Суровцева (Малютина) Мария Антоновна

Я родилась 10 сентября 1924 года. Родилась, в самых что ни на есть есенинских местах. В селе Высокое, что совсем недалеко от села Константиново, так что мы с Есениным земляки. Но в наших краях крестьяне очень страдали от безземелья, поэтому, когда мне было годика два, родители решили переехать в Сибирь. А еще через несколько лет мы переехали в Красноярск.

Семья у нас была самая простая. Отец всю жизнь работал шофером, а мама была учительницей. Преподавала ботанику, анатомию и физиологию человека. И нас трое детей, я и два брата: Петр и Виктор, которые были намного младше меня.

Летом 1941 года я только окончила десять классов и думала поступать в ВУЗ. Причем не абы куда, а в Тимирязевскую Академию на отделение виноградарства. Но тут как раз началась война, и мне из Москвы прислали мои документы: "В связи со сложившейся обстановкой поступайте в ближайший к вам ВУЗ". И тогда я поступила в Красноярске в педагогический институт на филфак. Но в нас был воспитан такой колоссальный патриотизм, что буквально весь наш 1-й курс пошел в военкомат проситься добровольцами на фронт. Первый год мы все же проучились, но сессию так и не успели сдать, потому что в июне 42-го нас всех призвали в армию. Пришли на вокзал, одни девчата, но вместо запада нас вдруг повезли на восток. Такого подвоха мы не ожидали, поэтому в какой-то степени были даже разочарованы этим. Ведь мы надеялись попасть на фронт.

Привезли во Владивосток, объяснили обстановку, быстро обучили зенитному делу и распределили по батареям расположенным на границе. А ребят, которых мы заменили, отправили на фронт. Так я попала служить на зенитную точку, у города Свободный, что недалеко от Хабаровска. Налетов не было ни разу, но все два года, что я там прослужила, мы очень аккуратно дежурили.

Коллектив был чисто женский, на всю батарею у нас был всего один мужчина - командир. Очень хороший человек, точно как в фильме "А зори здесь тихие". Помню, такой случай. Я очень хорошо ходила на лыжах, поэтому именно меня всегда отправляли в качестве связной на наши разные точки. И как-то меня отправили отнести пакет с донесением аж за двадцать километров. Был дикий мороз, но я справилась. Но по дороге обратно обморозила щеки, девочки меня тут же начали оттирать, в общем спасли. На следующий день общее построение и я ждала, что вот сейчас меня при всех похвалят и выразят благодарность. А наш командир как начал: "Вы видели, как она обморозилась? Еще раз всех предупреждаю, если кто-то обморозится, серьезно накажу!" Вот это свое разочарование я запомнила на всю жизнь.

Жили очень дружно, но с кем дружила, сейчас даже не вспомню. Вообще, очень мало, что помню с того времени. Я, например, хоть и подавала снаряды, но даже не помню, какие у нас были орудия. Скорее всего, 37-мм зенитные пушки. Помню общее ощущение, что в целом, по сравнению с другими мы жили хорошо, ведь ни разу не было, ни налетов, ни бомбежек. Бытовые условия хорошие: жили в казарме в комнатах по четыре-пять девочек. Кормили тоже вроде нормально. Помню, как шли строем и пели песню: "Кони сытые бьют копытами!" И буквально все время были чем-то заняты. Не только по службе, но и культурный досуг как-то организовывали. Танцы с девчатами устраивали, даже хор был. Я в нем, кстати, тоже пела.

А в 1944 году меня перевели в отдел контрразведки "СМЕРШ" Амурской Краснознаменной Флотилии. Им нужны были грамотные кадры, а у меня все-таки за плечами 1-й курс института. Занималась тем, что оформляла все документы. И протоколы допросов тоже вела, поэтому довелось увидеть настоящих шпионов.

Лазутчики в основном были японцы, но вели они себя совершенно по-разному. Некоторые были настоящие фанатики, и вообще ничего не говорили. А были и такие, за которыми не успевали записывать. Помню, двоих как-то привели, они все рассказали, так после допроса их оставили пилить дрова.

А к тем, кто молчал, могли применить "физические методы воздействия"?

Поверьте, я же постоянно присутствовала на допросах, потому что на машинке печатала протокол, но за все время, проведенное там, я ни разу не видела, чтобы кого-то пытали или били. То, что сейчас говорят, это все слишком преувеличено. В наше время жестокости было гораздо меньше, чем сейчас. Я считаю, что там у нас служили, достойные люди, и мне в этом смысле очень повезло.

Как вы узнали о Победе?

Если бы вы только знали, как мы ждали известия о капитуляции Германии. И вдруг утром 9 мая, я как раз сменилась с дежурства, мы увидели в Свободном какое-то необычное оживление и скопление людей. И первая мысль - наверное, капитуляция, потому что мы ее ждали со дня на день. Прибежали туда, действительно - Победа! Люди обнимались, плакали, смеялись, кто имел оружие в воздух стреляли… Какой-то стихийный праздник получился, даже гонку на лодках организовали. И столы накрыли, и выпили по такому поводу немного, хотя так нам водку никогда не выдавали. Но по случаю Победы разрешили.

И буквально сразу с запада стали прибывать войска, эшелон за эшелоном. А когда началась война с Японией, то наш отдел вместе с войсками продвигался вглубь Маньчжурии. Потому что, отступая, японцы под видом крестьян оставляли разного рода своих лазутчиков и диверсантов, а наши ребята их вылавливали. Вот тогда произошел один страшный случай, который показывает, что японцы ничуть не лучше немецких фашистов.

Где-то на седьмой день компании, с большой земли на самолете к нам привезли медиков: десять девушек и главврач-женщина, которые должны были подготовить к работе небольшой полевой госпиталь. Наши ребята переправили их через небольшую речку, и помогли им все сделать. В общем, все подготовили и оставили их там. А уже на следующий день обнаружили, что их всех зверски зарезали… Конечно, это была ошибка, что там не выставили охрану, но ведь никто и подумать не мог, что женщин-медиков кто-то тронет… Но оказалось, что у японцев ничего святого нет… Тут, конечно, все силы бросили на то, чтобы найти кто это варварство учинил, и их всех, человек пять, быстро разыскали, поймали и, наверное, расстреляли, потому что я слышала такие разговоры. Эти сволочи, конечно, получили по заслугам, но молодых, красивых девушек-то уже не вернешь…

Наградная книжка медали "За победу над Японией"

Война закончилась, а мы все продвигались дальше и освобождали внутренние территории. Постоянно натыкались на полные японские склады, а китайцы тем временем голодовали. Мы же когда шли, видели в какой ужасной нищете они жили, это словами передать невозможно… Зато встречали нас так, как будто роднее у них никого не было… Удивительно тепло, просто исключительно относились, буквально молились на нас. И особенно меня поразило, то какой порядок соблюдался, с каким достоинством вели себя эти голодные люди, когда наши войска стали выдавать им продукты с японских складов.

В газетной статье о вас я прочитал, что вы очень рано вступили в партию.

Я всю жизнь была очень активная девушка, как говорили раньше - пламенная патриотка, поэтому еще в институте меня избрали секретарем комсомольской организации 1-го курса. Ведь это я тогда подбила всех наших пойти в военкомат: "Вся страна воюет, давайте, и мы попросимся на фронт!" А когда меня перевели в "СМЕРШ", то подала заявление о вступлении в партию, и до сих пор являюсь убежденной коммунисткой.

Многие ветераны не очень хорошо вспоминают о фронтовых политработниках.

Конечно, в семье не без урода, и среди них тоже попадались разные люди, но мне, например, очень везло на людей. Всегда все было по-человечески, и мне на моем пути встречались только хорошие люди. Поэтому когда я недавно выступала перед студентами нашего Славянского Университета, то так им и сказала: "Если бы у меня был шанс еще раз прожить свою жизнь, то я бы прожила ее точно также!"

Хотелось бы узнать о вашем отношении к Сталину.

Конечно, идеальных людей, тем более правителей, не бывает, но Сталин сделал для нашей страны огромное дело. Ведь мы при нем жили гораздо лучше, чем сейчас. Но это только сейчас мы стали в полной мере осознавать, а в то время и не понимали, что жили при нем фактически как при коммунизме. Главное - что в людях была уверенность в завтрашнем дне. Да, в нашей семье никто от репрессий не пострадал, но вы думаете, отношение к нему только от этого зависит? У меня есть несколько друзей, например, Савенкова Инна Андреевна, родители которых тогда безвинно пострадали, но несмотря на это они являются убежденными коммунистами и не держат на Сталина зла… И лично я не верю всему тому, в чем его обвиняют.

Зато я помню, как тяжело мы переживали его смерть. С 1953 по 1956 год я находилась в командировке - в Тиранском педагогическом институте читала лекции по современному русскому языку. И когда мы там узнали о смерти Сталина, такие переживания, что вы… Ведь мы, особенно участники войны, просто боготворили Сталина.

Почти все ветераны с кем я говорил, убеждены, что без него бы мы не победили в войне.

Не знаю, возможно, но как сейчас это можно точно утверждать? Но я отлично помню, что в войну у нас было только одно ощущение - что мы не проиграем, а обязательно победим!

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

Демобилизовалась я в декабре 1945 года и приехала к родителям в Сороки. Просто папу по работе направили помогать восстанавливать Молдавию, вот так мы и оказались здесь. В 1948 году решила продолжить обучение в Кишиневском пединституте, но когда принесла документы, то мне ректор сказал: "У вас семь лет перерыва, не сдано три экзамена, мы не можем вас принять сразу на второй курс". - "Но вы сами подумайте, за моими плечами война, и мне как-то неудобно опять с первокурсниками учиться". А ректор был такой исключительный человек, что про него говорили так: "Если бы у нас все люди были такие, то мы бы уже сейчас жили при коммунизме…" И все-таки мне пошли навстречу, разрешили пересдать три экзамена. Два я сдала на четверки, а зарубежную литературу на тройку. Но это и неудивительно, ведь там нужно было столько всего прочитать, а таких возможностей у меня не было. Вот это моя единственная тройка за всю жизнь. А так всю жизнь мне очень нравилось учиться, и училась я всегда только на хорошо и отлично.

Окончила филфак и на всю жизнь связала свою судьбу с родным институтом. Преподавала в нем русский язык. Вначале работала ассистентом, младшим преподавателем, потом старшим, защитила кандидатскую диссертацию в Москве. Потом была доцентом на кафедре, затем заведовала ею, работала проректором по воспитательной работе, секретарем парткома института. Всю жизнь честно работала и всю себя без остатка отдавала людям, но сейчас уже второй год, как не работаю.

Как я уже говорила, три года преподавала в Албании. Эта страна мне очень напомнила Молдавию. Такие же гостеприимные люди, которые к нам очень хорошо относились.

А в начале 80-х годов была в месячной командировке в ГДР в городе Цвиккау. Там находились курсы усовершенствования учителей русского языка. Они были хорошо подготовлены, а нас приглашали просто ради того, чтобы как говорится "развязать им языки". Немцы принимали нас очень хорошо, и мы с утра до вечера проводили с нашими курсантами. Ходили с ними везде и всюду, и говорили на самые разные темы, но только на русском языке. Там преподавателями были по одному человеку из каждой республики, только из Москвы два-три человека, так каждый представитель республики устраивал вечер в своем национальном колорите. И когда мы уезжали, то наши подопечные плакали… Потому что у немцев принято, чтобы между учителем и учеником был определенный барьер, а мы были словно одна семья.

В составе молдавской делегации на Московском Бале Победителей. 2010 г.

А своя семья у вас большая?

Муж мой, Суровцев Трофим Дементьевич, был фронтовик. Воевал лейтенантом в пехоте, освобождал Смоленск. Был тяжело ранен. Сам родом из Рыбинска, но мы с ним познакомились уже здесь, когда он одно время работал заведующим Районо. Воспитали двух сыновей. Есть четверо внуков и две правнучки.

При слове война, что самое первое вспоминается?

Вспоминается, что молодости у нас фактически не было, поэтому начала жить, и самые лучшие годы прошли в институте.

А этот случай с зарезанными девушками… Получается, что мы последние, кто видел их живыми. Ведь только накануне мы их провожали, организовали такой красивый вечер, танцы с нашими ребятами, а на следующий день их привезли к нам убитыми… Их же не просто убили, а вспороли животы, вроде как харакири сделали… Это было настолько жутко, такое сильное потрясение, что первое время я их без конца во сне видела… И смертников видели прикованных к пулеметам, но лучше все это и не вспоминать… Поэтому когда я выступаю перед детьми в школе, то всегда им говорю одно и то же: "Дети, я вам желаю, чтобы вы никогда не узнали, что такое война!"