшись к "максиму", скосили их из пулемета.

Первое ранение я получил в разведке боем. Получили приказ взять высоту расположенную перед нами. Предупредили, что артподготовки не будет, мол тихой сапой к немцам подберетесь. Рядом со мной сидел в траншее старшина, который сразу сказал : «Разведку боем начальнички замудрили. На верную смерть нас посылают!». Он оказался прав. Обычно перед боем нам пополняли боезапас, давали возможность набить запасные ленты, добавляли гранат, а тут ни звука...А у нас патронов с «гулькин нос» на брата. Всем все стало ясно...

Ночью проснулся, выхожу из блиндажа, а возле пулемета никого нет! В это же мгновение луна вышла из за тучевых облаков и при лунном свете я вижу немецкие цепи идущие на наш опорный пункт. Успел выхватить пистолет, заскочить в блиндаж и выстрелить несколько раз в воздух. Ору : «Немцы! Все к бою! ». Побежал назад к пулемету и начал вести огонь. Ребята мои тоже быстро очнулись. Двоих бойцов послал в тыл за подмогой. Отбили мы немцев, очень много их там положили. Такой бой и вспомнить радостно. Был еще в том бою хороший момент, взяли тогда в плен семь немцев, хоть и раненых.

Один раз я столкнулась с немцем лоб в лоб в бою. Слева дом горит, справа сарай горит, и нам надо между этих двух пожарищ проскочить. Я побежала, выскочила - и немец на меня! Мы выстрелили одновременно. Я его убила, а он в меня не попал. Очевидно, он нажал на курок, когда уже падал. Только сапог мне повредил пулей. Аня Шмидт в том же бою встретилась с немцем, так она его в плен взяла, но потом в этом же бою погибла. Она мало того, что его в плен взяла, так когда наша пехота вперед пошла, она на него пулемет нагрузила, он пулемет вперед нес.