Родился в 1922-м году в деревне Акиньшино Колосовского сельсовета (сейчас – Можайского района).
Родители – были крестьяне. Мама умерла, когда мне было семь лет, а отец – когда девять. Я остался с двумя сёстрами, они меня и воспитывали. В школе учился до 7-го класса там же, где и жил: под Уваровкой, под Бородино...
Когда мне было 12 лет – обе сестры с разницей в полгода вышли замуж. Остался я один. Но – ненадолго. Народ заставил их продать всё наше старое хозяйство – и одна сестра взяла меня к себе в Москву. Там я пошёл работать электромонтёром и поступил учиться. Окончить техникум должен был в 1942-м.
-Как Вы узнали о начале войны?
А меня взяли служить за 19 дней до неё: в Каунас, в школу младших авиаспециалистов. Туда попали в основном москвичи и туляки. Семь или восемь дней поучили – приказ: снять с авиации на пулемёты! А самолёты там – Вы знаете, какие были? Анка! Ещё Анка самолёты были! [Так у автора. – Прим. ред.] Вот их мы сперва изучали. А потом – станковые пулемёты.
- Какое было ощущение: что война будет быстрой и лёгкой – или долгой и тяжёлой?
Ощущение было – быстрое. Да: разобьём – легко!
- Не могли бы Вы подробнее рассказать о 22-м июня 1941-го?
Когда война началась – мы уже в Каунасе служили. В три часа ночи подняли нас – на аэродром. Стали давать винтовки и по две гранаты-лимонки. Потом отступали на Псков, бежали три дня. Что творилось... ведь там уже были наготове немцы! Они с чердаков стреляли в нас, расстреливали. Нас человек триста было – и восемнадцать осталось. Кто куда разбежался, кто сразу погиб, кто позднее.
Мы Псков пробежали на четвёртый день, потом – Бологое. А в нём – получилось как… значит, ночью нашли такую сараюшку, немножко отдохнуть. Прижались друг к другу – и заснули. А потом один солдат проснулся – и стал станковый пулемёт чистить. И я открыл глаза. Говорю: «Что ты делаешь, ты же не так делаешь-то! Не так сальники наматываешь. Пулемёт испортишь!» Я смотрю – ну так не делают! Показал, как нужно сальники наматывать, как собирать. Я ж всё изучил за те шесть-семь дней. И мне – какой-то командир:
- Как фамилия?
- Такой-то. Теперь – что, куда?
Вызывает полковник: «В разведку – пойдёшь?» Я говорю: «Пойду». - «А пулемётчиком – пойдёшь?» Я говорю: «Пойду». - «А пулемёт-то – знаешь?» Я говорю: «Знаю. Нас, – говорю, – учили».
Ну, ещё человек пятьдесят туда прибыло пополнения. Это – самое начало войны, это вот-вот эти дни! Я отобрал человек двадцать пять: кто знает станковый пулемёт, кто ручные. И мне говорит этот полковник: «Вы будете командиром взвода!» Понимаете?
- А Вы – рядовой?
А я – рядовой курсант, понимаете?! И дали участок охранять, не пропустить немцев. Там один заградотряд – 11-я армия, и мы. Три или четыре дня держали немца там, не пускали. Потом пришёл приказ: на Северный Кавказ нас, пулемётчиков. Это всё ещё в 1941-м году.
На Северном Кавказе – прибыло ещё пополнение. Меня тоже вызывают… значит, там – старшина: «Построить». Я построил, доложил полковнику: «По вашему приказанию…», ну, это неважно. И, значит, приказ уже из Москвы пришёл – и сейчас помню: №0121, лейтенанта присвоить мне. И лейтенанта – присвоили.
- Без обучения, без ничего?!
Безо всего, да. Ну, и нас – на Северо-Кавказский фронт. Посадили на пароход, и – через Каспийское море: Махачкала, Гудермес. Махачкала, как Вы знаете, не была немцами взята. Терек… Мы там оборону держали. Не пускали дальше. И потом пришёл приказ… ну, я коротко говорю: занять Новороссийск во что бы то ни стало. Освободить. Это 1942-й и 1943-й.
- Про 1941-1942-й годы. Немцы – у Москвы, под Сталинградом... Не было ощущения, что страна погибла?
Нет. Настроение было очень хорошее. Люди, ребята такие… всё-таки двадцатилетние, двадцатидвухлетние – все были такие, что – мы уничтожим врага, убьём врага, не дадим пройти! У всех было настроение – очень хорошее!
За Краснодар мне дали медаль «За отвагу». Мы же его освобождали! А в Новороссийске – участвовали в высадке на Малой Земле. Вместе с куниковцами.
- А Вы не могли бы про Малую Землю поподробнее рассказать?
Нас туда, значит, как говорят, «пригнали». Там даже оборону занять было негде. Но, в общем, был приказ: взять во что бы то ни стало Новороссийск. А мы были недалеко от 33-й армии. Наша – 84-я морская стрелковая бригада. И мы, значит, новороссийский берег – взяли. Но немцы здесь опомнились – и авиацию пустили, и больше солдат дали на нас. Если бы не 33-я армия – нас бы, конечно, всех полностью уничтожили. Конечно, эта армия нас спасла.
- К Новороссийску Вы высаживались с моря?
С моря. Нам при подготовке всё рассказали: как, что, чего, где занять. Дали каждому отделению пулемёт станковый. Все точки были указаны: в каком месте сесть, в каком отделении, какое расстояние друг от друга… правда, высадке с катеров – не обучали. Мы просто с катера прыгали в воду. Холодно было, но, знаете – молодые ж все. Никто не болел. Никто ничем никогда не заболел! Все ребята были такие, и было настроение такое, что – взять Новороссийск! Во что бы то ни стало – взять! Не считались ни с чем.
Там два цементных завода. Мы, как Вам сказать… слева нас высадили. И – занять оборону! И вот здесь мы дали немцу здорово… Это и 33-я армия помогла. Немцы аж отступили, как к нам подкрепление пришло! Меня там контузило и ранило. За это я получил орден Отечественной войны 1-й степени.
После ранения был эвакуирован в госпиталь, в Пятигорск… хочу сказать – плохого лечения не было. Хорошо лечили. Я был там пять с половиной месяцев. Тяжёлое ранение было. И вот после госпиталя – приказ Сталина: на гражданку. Уволили – стал «ограниченно годный».
- Чем Вы дальше занимались?
Я пошёл учиться в торговый техникум. Там было ничуть не легче из-за того, что я фронтовик: всё равно брались школьные и все прошлые документы. Семь классов закончил – а кто не закончил, так заканчивал седьмой. Учились там – и мы, и вчерашние школьники, и просто рабочие, служащие. Отношение к фронтовикам было самое хорошее, дружное.
- Когда Вы на плацдарме сидели – то Вам подвозили пополнение, боеприпасы?
Подвозили. Тоже с моря, ночью. Ну, «ночью» как… уже немножко рассветает… там уже каждый знал, где какое отделение находится, патроны, пулемёты…
- Какие там были взаимоотношения с местным населением?
Ну, что я Вам хочу сказать… население… Кто радовался – а кто злился. Вот что я хочу сказать.
- Каков был средний возраст в Вашем взводе?
Тридцать лет. То есть были и постарше – и помоложе были.
- Те, кто был постарше – как они относились к Вам?
Относились – очень хорошо. Хоть я, мальчишка, и командовал ротой. Я ж ею командовал всё последнее время, просто Вам ещё не успел сказать. Я же – командир пулемётной роты!
- А как к Вам относились офицеры? Вы же получили звание без всякого обучения…
Да, у меня был один такой командир взвода… в кадровой армии служил. Надо прямо сказать: он злился, что «вот, мол, ты ничего не окончил, а вон тебя как повышают!» Ну, тут как-то он не мог ни командовать, ничего. Боялся. А я: приказ – так приказ, надо выполнять. Родителей у меня – не было, я – шёл напролом. Не боялся. Убьют – так убьют!
- 28-го июля 1942-го года был издан приказ Сталина №227 «Ни шагу назад»…
Ничего не могу сказать по этому поводу.
- На фронте были органы СМЕРШ, особые отделы, контрразведка…
Да, я с ними не пересекался.
- А какое отношение к ним было на фронте?
Ну, какое отношение... Конечно, плохое было отношение: вот, мол, против своих же копают.
- А к военно-политическому составу? Там комиссары, замполиты…
Хорошее. На фронте, на передовой – они регулярно были, и относились хорошо к нам, и рассказывали, политзанятия вели, беседы даже были.
- Вы были командиром пулемётного взвода и пулемётной роты. Какое там оружие?
Станковый пулемёт «Максим». Семнадцать пулемётов у меня было в роте.
- Куда и как Вашу роту направляли?
Направляли – где в основном идут бои. Ведь разведка докладывала: где больше оружия, больше войск. Туда направляли, конечно, и больше станковых пулемётов.
- Вы немецким оружием, трофейными пулемётами – пользовались?
Нет.
- У Вас – пулемётная рота, «Максимы». А какое ещё было вооружение?
Было ещё вооружение – противотанковое. А у солдат личное – автоматы.
- Как кормили на фронте?
Хорошо кормили, голодно не было. Даже в Новороссийске – всё равно ели хотя бы раз в день.
Однажды было дело – в деревне никого нет, пустая совсем. И – бегают поросята. А у меня был старшина такой… оторви и брось. Мне кричит: «Командир, разреши поросёнка застрелить!» Я говорю: «Стреляй…» У меня же были подводы, шесть лошадей. Оружие возить – на чём? Патроны, сами пулемёты… тяжёлые, да. В одной ленте – двести пятьдесят патронов: тяжесть-то какая! Вот у нас было, значит, три подводы в роте. И мы запасались продуктами. То поросёнка, то телёнка, то ещё что… так что мы не голодали.
- А сто грамм знаменитые «наркомовские» – выдавали?
Как Вам сказать… один раз только дали.
- В госпитале питание изменилось, по сравнению с фронтом?
И в госпитале хорошо кормили!
- Как Вы мылись?
Вот мы – больные, допустим… я – не могу. Так нас – мыли. А на фронте, на передовой – солдаты как мылись… достали две бочки, разложили костёр, воды натаскали, нагрели, и – обливались, мылись, стирались. Мыло – у нас. У солдата мыло всегда.
- А вши – были?
Вшей – не было.
- В какой форме Вы ходили: солдатской пехотной или морской?
Форма – пехотная.
- В 1941-1943-м годах были петлицы. Потом – введены погоны. Какое было отношение к этому?
Сперва – как-то, знаете… «Почему же сняли ромбы?» А потом привыкли к этим погонам – и даже одобрили их. И даже как-то силы больше прибавилось.
- По Вашему мнению – как награждали Ваше подразделение, Вашу часть?
Можно было и побольше наград. Туговато. Что сейчас таить и говорить. Я всё же – командир роты… с этим прямо связан. Приходят награды – мешками. Кто ближе к начальству – тем больше и выше дают ордена. А кто подальше – поменьше.
- Какое было отношение к Коммунистической партии, к Сталину?
К Сталину было отношение – отличное!
- А какой была ситуация в 1941-м году? Ведь воспитывали – «малой кровью, могучим ударом», и вдруг – мы отступаем…
Сперва было – «нет Сталина», «нет Сталина»... Три дня не было Сталина. А потом слух дошёл, что он принял на себя командование – и командует. И мы были все очень рады.
- Какие-нибудь самые запомнившиеся фронтовые эпизоды?
Нас подняли – я говорил – в три часа ночи, вывели на аэродром, стали давать винтовки, гранаты – и налетело тридцать с лишним самолётов. А нас было триста человек курсантов. Мы только по пятнадцать – по двадцать дней служили. Много очень погибло. В 1941-м году немецкая авиация сильно зверствовала.
А наша – мы ещё не знали, и некоторые даже сейчас не знают: в то время у нас самолёты-то были – «Чайки» фанерные такие! Ну что это он – триста пятьдесят километров [В час, скорость имеется в виду. – Прим. ред.], а они уже, «Мессершмитты» – семьсот километров! Конечно, наш только подымется, его – раз! Только подымется – раз!.. – и всё.
А в 1943-м – уже мы в небе главные были… захватили воздух – и командовали.
-Если сравнить Вашу морскую бригаду с обычной пехотной частью, то…
Мы сильней были! Нас лучше вооружали, оснащали. Пехота – как где услышала пулемёты станковые Киселёва – всё. Нам порой сразу приходилось спускать по десять самолётов перекрёстным огнём. Пустили его со всех станковых пулемётов – они все в землю. Он даже на бреющем прижаться к земле не может: всё равно достанем. Так что были солдаты рады – очень! Мы выставляли на охрану штабов по три-четыре пулемёта. Там ленты были – металлические, как у немцев. С матерчатыми – я не сталкивался.
Вообще пулемёт «Максим» – он тяжёлый, но – очень хороший! Да, таскать его – очень тяжело. Хоть он и разбирается – но это ж всё на себе... если без повозки. А так, как оружие военное – очень хороший!
- Проблем с водой для него – не было?
Не было. В Новороссийске – морской заливали, и ничего. А зимой – снегом заправляли.
- 9-е мая 1945-го года. Где Вы тогда были, как узнали о победе и какое испытали чувство?
Я уже здесь был, в Москве. Чувство – огромное было: счастья! Это – просто неописуемое. Радость, огромная радость!
- Спасибо, Алексей Семёнович!
| Интервью: | Н. Аничкин |
| Лит. обработка: | А. Рыков |
