22493
Водители

Лаврентьев Андрей Иванович

- М.С. Андрей Иванович, каким было ваше довоенное детство?

- Родился я на Волге в городе Твери. Рос вместе с братом Дмитрием, который был младше меня на полтора года. Семья жила не больно важно, как и многие в ту пору. Отец был землемер. Работал в областном земельном управлении. Класса с седьмого я стал помогать отцу во время школьных каникул. Ходил с лентой, рубил просеки, а потом отец меня научил работать с теодолитом (это геодезический прибор).
В сороковом году мой отец получил инфаркт и не смог больше работать землемером. Жить стало ещё тяжелее. Того, что получала мать, работавшая медсестрой, не хватало, чтобы прокормить семью.
И как раз в это время началась финская война. Наши войска проходили через Тверь, многие военные были расквартированы в городе. Глядя на них, я решил связать свою судьбу с военной службой, тем более что это облегчило бы положение семьи. В конце сорокового года я поехал сдавать экзамены в военное училище.
Занятия начались десятого мая 1941 года. Училище находилось в городе Пушкине. С началом войны нас, курсантов, подняли по тревоге и отправили на оборону Ленинграда.
А когда немцы прорвались к Пушкину, пришёл приказ, по которому в одном из последних эшелонов нас направили в Москву. Однако до Москвы составы не дошли. Немцы перерезали дорогу. Мне с товарищами пришлось занять оборону. А ночью из Ленинграда пришли паровозы и вытащили составы. Нас вернули и направили по другой дороге в Рыбинск.
В Рыбинске было училище, переименованное из танкового в автомобильное, а потом снова в танковое. Я проучился там весь сорок второй год. Потом наши учебные роты были направлены в город Кунгур на Урал. Туда было эвакуировано Киевское танкотехническое училище. И в этом училище нас уже переучивали на американские танки. Однако караван PQ-17 с американской техникой немцы пустили на дно. В результате нас снова усадили на советские танки Т-34. В 43-м году состоялся выпуск.
Выпустились мы лейтенантами, и нас кого куда распределили. Меня командование направило в Первую польскую армию, с которой я из-под Житомира прошёл до Берлина, участвовал в освобождении Люблина, Варшавы, Лодзи, Позняна, Бреслау. Причём, интересный момент: в польской армии не оказалось танковых частей. Но ведь моё первое училище некоторое время называлось автомобильным, вот я и попал в автомобильный полк и прослужил в нём до конца войны.

- М.С. Ваше самое страшное воспоминание, связанное с Великой Отечественной?

- Самое страшное за время войны я увидел в Люблине, где в десяти километрах от города был огромный концлагерь Майданек. В лагере стояли большие бараки, в которых одновременно содержалось несколько сотен тысяч заключённых. Когда наши войска вошли в город, немцы поспешили бежать из лагеря. И вся огромная масса бывших заключённых в полосатых робах вышла на территорию Люблина. Сотни тысяч голодных, изнеможённых людей - жуткое зрелище.
Но ещё более жутким было то, что я увидел на территории лагеря. Представьте, огромные рвы шириною двести-триста метров. Их рыли глубиною четыре и более метров сами заключённые. Когда ров был готов, заключённых выстраивали и расстреливали. Потом засыпали слоем земли. Ставили новую группу и так же расстреливали…
А когда набивали полные рвы, то расстрелянных укладывали штабелями, перекладывая дровами. И зажигали. Жители Люблина рассказывали нам, что когда такой дым шёл на город, нельзя было дышать от смрада и гари. Люди старались бежать из города. Многие были пойманы немцами и возвращались обратно, но не к себе домой, а уже в лагерь.
Кроме рвов, были в лагере и печи, в которых сжигали труппы. Всего, я читал, в Майданеке погибло около трёх миллионов человек.
Путь на расстрел или в печь назывался дорогой смерти. Дорога эта от жилого городка длилась около трёх километров. По её сторонам стояли железнодорожные бараки - склады. Сначала в складах с заключённых снимали верхнюю одежду. Проводили дальше. В следующих складах со смертников снимали бельё. Дальше - обувь. В каждом бараке сидела группа заключённых, которая разбирала снятые вещи. Хорошая одежда отправлялась в Германию.
Когда абсолютно голые люди, мужчины и женщины, в мороз и в снег доходили до конца этой дороги, то их уже ждали эсэсовцы. Заключённые держали руки, растопырив пальцы, и открывали рты. Эсэсовцы выдёргивали им из челюстей золотые зубы и снимали кольца. Если кольцо не снималось, то отрезали палец ещё живому. Тут же стояли ювелиры и сортировали полученное. Но зубы и кольца - это ещё не всё. Дальше с заключённых срезали волосы. Так нам рассказывали те, кто был в лагере. Я сам вспоминаю склад, забитый волосами до потолка. Там, мне больнее всего было вдруг увидеть среди кучи отрезанных волос красивую женскую косу, которую ещё не успели расплести и рассортировать.
Немцами было подсчитано, что в результате каждый пленный им приносил в среднем сто тридцать две марки. А когда они уже разделывали человека окончательно, тогда в ров его, в печь.
Видел я в лагере и комнату пыток. В ней стояли бетонные столы. По периметру каждого из них шла трубочка с маленькими дырочками. И когда нужно было добиться показаний, по трубочке шёл кипяток, и так обваривали человека со всех сторон. В комнате всё было механизировано. Вы не поверите, трупы подвозились к печам на вагонетках.
А дальше я совсем поразился тому, как немцы всё использовали. Оказывается, из пепла от сгоревших в печах людей выбирались кости, которые мололись на специальной мельнице и посыпались на огороды вокруг лагеря, где также работали заключённые. И на этих огородах в результате росли огромные овощи. Я до сих пор помню, какая громадная там была свекла. Разве такое забудешь?

- М.С.Насколько я знаю, в 1945-м война для вас не окончилась?

- Увы, не окончилась. Сразу после войны батальоны польской армии были собраны под Варшавой. Я был назначен командиром группы из двухсот человек и отправлен на борьбу с бандеровцами. Кроме того, в тех местах остались большие продовольственные и хлебные склады, которые надо было вывозить. И это тоже входило в мои задачи.
Бандеровцы были очень жестокими. Они издевались над пленными даже хуже, чем немцы. Мы стояли в Замостье. Наш майор поехал интендантом в деревню, чтобы договориться о соломе, чтобы набить солдатам матрасы, и о продуктах, но попал у руки бандеровцев. Так они его в трёх километрах от Замостья привязали к колоде. Убили. Вырезали на нём звезду и написали: так мы будем поступать с каждым русским.
Случилось и самому мне попасть в серьёзную переделку. В апреле 1946-го года моя группа попала в засаду, и тридцать один человек был убит. Надо сказать, время тогда было непростое. Тут же стали искать виновных, состоялся суд. Моей вины там не было, судьи это установили. Виновные были наказаны, а меня назначили с повышением.
В 1947-м году я решил вернуться в Россию, хотя тогда и была возможность остаться служить в польской армии. Вернувшись, я получил отпуск. Женился. В отделе кадров мне, как автомобилисту по профессии, дали назначение в дальнюю авиацию. «И пусть мы были не пилоты, аэродром нас сутками держал», - это я сейчас так в своих стихах пишу. За годы службы я побывал и в Белоруссии, и на Севере, и даже на полярной станции, пока судьба не привела меня в Смоленск. Живу вот здесь спокойно, неспешно, а война до сих пор вспоминается.

Интервью:
Максим Свириденков

Лит. обработка:
Максим Свириденков


Рекомендуем

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus