Связисты

Под Ржевом мы продолжительное время стояли в таком месте, где окопы не выкопать - земли «на штык», а ниже вода стоит. А немецкие самолеты в огромном количестве висят над нами почти непрерывно. Народ в них во всю из винтовок палит, но на моих глазах, ни один самолет не упал. Не мне судить командование, но наших самолетов совсем не было, и даже зенитками наша переправа не была прикрыта…

Перед началом артподготовки связь оборвалась. Бегом на линию. В снегу свежие глубокие колеи. Подъезжали «катюши», занимая позиции для залпов, зацепили и порвали связь. Быстро связь восстановлена. Бегу обратно. Не замечаю замаскировавшихся прибывших «катюш», бегу под самые их стволы. Внезапно передо мной всё содрогнулось. Над головой взвились языки пламени, и раздался душераздирающий вой. Воздушная и звуковая волна ударили и бросили в снег, закрутившийся вокруг вихрем. Уши заложило, не могу сообразить, что произошло. Следующий залп заставил очнуться и сообразить: началось.

Наш 312-й гвардейский минометный полк направили в район Сталинграда.  Там мы воевали до февраля 1943 года, пока группировку Паулюса не  разгромили и самого Паулюса не захватили.
Там однажды случай был – мы самолет немецкий сбили. Они низко летели,  а нам как раз залп давать надо было. Так командир полка траекторию  рассчитал, мы дали залп и сбили самолет. Так его за это наградили  орденом, сам Калинин вручал. Это награждение даже в киножурнал вошло,  который перед фильмами показывали.

А я, когда старшину убили, был сержантом еще. Его осколком мины в грудь  убило. Вернее, он жив был еще. И комбат подошел к нему. Тогда кубики  были, а не погоны в армии. И у него, у этого комбата, были кубики в  петлицах. Старшина сказал: Пристрели меня!» День был теплый, кругом рожь  такая стояла. Ну что нам было делать? Брать его с собой? Так он не  дожил бы все равно. И комбат пристрелил его во ржи, а у самого слезы  текут. Ну и его, поскольку самолеты же тут же летали, похоронили в ямке  может полметра глубиной.

У меня был напарник, ротный приказал, сходить в другую сторону, и  установить, кто там соседи, моряки или народное ополчение, пошли мы с  этим, забыл его фамилию. Он только вышел из тюрьмы, подрался по пьянке,  хороший малый, старше меня года на три. Мы с ним пошли, идем обратно. А  кустарник редкий такой. И вдруг я замер – немцы. Мы увидели первыми,  сразу за кустарники спрятались. Он показывает, он берет на себя левого, а  я правого, а среднего возьмем в плен живым. А этих убьем. Они подошли  метров на 8, мы выскочили, и сразу выстрелили. Я убил этого, он убил  другого. А этот вообще омертвел, нечего было кричать: «Хенде-хох». Мы  забрали их оружие, а этого привели, отдали ротному.

Мой первый бой был в январе 1942 года. Под Наро-Фоминском нам надо было  атаковать и отбить у немцев какой-то перекресток. Мороз был сильный,  везде глубокие снега. С нашей стороны прошла небольшая артподготовка, и  рота на лыжах пошла в атаку. Возле того перекрестка находилось село, и  немцы в этом селе установили пулеметы, подпустили нас ближе и  расстреляли. Перед атакой нас было в роте человек 80, а из-под огня  вышло всего четверо. Остальные были убиты или ранены, причем раненые  остались лежать на поле боя, и, скорее всего, замерзли. Немцев мы не  только не достали, но даже толком и не видели.  Пришли вчетвером в батальон…

Чтобы заслужить уважение красноармейцев, которые в два раза старше тебя по возрасту, одних политинформаций не хватит. Например, надо проложить линию связи через реку Угру, а дело ранней весной, вода в реке ледяная. Я сам, на лошади, держа провод в руке, переплыл через реку и зацепил его на другом берегу. И сразу пожилые бойцы смотрят на тебя как на уважаемого человека, которому можно доверять и на которого можно положиться.

Удручающую картину представляла собой система скрытого управления войсками. Процесс шифрования и кодирования осуществлялся вручную, машинных шифраторов не было. Передача текстовых сообщений после ручного кодирования осуществлялась вручную же телеграфным ключом сигналами азбуки Морзе. Короткие текстовые сообщения после кодировки превращались в объемные криптограммы. Вполне понятно, что острая потребность в своевременной передаче донесений и распоряжений, имевшейся на вооружении техникой радиосвязи, обеспечивалась далеко не всегда.

Эти 20-метровые катера из трехслойной фанеры (пуля простреливала насквозь!) порой одновременно атаковали 30-40 "мессеров" (немецких истребителей-бомбардировщиков). Причем - не "змейкой", а "звездами", когда сманеврировать не было почти никакой возможности. И спрятаться абсолютно негде. Или когда врывались в порт с десантом. Огонь, прожектора со всех сторон - как на арене цирка! Катер лопается, выливается 6 тонн бензина, все вокруг полыхает.

Вспомнил такой случай, было это под Великими Луками, я сидел на столбе, "когти" у нас были такие, лазать по столбам. Рядом станция Великополье. Сидел на столбе и соединял полевой провод с тем, что уже столбы соединял. И в это время произошел налет немецкой авиации на эту станцию. Я когти отстегнул, соскочил со столба вниз, и побежал… Когда немцы улетели, оказалось, что я в такое болото залез, что еле-еле оттуда вылез. А ведь когда я туда бежал, то, как будто по асфальту...

Так вот, развернули мы радиостанцию и около нас, порядка 12-15 метров, упала мина и вошла в лед. Только я подумал, как нам повезло - ведь как близко упала, не на нас - как из этой дырки, в которую мина ушла, поднялся огромный столб воды. Оказывается, мина, попав на лед - разрывается под ним и вот так происходит. Вся вода прямо на станцию, на меня - а мороз же страшный! - и я превратился в ледяную гору. Все конечно залегли, и я не мог шевельнуть рукой - все обледенело.

В средине июля положение было критическим. Почти половина наших пушек вышла из строя. Немец тоже выбивался из сил. Мины и снаряды рвались повсюду. Наши силы таяли. Остро не хватало снарядов, мин, гранат. Самолеты противника продолжали постоянно летать над головами наших бойцов. Волховский фронт растянулся от озера Ильмень до Ладожского озера.
Как-то летом после сильного артналета наши бойцы готовились к отражению уже четвертой контратаки. В бой вступили все солдаты полка - легкораненые, повара, ездовые, ординарцы.

Я не ошибусь, если скажу, что наши потери были огромными… Но мы выстояли… В начале января нас перебросили на Калининский фронт в 4-ую Ударную Армию. Наступали по линии Андреаполь -Осташков -Торопец. Бои в январе 1942 года для нашей дивизии были тяжелейшими. Другого слова и не подобрать. Двигались вперед по непроходимым лесным чащам, дороги все были занесены снегом и забиты разбитой техникой. В снегу валялись трупы битюгов.

Какой-то молоденький лейтенант крикнул -«Отходим!», и мы пустились наутек, тем более уже был слышен шум моторов приближающихся немецких танков. Это добавило нам прыти. Миновав кустарник, мы ринулись в хлебное поле. Но танки двинулись за нами… И немецкие танкисты стали давить гусеницами нашу полнокровную роту прямо в поле…Это был жуткий момент… Ползком и на карачках, не поднимая головы, сминая рожь, мы оторвались от преследования и оказались на берегу речушки. На другом берегу реки виднелся лес - там было наше спасение! Вышли из окружения всего 23 человека из «ударников».

Одной из моих функций был контроль за здоровьем. Немец-врач всех осматривает, а я сижу, записываю. Люди проходят мимо, почти не задерживаясь, и он помечает на глаз: 1-я категория здоровья - это на шахты в карьеры, 2-я - на заводы, 3-я категория, еле живой, - на сельское хозяйство. Идет пленный - вроде малый нормальный. Я ему: "Слушай, во власовскую пойдешь?" - "Иди ты знаешь куда, со своей власовской армией!" И когда немец говорит: "айн", а я пишу - "драй". Жизнь спасена! Сотни раз я так делал… Или ещё иногда видишь - "подозреваемые", так карточку взял, сунул под стол, - и всё, пропала, нет её. Пленный еще возмущается: "как карты нет?" - "А давай новую заполним".

Превосходство у немцев - огромное. Особенно бессилие и обида ощущались при встрече с вражескими самолетами - бомбардировщиками “Юнкерс-87” и “Юнкерс-88”. Их нам с земли невозможно было поразить. Они пикировали, разбрасывали бомбы, пускали их цепочкой до земли, а истребитель не гнушался гоняться даже за одним солдатом, пока не убьет. А еще появлялся вражеский самолет-разведчик, который долго и мрачно кружил над землей, высматривая добычу.

6-го Октября 43-го года меня забрали в армию. Отвезли сначала в Павлово-Посад. Потом в Горький в 5-й запасной полк связи. Жили в полуземлянках - нары двухярусные, шинель, обмотки и больше ничего. Шинель была и матрасом и одеялом. Ей укроешься и под себя затолкаешь. Старшины - все фронтовики списанные по ранению. Дисциплина страшенная была! Целый день занятия. Все голодные, холодные. Ужас!

Нас буквально потрясло то, что мы увидели на дорогах нашего следования. Это было в начале войны, и в тот период в воздухе полностью господствовала вражеская авиация.