Гармашев Георгий Петрович

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ. Родился 16 мая 1926 года на Украине, в деревне Гармашевка Беловодского района Луганской (бывшей Ворошиловградской) области. После окончания 7 классов учился в ремесленном училище, которое не закончил. В 1943 году был призван в ряды Красной Армии. Семь меясцев проходил обучение в запасной части, затем - на фронте. Воевал сначала в составе 10-й полевой автохлебопекарни (ПАХ; в/ч 72584), а после ее расформирования - в составе 15-го отдельного линейного батальона связи (в/ч 384), 2-й Украинский фронт. Ефрейтор. Был награжден орденом Красной Звезды, медалями "За отвагу", "За боевые заслуги", "За освобождение Праги", "За взятие Будапешта", "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг". После демобилизации работал сварщиком, слесарем, токарем, потом - сварщиком-монтажником на строительстве Нарвской ГЭС, Прибалтийской и Эстонской ГРЭС (город Нарва, Эстонская ССР). Заносился на городскую "Доску Почета", имел высокие показатели в работе.

И.Вершинин. Георгий Петрович! Я бы хотел начать нашу с вами беседу с ваших воспоминаний о предвоенном детстве. Расскажите о том, где вы родились, что вам из этой жизни запомнилось?

Г.Гармашев. Ну я родился в 1926 году на Украине, это в Луганской области, в деревне, которая так и называлась, - Гармашевка. А фамилия моя тоже Гармашев. Там я родился, потому что так написано у меня. Потом переехали мы в районный город. Отец тогда служащим был. И его бросали на разные работы. И вот, когда мы приехали в этот районный город, в Беловодск, он работал в военкомате. Но он потом еще часто менял места своей работы. У меня были братья Сенька и Васька. Оба они были старше меня. Еще до войны они служили кадровую службу в Красной Армии (Ваську, правда, забрали буквально перед самым началом войны), а потом, во время войны, оба они погибли на фронте. Один, Сенька, погиб, насколько я знаю, под Воронежем, там был похоронен, а Васька даже и не знаю, где именно похоронен. А про Сеньку знаю, потому что его товарищ-земляк написал, с которым я переписывался, о его гибели. Я, собственно говоря, там в то время уже не жил. Отца тоже взяли в армию, он воевал на Финской, а в Отечественную погиб. Так что получается, что я один вообще остался после войны от родни, хотя во время войны никогда и не думал, что выживу. Кстати, про войну с Финляндией отец говорил: "Между прочим, финны - вояки сильные". Он это говорил и я это сам лично слышал. То есть, они, по его словам, были мужественными вояками. Об этом у него был, помню, разговор с соседом.

И.Вершинин. Голод до войны испытывали?

Г.Гармашев. Жизнь тяжелая была. Был и голод. Но до войны самым тяжелым временем для всех нас был 1933 год. Это на Украине было. Мамка у меня как раз из-за этого умерла, когда мне было всего семь лет. Одним словом, в эту страшную голодовку умерла. И вообще у нас много тогда людей умерло. Нас, помню, собирали, всех малышей, в такие как бы ясли. И там кормили. Так что 1933 год был тяжелым для нас!

И.Вершинин. Помните, как проводилась коллективизация?

Г.Гармашев. Я вам расскажу такую вещь. Из детства своего я помню об этом как? Расскажу для примера такой случай. В общем, у одного нашего дедушки были овцы. Он держал овец, размножал их, у него была такая специальность - кошар. У него были низкие постройки такие для того, чтобы заниматься этим размножением. Вот он занимался этим. Отец тоже участвовал во всем. К отцу приходили и жаловались: "Петро Васильевич, вот так и так". На что отец отвечал таким: "Ну а что я могу сделать?". Он служащим был. А ведь в то время было много тех, кто имел стадо овец, барана, поросенка, корову, телку. И у них у всех начали это отбирать. И лошадей отбирали. И они жаловались. У тех, кого семьи были большие, им еще что-то оставляли. А у кого более-менее нормально все было, - забирали. Много было такого!

И.Вершинин. Раскулачивание проводилось у вас в деревне?

Г.Гармашев. Так конечно! У нас же некоторые люди зажиточно жили.

И.Вершинин. Репрессии проводились до войны?

Г.Гармашев. Как-то, помню, однажды что-то отец начал снимать портреты Тухачевского, Блюхера и еще кого-то, которые находились под стеклом. Снял, свернул, но он не стал их рвать, а просто убрал куда-то подальше свернутыми. Это я помню хорошо. Но я не спрашивал его тогда ничего об этом. А потом, вскоре после того самого случая, уже пошел разговор, что их, этих военных, якобы посчитали предателями. Так что я помню такой случай.

И.Вершинин. "Черный воронок" приезжал в деревню?

Г.Гармашев. Какой там воронок? Милиция на лошадях к нам приезжала. Телега, охрана с винтовкой. По два-три человека обычно ездили. Был у нас такой случай. Арестовали у нас одного человека. Звали его дядя Ваня. Я его хорошо помню, он был таким массивным. Отец знал его хорошо, он был хороший сапожный мастер. Приходит однажды он к отцу и говорит: "Петро Васильевич, вот так и так. Что делать?" "А что я могу сделать? - сказал на это отец. - Ничего. Вот сегодня я здесь, а завтра арестуют, и все". Каждый старался для семьи. А когда началась потасовка, он наживал все для себя же своим трудом.

Отец, Петр Васильевич Гармашев, участвовал в Финской войне, погиб в годы Великой Отечественной войны

И.Вершинин. А у вашей семьи было какое хозяйство?

Г.Гармашев. Хозяйство у нас было небольшое. Как я сейчас помню, у отца были две лошади, земля и немного лесу. Были, кроме всего остального, еще и пчелы. Почему я рь этом помню? Когда-то я был маленький. А братья мои, Сенька и Васька, были постарше. И однажды что-то отец попросил их съездить к нему в сторону пасеки по делам каким-то. Но он перед этим их предупредил: чтоб близко не подъезжали к пасеке, где улья стоят. Потому что, говорил он, пчелы ваш запах не любят. Ну а они поехали вместе со мной, втроем, значит, были. И что же получилось? Решили они подъехать к пасеке поближе, чтоб было меньше идти. И пчелы учуяли этот смрад и накинулись на лошадей. Лошади как рванули в этот лес! Мы все-таки спаслись и уехали от этих пчел. Друг на друга смотрим: вот такие вот лица накушенные, а лошади в лесу стоят. Не знаю, что ребята там делали, но они побыли какое-то время и поехали домой. А отцу-то показываться надо было! Отец как посмотрел на нас, сказал: "Чтож вы наделали? Я вам говорил, чтоб не приезжали близко к ульям, потому что они запах чуят и делают это самое".

И.Вершинин. По размерам ваша деревня вообще большая была?

Г.Гармашев. Большая. Почти как районный городишко, в котором мы были. А там немного подальше от деревни располагались хутора, у каждого хозяина которого была своя отдельная постройка. Но жили, между прочим, хорошо. Я учился в школе сначала. Но там приходилось не так-то уж далеко ходить. Возили каждый по очереди. А потом, когда пошла жизнь по-другому, отец уехал в район, и там же в 1933 году от голода умерла наша мама. А потом я поступил учиться в ремесленное училище. Учился на токаря. Там разные люди учились. Были и из деревень. Потому что по окружности своей район-то наш был большим! Учили не только на токарей, на и на слесарей и фрезеровщиков, то есть, обучали разным специальностям по обработке металла.

И.Вершинин. Было ли в предвоенные годы такое ощущение, что скоро начнется война?

Г.Гармашев. Я скажу так. Отец же участвовал в Финской войне. Так он нам говорил: "Это не война - война с Финляндией! Война еще будет!" Так что он вот так говорил. Потом его друг говорил то же самое. Тот работал в военкомате, потом в милиции. Он оружейным мастером был каким-то когда-то. И вот они часто с отцом на эти темы разговаривали. Так что разговор об этом, что война скоро будет, был. Видишь ли, не распространялось все это, боялись в открытую говорить. Помню, с мужиками с лошадьми работал, возил бут, так среди них тоже такой разговор был. Потом я работал учеником токаря. Так среди мужиков такой разговор тоже шел.

И.Вершинин. Как непосредственно узнали о начале войны?

Г.Гармашев. Я тогда учился в ремесленном училище, вернее, в ФЗО. Мы как раз в этот день купались на реке. И как раз шли в столовую на обед. И вдруг заговорило радио. И все побежали к радио. Радио тогда было не такое, как сейчас, а как сковорода. Его так и называли в наше время: сковородка. А от общежития было недалеко это. И там по радио как раз и узнали о начале войны.

И.Вершинин. И что вы стали делать после этого?

Г.Гармашев. Нас после этого взяли на рытье окопов. От нашего района, от города Беловодска, это было в километрах, наверное, 40 или 50, но точно не могу сказать. Нас, в общем, уже когда немец попер, привезли туда рыть окопы. И я, собственно говоря, не могу точно сказать, сколько мы там находились на рытье окопов. Но спали в загонах для скота, на соломе. Но в то время что было спрашивать? Работа, конечно, тяжелая была. Но я не чувствовал какой-то, понимаешь ли, усталости.

Василий Петрович Гармашев и Семен Петрович Гармашев, старшие братья Георгия Гармашева, погибли в годы Великой Отечественной Войны

И.Вершинин. А как вас призвали в армию?

Г.Гармашев. Я же все это время, когда шла война, продолжал учиться на токаря, а там у нас, в училище, была примерно одна молодежь. Но я скажу примерно такую вещь. Я учился на токаря. И вдруг нас начали в армию призывать. Это было в 1943 году. Но призывали как? Мастер цеха приходил и по фамилии всех нас вызывал. Я учеником тогда был. Там фрезеровщики также были, токари, сварщики, ну все специальности. Всех вызывали и собирали и ночью нас грузили на машины, потом паек выдавали, сажали на машины и увозили на вокзал. А там, уже непосредственно на самом вокзале, сажали на поезд и увозили. Так с нами и было. В скольких километрах станция находилась, где нас сажали, я не могу точно сказать. Но мы, когда нас повезли, не знали, куда нас везут. Это уже по дороге мы узнали. Нас еще покормили тогда. Привезли нас в город Синекамск. Об этом, кстати, мы уже узнали только в пути. А до этого даже и не знали, куда нас везут. Привезли нас там на деревообрабатывающий завод. По-видимому, там цеха были, ну специально еще ждали чего-то. Нас специально там поселили, в баню загнали, помылись мы там, переоделись сразу в военную форму. И целых семь месяцев нас там гоняли, мучили. Нас учили там, собственно говоря, как на десантников-подрывников. Помню, ходили с рюкзаком, который был нагружен песком и кирпичами. Все это весило 32 килограмма. Проучились мы там семь месяцев, и после этого повели нас на аэродром. Аэродром этот был большой, самолетов там было много. И нас по номерам стали распределять: кого-то - в первый самолет, кого-то - во второй самолет, кого-то - в третий самолет... Делали так: набьют самолет по три-четыре человека, и сразу же раздается: взлет-сигнал. Покружатся-покружатся, и в каком-то месте сбрасывают парашютистов. А на сколько километров они так кружились - черт его знает. И потом раздавались сигналы. Сначала - один сигнал, потом - значит, второй сигнал. Сначала сигнал был такой: "Всем проверять парашюты!" Потом был сигнал прыгать. Если выпрыгнули кто-то, бомболюк открывался и все как орехи высыпались. Так у нас и было, это я хорошо помню. Кто "мама", кто что-то еще кричал.

Погода, когда нас выгружали, что-то очень плохая стояла. Но я не могу точно вспомнить, где именно нас выгрузили. И десантировались мы с самолетов на какую-то железную дорогу. И, собственно говоря, когда нас выгрузили, то стали распределять по командам. И я попал в одну команду с таким, царство ему небесное, Колей Пустынниковым, - к сожалению, он уже умер. Я прошел с ним путь почти что до самой Праги. Он жил в Москве и там же умер. Он приезжал ко мне, когда я в Ивангороде жил. Я тоже к нему приезжал. Потом он что-то приболел. Но его и списали с армии вообще-то говоря по инвалидности. Он попал в госпиталь, а переписки с ним я не держал. Но после войны написал ему письмо, потому что он оставил мне свой адрес. Там все было записано. Он жил где-то в Московской области, совсем недалеко от Москвы, но не в самой Москве.

И.Вершинин. Как вы попали непосредственно на фронт?

Г.Гармашев. Я попал на фронт в 1943 году. Но попал как? Сначала я был назначен в 10-й ПАХ, то есть, в полевую хлебопекарню. Потом этот ПАХ переформировали, и я оттуда был перенаправлен в 15-й отдельный линейный батальон связи. И так вот воевал. И не дошел до Праги километров, может быть, 20. В местечке Вудевицы меня контузило и ранило. И День Победы я отмечал уже в госпитале. Тогда там были разные бараки, в которых этот госпиталь и находился. Раньше там, в этих бараках, вроде бы немцы жили, или кто еще, я уже не знаю. И праздновал как раз День Победы в этих самых Вудевицах.

И.Вершинин. Расскажите поподробнее о вашей службе в ПАХе.

Г.Гармашев. Ну это была, как я уже говорил, полевая хлебопекарня. Там много хлеба производили. Другое дело - каким этот был хлеб. Бывало, помню, выроем землянку, туда вставим такие железные штуки, натянем палатки, делаем маскировку. Но что-то я был долго там, до тех пор, пока не расформировали этот 10-й ПАХ. Но хлеб какой именно делали? Из ржаной муки, помню, еще закваску в бочках делали. Я сначала в корыте все это дело месил, а потом стоял у печки и следил за хлебом, то есть, смотрел в очко, как там и что. Главное для меня было: следить так, чтобы хлеб не сгорел. Если хлеб сгорал: была порка, начинался скандал.

И.Вершинин. А были ли у вас случаи сгорания хлеба?

Г.Гармашев. Да, такие случаи были. Потому что все это дело топили соляркой. А я в очко смотрел за этими длинными железными штуками. Бывало, в другой раз покемаришь - и все, хлеб сгорел. Один раз был такой случай у меня лично. Но хорошо, что все прошло благополучно. Мне повезло, у меня был хороший начальник - Васерлидзе. А так бы большой втык получил бы. А случилось это дело так. Я посмотрел за хлебом, потом что-то устал и покемарил. И хорошо, что услышал сигнал. А сигнал был тогда только в том случае, если перегревалась батарея. Я посмотрел, открыл затвор, и увидел: еж твою мать, все почернело. Ну я выключил с форсунки, и как раз в это время Васерлидзе делал обход. Он на меня сразу пошел: такую-то мать, как это понимать? Я ему объяснил: так и так, заснул. Он когда узнал о том, сказал: "Сейчас же снимай горелое и в мешалку. И все перерабатывай". Мы вытащили все, нас было трое, кто тогда там находился, ошкурили все это дело и замешали. За этим делом тогда очень строго следили!

И.Вершинин. Где проходили ваши первые бои?

Г.Гармашев. Первые бои... Первые бои проходили у нас под Москвой, в районе Петелино, Можайска, Кубинки. Была еще такая деревня Машкин брод под Можайском - там мы тоже крепко воевали с немцами.

И.Вершинин. А что это были за бои?

Г.Гармашев. А там немецкие укрепления были, и нас всех туда бросали их подавлять. Помню, это было перед рассветом. Но какого именно числа случилось это дело - точно не могу вспомнить. Памяти ни хрена не стало. Стали выходить, на Можайском шоссе встретились как раз с другими своими войсками, это как раз было в районе деревни Машкин брод. Мы там должны были соединиться с этими другими войсками и захватить немцев в окружение. Вот там воевали. Захватили их в окружение. Потом дальше воевали. И так почти до самой Праги дошли.

И.Вершинин. А как именно вас ранило под Прагой?

Г.Гармашев. Это было перед рассветом. Мы только стали выходить на дорогу тогда. Не знаю, сколько мы там тогда прошли. Нас тогда там целая группа была. И как только стали мы в одну деревню входить, это было в Чехословакии, от Праги якобы, по разговорам, в 20 километрах, меня ранило. Получилось это так. Сколько я там по деревне прошел - не знаю. Но факт тот, что ребята пошли с одной стороны на немцев, а мы - с другой. Считай, там целый был взвод наших, а если считать всех вместе, которые шли как с одной, так и с другой стороны, это целиком рота была. Там были бараки, там немцы жили, видимо. Хрен его знает! И только кампания начала брать эти бараки или, как их называли, финские домики, как раз в это время я попал на мину и меня отбросило на столько-то метров. Не знаю, сколько я там пролежал, но лежал, видимо, долго. Потом стал подниматься и увидел: лежит много раненых наших ребят. И тут санитары меня подобрали, я, таким образом, остался в живых. А Победу пришлось в санбате отмечать. А располагался наш санбат, как я уже говорил, в бараках. Но на День Победы я уже ходил. Уже помню, как раз 9 мая выходили мы и праздновали этот праздник. Это было в 20 километрах от Праги. Очень хорошо отмечали! Радости было много, и обнимались, и целовались с чехами. Они тоже праздновали Победу, буквально забрасывали нас цветами и подарками.

И.Вершинин. Георгий Петрович, такой вопрос: было ли во время войны такое, чтобы вас, как связистов, использовали не по назначению? От некоторых ветеранов, воевавших в войсках связи, мне, например, приходилось слышать о таком...

Г.Гармашев. Да как пехотинцев все время бросали вперед в атаки. Но, понимаешь, я скажу тебе такую вещь. Я не думал, что останусь в живых. Сколько раз такое было. Так что не всегда использовали по значению. В другой раз получалось так, что нам давали задания. Скажем, первая и вторая роты их получали. Связистов, естественно, по точкам расставляли. Но не все же по точкам расставлялись. Вот остальных связистов, которые не были расставлены, как раз и направляли в роту и давали приказ вместе со всеми идти в наступление. Таких моментов много было, когда мы буквально смерти в глаза смотрели.

И.Вершинин. А потери у вас на фронте были какими?

Г.Гармашев. Потери были очень большими. Помню, когда мы подходили к одному поселку, там очень большие укрепления немцев находились. И вот там очень много наших погибло!. Но там, надо сказать, и среди нашего командования ошибки были большие. А нам, как говорится, оставалось только одно: подыматься и идти вперед. И куда ты от этого мог деться? Тоже было такое, что командиры совершенно не считались с людьми.

И.Вершинин. То есть, у вас было ощущение, что мы воюем с неоправданно высокими потерями: то есть, когда их можно было избежать, но по каким-то причинам наши начальники этого не сделали?

Г.Гармашев. И такое тоже было. Но как там можно об этом сказать? Они же, эти бывшие командующие, уже потом после этого сильно оправдывались, считали, что младшие были во всех бедах виноваты, а себя, старших, виноватыми не считали. А фактически они были виноваты, так как давали такие команды: идти в наступление, когда это было не нужно! Вот так вот бывало. И сколько угодно таких случаев было. Так что они неграмотными были в этом деле.

И.Вершинин. Как наших убитых хоронили?

Г.Гармашев. Всяко приходилось. В специальных мешках даже хоронили. А порой просто закапывали и ставили кресты.

И.Вершинин. А какое вооружение у вас было на фронте?

Г.Гармашев. Ну какое было у нас вооружение? Граната, автомат и пистолет. У каждого из нас это было при себе. А так еще противогаз имелся.

И.Вершинин. А у немцев, в отличие от вас, как вам кажется, лучше было вооружение или хуже?

Г.Гармашев. У немцев сильное было вооружение, мы им уступали в этом отношении. Так что они сильно были вооружены.

И.Вершинин. Трофеи немецкие использовали в боях?

Г.Гармашев. Да, использовали. Бывало такое, что немцы целиком оставляли и вооружение, и питание, много таких случаев были. Бросали все и деру давали. Но часто и в плен многие сдавались. Когда немца поперли, его брата очень много сдавалось к нам в плен.

И.Вершинин. Как оцениваете вы немцев как солдат?

Г.Гармашев. Ну как сказать? Некоторые были особенно яростными, особенно эти эсэсовцы. А некоторые просто воевали.

И.Вершинин. А с пленными вам не приходилось иметь дело?

Г.Гармашев. Нет, не приходилось. Но, собственно говоря, один такой случай под Москвой у нас был. Тогда там пленные немцы говорили: "Мы не хотим воевать!" Так что был такой разговор, а больше случаев лично мне встречать больше не приходилось.

И.Вершинин. Приходилось ли вам воевать против власовцев?

Г.Гармашев. Приходилось. Я скажу такую ведь: они были хуже немцев. Вот здесь, скажем, в Чехословакии, мы с ними впервые и встретились. Только на этой территории столкнулись, а до этого как-то даже и не приходилось. Было тепло, на травках мы сидели. Это было перед самым Днем Победы, а за сколько дней до этого - не могу точно вспомнить, потому что столько времени с того момента прошло. И они до последнего стояли, сопротивлялись, даже был случай, что не сдавались в плен. Другие, немцы, например, все уже в плен посдавались, а эти не сдавались. Они были все в кожанках, рожи их были такие здоровые. Тогда такая с ними жестокая была борьба, что даже в штыковую пришлось с ними сражаться, они очень такими яростными были.

И.Вершинин. Бывало ли такое, что попадали под удар своих?

Г.Гармашев. Такого что-то я не встречал.

И.Вершинин. Под бомбежки попадали?

Г.Гармашев. Это было. И с этим делом довольно серьезно было, мессива было много, и случаев таких было много.

И.Вершинин. А как мирное население в Праге к вам относилось?

Г.Гармашев. Не знаю, как сказать за других, но сам лично за себя могу сказать следующее. Вот там проходила железная дорога, а мы как раз под ней проходили. И там же, когда это место мы проходили, чехи нам кричали: "Наздар! Наздар!" И бросали нам сигареты, печенье, и многое-многое другое. Это было в местечке Вудевицы, что в 20 километрах от Праги. Так что они нас очень хорошо встречали. А сейчас, видишь, какие потом у нас с чехами стали отношения. Политика такая стала. А тогда чехи нас очень хорошо встречали.

И.Вершинин. А в дома вам не приходилось заходить?

Г.Гармашев. Да почти не приходилось! Но, правда, один раз были. Помню, с Колей Пустынниковым и Васькой Овчаровым, мы его душа-вася звали, зашли. Втроем зашли. Но они что-то сначала побоялись нас. Мы сказали им: "Да не бойтесь, все нормально". Они тогда потом угощали нас как своих, целовали, ну хорошо, короче говоря, нас встречали.

И.Вершинин. А когда воевали под Москвой, в дома не заходили?

Г.Гармашев. Мы, помню, даже жили одно время в деревне Машкин брод под Можайском. Нас, троих человек, там квартировали, потому что зима была. Люди, у которых мы жили, тоже переживали из-за войны, ну как и все русские семьи.

И.Вершинин. А в самих городах Праге и Будапеште бывать приходилось?

Г.Гармашев. Да, приходилось. Но там я, собственно говоря, был как бы проездом. Города были очень красивые. При этом хорошо убраны были. А ведь в войну это было редкостью.

И.Вершинин. Как вас награждали на фронте?

Г.Гармашев. Можешь себе представить, еще в армии я лишился всех своих боевых наград. Почему лишился? Потому что молодость есть молодость! Получилось так, что с политруком не поладил я. И военный трибунал осудил меня. Понимаешь, получилась такая херня. В основном, конечно, я не был в том виноват, за что меня осудили. А на меня он, этот политрук, как говорят, накапал. Он был в звании капитана. Но он, собственно говоря, ни хера не нюхал того пороха, который нюхали мы. И Ленинградский военный трибунал по его милости меня осудил. А дело случилось такое. Собрались свои ребята, как обычно, по-фронтовому подвыпили. Кто-то набедокурил. А на меня свалили, что это якобы я это дело организовал. А фактически я там не был. Вот меня и заграбастали. Там было женское общежитие, девчонки там, значит, жили. Наши солдаты их немного побили, короче говоря, по дебоширили там довольно серьезно. Даже некоторые находились там в тяжелом состоянии. И на меня это свалили: что якобы я это спровоцировал. А было совсем по-другому. Были две девчонки, с которыми я, собственно говоря, ушел вместе с Колей Пустынниковым. Так что без меня все это было! Но заваруха началась при мне. И девчонки, когда все это началось, мне сказали: "Давай пойдем!" И я с девчонками и с этим Колей Пустынниковым, который умер в Москве, царство ему небесное, ушел. А на третий день меня вызвали в штаб. Там был такой Есиков - по должности он был начальником отдела СМЕРШ. "Вот так и так, Гармашев, - сказал он мне, - говорят, что это твоя зачинка". "Не может быть", - сказал я ему, и начал ему все объяснять. "Что с Колей Пустынниковым, - говорил я ему, - а он старшина, мы с девчонками, две девки и мы, ушли в самом начале, так что я не знаю ничего. А была потасовка, собственно говоря, при нас. Но я и Коля там не участвовали". НО меня все равно как якобы хулигана и организатора этого дела судили. И лишили всех наград.

И.Вершинин. А какими наградами вы были отмечены?

Г.Гармашев. У меня был орден Красной Звезды, были медали "За отвагу и "За боевые заслуги". Также были медали "За взятие Праги" и "За взятие Будапешта".

И.Вершинин. А за что вам эти награды дали? За какие конкретные случаи? Скажем, орден Красной Звезыд за что вы получили?

Г.Гармашев. Орден Красной Звезды я получил вот за какую вещь. Это было как раз перед рассветом. Нас бросили на деревушку Петелино. В этой деревушке тогда находились немцы. Но нас бросили точками, то есть, мы собирались их в окружение захватить. Мы немцев, конечно, окружили. Но там и наших много ребят и погибло, и было ранено. И вот за освобождение Можайска и этого Петелино как раз была награда нашему подразделению, то есть, нашей роте. И я также получил свою награду.

И.Вершинин. А медаль "За отвагу" за что вам дали?

Г.Гармашев. "За отвагу" мне дали, значит, за такую вещь. Я тогда находился в связи. И мы напоролись на какие-то немецкие укрепления. Нас отправили, короче говоря, в разведку. И вот когда подползли к этим укреплениям, там мы все заминировали. И как раз в это время был дан сигнал, который дал командующий, идти в наступление. Мы эти укрепления подорвали и пошли в наступление. И вот за это были, собственно, нам даны эти награды. Там наших тоже некоторых ранило, но, собственно, немцы с этого отыграли что-то около 40 километров.

И.Вершинин. А медаль "За боевые заслуги" за что вам дали?

Г.Гармашев. А эту медаль, "За боевые заслуги" то есть, мне дали за такой случай. Коля Пустынников попал к немцам и от немцев я его освободил. Он ведь тоже находился в связи, немцы его окружили и он попал к ним. Они стали его вести в штаб. А мы как раз были все в засаде. Нас там сидело в засаде шесть человек: я, Васька, фамилию его не помню, и еще кто-то. Мы как раз этих немцев уложили, Колю забрали, освободили из немецкого плена. И за вот этот эпизод я получил медаль "За боевые заслуги".

И.Вершинин. А вообще награждали у вас как на фронте?

Г.Гармашев. Ну не так-то часто нас награждали! Я скажу откровенно: я бывал в таких переплетах, что и не думал, что в живых останусь. Хотите верьте - хотите нет. Вот как дрова колят и бросают, так люди гибли. Помню, во время одного боя я поднялся: кто без ноги, кто без руки, кто убит. Но я, тем не менее, встал. Потом услышал нашу волну: "Урааа!" Гу крики то есть. Это наша солдатня бежала. И остался в живых один, почти вся рота погибла. Но, может быть, еще до меня кто-то остался в живых. Но когда я здесь оказался, в живых не было больше никого. Я не знаю, сколько времени так пролежал. Потом я на ноги поднялся и тут, значит, с коленок оперся, пополз, мне на ногах было тяжело стоять, потом подошел к дереву, уперся к нему, как вдруг услышал команду наших: "Наступление!" Все в наступление бросились, и я остался в живых. Так что я не думал остаться живым. А наград особенно каких-то не было.

И.Вершинин. За награды вам платили?

Г.Гармашев. Сначала платили, а потом прекратили платить.

И.Вершинин. Страх испытывали на войне?

Г.Гармашев. Между прочим, я за себя скажу, что я что-то не боялся я смерти. Видимо, глупый еще был или что-то в этом роде, но не боялся. Вот в самом начале нас с самолета бросали. Кто что кричал, там "Мама!", или еще чего-нибудь. Я почему-то не кричал. Нас там семь месяцев обучали. А потом - выброска. Нагрузили самолет, сигнал, там, например, один сигнал, второй сигнал, третий сигнал, если не выпрыгнул сам - бомболюк открывается, и люди как орехи высыпаются. Так у нас и было!

И.Вершинин. Как вас кормили на фронте?

Г.Гармашев. Всякое было. И трофеями даже питались, то есть, немецкими продуктами. Но когда вышли из России, стало питание получше, а в России так с этим делом было вообще тяжело: сухарики только эти и ели.

И.Вершинин. А фронтовых сто грамм вам выдавали?

Г.Гармашев. А во фляге у нас всегда было. Перед наступлением всегда выдавали этих 100 грамм фронтовых.

И.Вершинин. Женщины встречались вам на фронте?

Г.Гармашев. Были они. Но потом уже, когда кончилась война, их начали окучивать и обратно отправлять из армии. Они обычно санитарками были. Но чтобы они вместе с нами в наступление шли, этого не приходилось мне встречать. А вот санитарок - да, видел. Много было и мужчин-санитаров, и много женщин-санитарок.

И.Вершинин. Что вы можете сказать о деятельности политработников на фронте?

Г.Гармашев. У меня же был случай с политработником, который лишил меня всех боевых наград. Но что о них я могу вообще сказать? Они считали себя во власти, говорили: я - власть, и все. Вообще, должен вам сказать, несправедливо относились они к нашему брату. Как сказать? Бывали такие времена, я сам своими глазами это видел, когда солдат не мог идти дальше, а политрук брал пистолет и говорил: "Пристрелю тебя! Изменник родины!" Но в то время бывает, понимаете ли, как? Это тяжело вспоминать и в иной раз становится от этого обидно. Не считались они с нашим братом, скажу честно, как человек, который нюхал порох.

И.Вершинин. Какие средства связи использовались на фронте?

Г.Гармашев. Ну обычно что у нас было? Рация - и все. А так обычно связь поддерживалась на проводах. Вот дают тебе катушку - и ты ползешь, как крот, с этой катушкой. Под обстрелом иногда дело происходило. Иногда как засекут - так приземлишься и остановишься, перестанут - опять ползешь.

И.Вершинин. Связь прерывалась?

Г.Гармашев. Бывали такие случаи.

И.Вершинин. А на какое примерно расстояние связь устанавливалась?

Г.Гармашев. Я скажу, что даже до полкилометра, примерно так, по точкам. Так что до полкилометра наверняка было. И потери были очень большие, потому что свяжешься - не отвечает, пополз налаживать связь - все, нет тебя в живых.

И.Вершинин. А устные распоряжение командира в качестве посыльного приходилось передавать?

Г.Гармашев. Да, приходилось, были такие случаи.

И.Вершинин. Как связисту вам, вероятно, приходилось бывать на НП. Как оборудовались наши НП?

Г.Гармашев. Я скажу так, что обижаться не приходилось. Заторов никаких не было.

И.Вершинин. Что вы можете сказать о наших телефонных аппаратах?

Г.Гармашев. Но, между прочим, у нас ФЭТ был. Вот те были очень хорошие аппараты. А вот были РЭС, так те были уже слабыми. А вот те были сильными и хорошими?

И.Вершинин. Кстати, когда вы в самом начале прибыли в отдельный линейный батальон связи после, насколько я понимаю, расформирования 10-го ПАХА, вас дополнительно готовили как связиста?

Г.Гармашев. Да, проходил подготовку. А как же? Обучали, самое главное, работать на сигналы, чтобы не упускать эти сигналы. И точно данные учили передавать. А тоже ведь со связью было всякого. В другой раз: колотишь-колотишь-колотишь, черта с два, никто все равно не отвечает. Потом немного погодя к тебе приходит сигнал: такую-то мать, что ты молчишь? Я говорю: я давал сигнал, но как-то не принят он был. Тоже были своего рода помехи.

Ефрейтор Георгий Гармашев, 1945 г.

И.Вершинин. Какое у вас было на фронте обмундирование?

Г.Гармашев. Ну как обычно, хлопчатобумажные гимнастерки. Ну нам, как связистам, давали еще теплые полушубки, валенки, рукавицы, я бы сказал, обмундирование было неплохое. Вот когда мы были в ПАХЕ, там обмундирование было плохое, а потом, когда я оказался в действующей армии, там все было нормально.

И.Вершинин. В каких условиях в целом жили на фронте?

Г.Гармашев. Ну как сказать? Канава, траншея... Или просто фои натаскаешь, нарубишь, плащ палатку положишь, окутаешься в шинель, и так спишь. Но в полушубках теплее было, в шинелях особенно было не полежать.

И.Вершинин. А спали в каких условиях?

Г.Гармашев. А со сном было то же самое: спали в окопах.

И.Вершинин. То есть, на марше не спали прямо на ходу?

Г.Гармашев. Нет, такого не было.

И.Вершинин. Кто из ваших командиров во время войны больше всего вам запомнился?

Г.Гармашев. Вот капитан Есиков, например, он очень хорошим был командиром, потом, Леша Ивлев, ленинградец, хотел списаться, а теперь не знаю, может, погиб, а может, умер, тогда царство ему небесное, ведь времени сколько прошло... Потом был хороший политрук, не такой, как все, справедливый он был, Кураленко. Он был в звании майора. Между прочим, он был всегда сердечный, бывало, как придет, так обязательно по плечу похлопает, поговорит, душевный такой был человек.

И.Вершинин. Как к Сталину во время относились?

Г.Гармашев. Ну тут, понимаете, я тебе скажу такую вещь. Много я сам лично слышал разговоров на фронте, что он делает мясорубку и то-се другое. Что, мол, неправильно все делает. И в то же время такой разговор шел, что знал Сталин, что будет такая ерунда, но ни хрена не готовился к этому. Но это политика! А были многие, которые возвышали его. Но на самом деле мясорубку делали на местах наши начальники.

И.Вершинин. Патриотизм был у вас на фронте?

Г.Гармашев. Я скажу такую вещь: у нас на фронте было стремление, чтобы скорее одолеть врага.

И.Вершинин. А уверенность в победе на немцами была?

Г.Гармашев. Вот почему-то была такая уверенность, но мысли, что выживу или не выживу - не было.

И.Вершинин. Ваше подразделение было многонациональным?

Г.Гармашев. Да, у нас были и татары, и армянин был, хорошие ребята были. Я встречался. Они были неопытные в некоторых делах. Помню, сидели с ними. Подхожу к одному, он говорит: "Ой, ой, моя нос отморозила". Я говорю: "Какого хера ты ж тогда сидишь? Потер бы тогда и то-другое". Это был такой у меня случай. Второй случай с южнымии национальностями - то же самое. Один какой-то южанин говорит, что "трет обувка..". Я говорю: "Ты с ними на 10, на 20 минут, все равно не замерзнешь". А тут из-за того, что он натер, к нему быстро приставал холод. Тоже сидел и плакал, жаловался.

И.Вершинин. А в целом как складывались отношения в части?

Г.Гармашев. Закавычностей никаких, я точно тебе говорю, не было. Мне не приходилось в стычках бывать с другими национальностями.

И.Вершинин. Возраста разного были ваши сослуживцы?

Г.Гармашев. Вот я был 1926 года рождения, а был солдат, который был старше меня в то время лет на 15. Было много "стариков"! Но разницы не чувствовалось, никакой зависти не было к другим. Одним словом, не было никаких друг на друга поклепов.

И.Вершинин. С союзниками встречались?

Г.Гармашев. Вот только с чехами и югославами приходилось встречаться. Они как бы партизанами были. Чехи были хорошими, общались с нами хорошо. А югославы были не такими, в разговорах с нами вели себя более осторожно. Я так понимаю, что здесь что-то с политикой было связано. Чехи, они очень уважали русских солдатов, сколько раз приходилось в этом убеждаться. А югославы были не такими душевными. Сербы попадались тоже. Это все было после Победы.

И.Вершинин. Получали ли от американцев продукты по ленд-лизу?

Г.Гармашев. Было такое дело: американскую тушенку получали, потом, колбасы, сухари, молоко, это все от них же.

И.Вершинин. А разговоры о "втором фронте" велись во время войны?

Г.Гармашев. Да, был такой разговор.

И.Вершинин. А как осуществлялось передвижение наших войск на марше?

Г.Гармашев. А как? Вот, допустим, идет вся часть. Дают команду собирать, к примеру, батальон. Или, допустим, там, роту. Сразу включают рацию, и по ней передают: в такое-то такое-то время собираться. И вот начинают читать нотации политработники, как относиться к занятым территориям, что нельзя делать грабежей на занятых нами чужих территориях. А потом шли.

И.Вершинин. А грабежей не было?

Г.Гармашев. Был такой случай. Не могу сказать точно, где это было. Значит, наши парни умудрились взять патефон и включить музыку. Это были обозники, которые ездили на лошадях. Это было при мне. Помню, как раз стали мы своим взводом выходить, как вдруг зазвучала музыка. И нам по дороге встретился наш обоз. И музыка. Ребята ехали поддавшими, они цуйку, то есть, самогонку, по-моему выпили. Мы как раз вышли - нас целый взвод был. Вышли, с ребятами поздоровались. Их остановили и капитан, который у нас был за старшего, других ребят посадил, а этих забрал. И что с ними сделали - не знаю. Но обоз был большой, длинный. Они, эти обозники, говорили, что ездили якобы за кормом для лошадей. Но за это просекали тогда. Если нужно было кормить лошадей, то давали, к примеру, команду, что в таком-то районе есть фураж для лошадей и надо им воспользоваться. А за самовольство наказывали. Их там около 20 человек было. А лошади были как наши, так и немецкие.

И.Вершинин. Вши были на фронте. Если да, то как с этим боролись?

Г.Гармашев. Ну у нас был один такой случай. Получилось так. Один солдат был сам виноват. Нас расквартировали по два, по три человека. А получилось так. Надо было завтракать. На завтраке этого солдата не было. Обед. На обеде его тоже нет. А я знал, где он был расквартирован. Прихожу к хозяйке тогда и спрашиваю: "А где такой-то солдат?" "А он, - говорит, - на печке лежит". Печка была обычная. А он что, мудило, сделал? У нас боролись со вшами на фронте. Но боролись как? Приезжали специальные машины, мы туда отдавали свое нижнее белье, а чистое одевали. А этот солдат постеснялся раздеваться и у него из-за этого завелись вши. Так он взял бензин и туда одежу положил. Потом, когда эта одежда проветрилась, он ее на себя напялил. И так он сжег все себе тело. Я прихожу, а он: то другое, плохо. Он был не то узбек, не то - армянин. Говорит: "Ой, вай-вай-вай, старшой, вот так и так". Я говорю: "Где у тебя голова? Что ты сделал?" "Вот так, была вша". - говорит он мне. "Так чтож ты, - отчитал я его, - не пришел и не сказал?" "Вот, моя постеснялась, и прочее"., - объяснял он мне. А это такая зараза сильная! Ему тело обожгло, пахи.

Георгий Петрович Гармашев на работе

И.Вершинин. В свободное время на фронте чем занимались?

Г.Гармашев. Ну обычно чем? В карты играли, в шашки играли.

И.Вершинин. В карты не запрещалось разве играть?

Г.Гармашев. За это только наказывали. Но, можно сказать, что все это свободно проходило.

И.Вершинин. Во время войны переписку вели?

Г.Гармашев. Я конкретно скажу, мне вот этого не приходилось видеть. Сколько я ребят встречал, не видел, не слышал, чтобы разговор был, что кто-то получил весточку. Не было такого случая, чтоб кто-то получал письма.

И.Вершинин. Расстрелы были у вас в части по каким-то причинам?

Г.Гармашев. Приходилось видеть, но я тогда уже не был в связи. Там, видишь ли, у нас нескольких человек за мародерство расстреляли. Якобы солдаты у хозяина забрали барана. Якобы они самовольно забрали. А уже хозяин, у которого они этого барана забрали, сказал: "Я им этого барана подарил!" А видишь ли, политика какая была! И ребята говорили: "Мы не самовольно взяли, он сам нам барашку дал". Они южане были. И их приговорили к высшей мере наказания. Но, видишь ли, я так и не знаю, что с ними делали. Говорили, что их якобы арестовали, но не расстреляли.

Георгий Петрович Гармашев, 70-е гг.

И.Вершинин. Расскажите о вашей службе после окончания войны.

Г.Гармашев. Вскоре после того, как закончилась война, началась потасовка на Дальнем Востоке, и Жукова отправили командовать Одесским военным округом. И нас направили тоже туда же. До места назначения двигались своим ходом. Ну со своей техникой, естественно. Ну и как получилось? В Ленинграде мы остановились. Вернее, не в самом Ленинграде, а в Ленинградской области. Но потом, когда все утихло, нас дальше не погнали. Я служил в Ленинграде. Потом как раз на проспекте Майорова у нас был штаб. Это я хорошо помню. А нас по ротам распределили и отправили за сколько-то километров за Ленинград. И я попал в 10-й батальон связи. То есть как? Мы выполняли разные задания по Ленинградской области. Потом оттуда нас перебросили в Сочи, где был наш штаб, а сами мы находились в 2-3 километрах от города, в Новогинке. И нас в этой Новогинке разбросали по квартирам: по 3, по 4 человека находились там. Там же еще санатории были. А занимались мы тем, что прокладывали эти кабеля, то есть, связь подземную. Оттуда, с Сочи, мы попали в Ленинград. А потом нас с Ленинграда повезли в сторону Сестрорецка. Там мы делали подземные коммуникации, начиная, скажем, от Ленинграда в сторону Сестрорецка, на всем этом пути кабеля прокладывали. И вот стояли в Сестрорецке, работу закончили, и нас стали после этого разбрасывать по другим ротам. И вот я попал опять в Ленинград в штаб. И оттуда уже демобилизовался. В звании ефрейтора.

И.Вершинин. Как сложилась ваша судьба после демобилизации?

Г.Гармашев. После демобилизации у меня все так получилось. Когда я демобилизовался в Ленинграде, работать я стал слесарем. Но, собственно говоря, были навыки токаря. И я потом им на револьверном заводе какое-то время поработал. Потом пошел по слесарному делу работать. Потом по сварному делу работал, сварщиком был. Так что был и сварщиком, и токарем. А в Эстонии, в городе Нарве, я, собственно говоря, оказался так. Когда я демобилизовался в Ленинграде, женился. Жена работала на военном заводе. И проработал я там какое-то время, года два, наверное, и переехал в Эстонию. Работал сварщиком-монтажником на строительстве трех нарвских электростанций: Нарвской ГЭС, Прибалтийской и Эстонской ГРЭС. Был передовиком, помещался на городской "Доске Почета". Был занесен в "Книгу Почета" Эстонской ГРЭС. Чертежи, помню, читал в свое время. И так с этой должности, со сварщика-монтажника, вышел на пенсию.

Мне сейчас две операции на сердце сделали, это в Таллине сейчас. Жена умерла, сын умер.

Справка о премировании и награждении Почетной грамотой Г.П.Гармашева