Top.Mail.Ru
15835
Связисты

Кузин Николай Гаврилович

Н.К. В 1939 г. я поступил на завод Станколит, знаменитый завод такой в Москве. В отдел главного механика конструкторского бюро чертежником. Завод делал станки для завода «Красный пролетарий», такой в Москве был. Делал детали для метро. Два года я там пробыл, началась война. И по призыву Дзержинского райкома комсомола ушел добровольцем в запасной батальон в Москве, который создавался исключительно из одних только комсомольцев Москвы. Батальон назывался 49-й телеграфный батальон и должен был готовить связистов Морзе, Бодо для связи крупных штабов. Я этот батальон окончил и меня послали учиться в Муромское военное училище связи. После окончания Муромского училища связи был направлен на Первый Прибалтийский фронт в 334-ю, впоследствии ордена Суворова Витебскую стрелковую дивизию командиром радиовзвода для обеспечения радиосвязи командира полка с батальонами. Участвовал в операции «Багратион», что единственное мне запомнилось за всю войну, потому что это была очень интересная операция, она быстро прошла и наша дивизия в ней участвовала. И в районе Шауляя я был ранен и направлен в госпиталь. За эту операцию, в которой я участвовал, я был награжден орденом Красной Звезды. После этого освобождали Латвию, Литву, все это проходили мы. До Кенигсберга я не дошел, потому что был ранен. После лечения в госпитале попал в Первую отдельную радиобригаду ОСНАЗ. Эта бригада Генерального Штаба занималась радиоразведкой. И я туда попал начальником радиостанции в одном из дивизионов этой бригады. Прошел, уже находился к этому времени не на передовой, потому что аппаратура была (дорогой), Украину. Со своим подразделением прошел Украину, Румынию, Венгрию, Словакию и окончил войну под Веной. Ну а дальше уже война кончилась, я вызван был в Москву, в штаб бригады. Потом уже опять на границу попал в Румынию начальником узла связи. Потом уже, после Румынии кончил курсы высшего офицерского состава Генерального Штаба и направлен был служить в Ленинград в полк ОСНАЗ. 10 лет там отслужил и направлен был сюда в Петрозаводск на повышение старшим офицером радиотехнической разведки разведотдела штаба армии. Здесь закончил службу. Что запомнилось мне - единственное, что запомнилось - это, когда я прибыл на фронт. Ну, я молодой был тогда, для меня войны была не очень тяжелой, я ее легко перенес. Это старики, у которых есть семьи, дети, им тяжело было. А я молодой был, свободный. И самое главное, когда началась операция «Багратион», наша дивизия была снята с фронта в тыл на переформирование. После этого дивизию выдвинули на передний край - и что мне запомнилось - когда мы шли к переднему краю - было очень много техники: минометов, танков. Шли, правда, мы ночью, чтобы не было информации для противника. И когда мы заняли позицию, было очень интересно - было видно, как наша артиллерия и все остальные средства подавляли огневые точки противника. А в первый день не пошли в наступление и немцы снова заняли позиции и на второй день опять двухчасовая артподготовка и когда мы уже на второй день пошли в наступление, то пограничная полоса…

А.О. Вы видали пограничную полосу?

Н.К. Нет. Все было вспахано. В первый день не могли догнать немцев. Уже на второй день на Западной Двине мы подошли и остановились. Уже потом мы форсировали Западную Двину, с боями большими шли. Освобождали Витебск, с Витебска пошли на Латвию, Литву и там я был ранен и эвакуирован в Ивановский госпиталь и после попал в части ОСНАЗа.

А.О. Если вернуться в начало войны, то, в каком месяце вы были направлены в Муром?

Н.К. В Муром я был направлен в августе месяце 1942 г. Потому что когда я окончил Запасной полк, нас всех младших командиров, а я был командиром отделения, направили в Муром в училище связи. Там мы почти год проучились, нам присвоили звания младших лейтенантов и направили по различным частям на фронт. Я вот попал на Первый Прибалтийский фронт.

А.О. А со времен учебы в Муроме что вам запомнилось?

Н.К. Тяжело очень было. Очень была большая нагрузка. Потом у меня ведь было небольшое образование - 7 лет все-таки. А там все было связано с техникой, с радиотехникой, мне приходилось дополнительно заниматься. Нагрузку была очень сильная учебная. Мы почти строевой подготовкой не занимались. Занимались техникой - радио, телефония, проводка линий. Все равно - самое главное - не хватало питания, хотя паек был отличнейший. Но нагрузка была настолько сильная, что все время хотелось есть. Я попал на фронт, я удивляюсь, настолько там хорошее питание было. Единственное питание, где было не то, чтобы плохое, а его вообще не было - это при наступлении. Кухни не успевал, и суток по трое не приходилось есть. Но все переносилось - это молодость была. Иногда зимой, вот пошли в наступление и попали под огонь, и он нас положил на снег. И в течение дня лежали на снегу, пока не темнело и не отходили на позиции и самое главное - я ни разу на фронте не заболел, даже насморку не было. Настолько было сильное нервное напряжение.

Жалко было, когда терял своих людей. Когда я приехал на фронт, командир роты меня предупредил: «Учти…», а я младший лейтенант, мне всего 21 год, «Учти, у тебя весь состав с Рыбинского комбината»! Знаете, что такое Рыбинский комбинат?

А.О. Нет.

Н.К. Лагерь. Но были у меня и узбеки, и русские в взводе. Ординарец к меня был узбек, очень хороший. Сидел он за то, что растратчик. Один был прекраснейший, интеллигентный ленинградский парень. Когда я начал с ними знакомиться - говорю - за что сидишь? А он говорит: «а я милиционера посла на три буквы». И в то время, до войны, два года ему дали за то, что он выругался. В Ленинграде в то время было очень строго. Я в Ленинграде потом служил 10 лет и всегда с теплотой вспоминаю этот город. Еще у меня было много псковичей, новгородцев. Вот были у меня такие люди. Еще были старики и когда они погибали мне было очень тяжело, а во время войны всегда потери были.

А.О. При каких обстоятельствах вы получили ранение?

Н.К. Ранение, значит, было так. Мы наступали в Литве, это было в июле 1943 г. и нам дали отдохнуть. А затем получили задание выбросить радиостанцию на передовую. И когда мы ехали на передовую, то напоролись на немцев. Я видал, как в меня выстрелили, попали мне в руку, помню, как по ржи полз, не чувствуя никакой боли. Боль только началась, когда я попал в медсанбат, и начали чистить рану. После медсанбата был в эвакогоспитале и в госпитале в Иванове. Вот и вся моя эпопея боевая, так, что у меня не очень-то было…

А.О. Скажите, а во время войны вы еще сталкивались с немцами лицом к лицу?

Н.К. Видел я. Вот последний бой. Видите ли в чем дело. Вот все говорят: я убил немца. Никто не видел убил ты его или нет. Создавалась плотность огня, понимаете. Стреляли все, а попал я в немца или нет, я не знаю, врать не хочу. Он меня поймал на мушку, я его нет. А я, как и все командиры взводов, был вооружен в армии, автоматами. Остальные все винтовки имели. И в полку была только рота автоматчиков - остальные все были вооружены винтовками. Было тяжело, когда преследовали немца. Автомат ведь тяжелый - диск, второй диск. И отбивало все заднее место. Да еще радиостанцию нужно помогать тащить иногда. Потому что очень тяжелые радиостанции были тогда.

А.О. То есть у вас был только автомат из оружия, так?

Н.К. А транспортная у меня была кобыла, телега. А если мы шли в наступление, то мы шли пешком. Лошади находились в тылу. Это вот только последний раз мне быстро приказали выбросить радиостанцию на МП командира полка и дали лошадь, а так все время пешочком, все время. Белоруссию пешком, Латвию пешком.

А.О. Скажите, а с военнопленными вы сталкивались?

Н.К. Один раз я видал военнопленных. И то это были не немцы. Это был словак …, в общем славяне были. Ну, я с ними не разговаривал, они сидели у штаба полка и никто их не охранял. Они сами сдались в плен. Оченсильно сражались с нами наши же - власовцы. Много было на стороне немцев власовцев, вот те дрались отчаянно.

А.О. А где вы с ними сталкивались?

Н.К. Сталкивались мы с ними под Витебском.

А.О. А как вы узнали, что это власовцы?

Н.К. Они кричали нам на русском языке.

А.О. А что кричали?

Н.К. А кричали … Иногда разведка шла, так они кричали: не ползите сюда мы вас видим и слышим.

А.О. Скажите, а как вас встречало население тех стран, которые вы освобождали?

Н.К. Значит так, в Латвии когда мы проходили, я население не видал. По нашей территории, где мы проходили, населения почти не видно было - оно где-то скрывалось. В Белоруссии все в лесах были, деревни разбитые. Все деревни разбитые были. Населения мы не видали совершенно. А когда я шел через Южную Европу, то очень хорошо встречали нас в Словакии, очень хорошо, отлично. Австрийцы, они же спокойные люди. Венгры - те националисты, не очень хорошо встречали, но не показывали открыто. А вот в 1969 г. были такие учения - Западная Двина, и наш штаб армии участвовал в этих учениях, и самое главное, что я прошел по тем же местам, где воевал в годы Великой Отечественной войны. Абсолютно по тем же местам, и направление было такое же. Вот там уже белорусы нас встречали. Невероятнейшее, это было что-то невероятное. Все население, где мы проходили, все население выходило на улицу. Папиросы, самогон, огурцы соленые, в общем, все, что у них было, все они отдавали солдатам. Настолько добрые были люди. Так нас встречали, что я просто удивлялся. Белоруссия нас встретила невероятно, она к тому времени уже восстановилась. Они знали, что среди нас было много ветеранов войны, ведь в то время было много ветеранов войны в 1969 г. Весь штаб почти состоял из ветеранов войны, молодых было мало еще. Я демобилизовался в 1971 г., а после меня еще некоторые служили год, два, три, а затем были заменены молодыми. Но Белоруссию я никогда не забуду и народ белорусский - гостеприимный, добродушный.

А.О. Скажите, а во время войны, что было самым тяжелым?

Н.К. Самым тяжелым было остаться живым. У меня было какое-то предчувствие, что я во время войны буду ранен и ранен буду в левую руку. Так оно и получилось. И самым тяжелым было не попасть в плен. Потому что я находился на Первом Прибалтийском фронте, все операции проходили на юге и у нас было очень мало человек и немецкая разведка ходила к нам, как хотела, и я единственное, что боялся - не дай бог попасть в плен. Вот самое страшное было. Но, слава богу, что ни у моих людей, которыми я командовал, никто ничего. А некоторых на передовой просто таскали. Дело в том, что наша дивизия формировалась в Татарии и она была интернациональная. Там были узбеки, много очень казахов, москвичей. Они когда казахов брали, то их отпускали обратно, потому что говорили - ни вам солдат, ни нам пленный. Вот, что единственное на фронте тяжелым было. А я сказал вам, что войну легко перенес из-за своей молодости.

А.О. Ваша дивизия была интернациональной - были конфликты между разными народами или нет?

Н.К. Нет, у нас были очень хорошие отношения. Армяне были, узбеки, татары, очень много было татар, москвичи, горьковчане. Во общем, интернациональная была дивизия. Никаких разговоров или конфликтов не было. Вы сами знаете, что один из факторов победы в Великой Отечественной войне, шестой фактор - это дружба народов. Никогда не было даже разговоров, чтобы кто-то кого-то обидел. Сидим вместе, едим. Есть возможность поесть в другой части, потому что отставала кухня, так ели там.

А.О. Вы говорили, что у вас был своеобразный контингент - люди из лагеря - как вы с ними управлялись?

Н.К. Я сперва боялся, понимаете, когда мне сказали. Я сперва жил в Москве в Марьиной Роще и знаю, что это. Вы читали, наверное, что в Марьиной роще жили одни жулики и бандиты. Так что я был знаком с этими ребятами до войны еще. И ничего, я с ними нормально. Наоборот, никогда у меня не было с ними никаких эксцессов. Я никогда им ничего не приказывал, я им только говорил - надо сделать то-то то-то. Самое главное у меня замкомвзвод был Никитин такой Анатолий, ленинградец, грамотный. Он очень хорошо содержал и мог чинить аппаратуру, а она часто выходила из строя, старая уже была. Так что никаких эксцессов у меня с ними не было, и чтобы я с ними разговаривал на высоких нотах - никогда. А я почти год был там. Наоборот, они меня опекали. Я был младше, давали советы. И они были у меня, самое главное, ребята высокой квалификации, связь у меня была все время отличная, за что во время операции в Белоруссии был награжден орденом Красной Звезды. А за связь в частях ОСНАЗ был награжден медалью «За отвагу». Там был перехват и пеленгация - это очень точные вещи - нужно было очень быстро принять, передать, запеленговать и снова. И связь должна быть беспрерывная, все время. Не дай бог ты несколько минут пропустишь, какую-нибудь команду.

А.О. Скажите, а вы как-то различали тех, кто воевал против вас - немцы, власовцы или другие национальности?

Н.К. Против нас воевали в основном немцы, а потом уже, когда перешел в ОСНАЗ, перешли на нашу сторону румыны, венгры, которые между собой не очень ладили. Потому, что Румыния оттяпала у них громаднейший кусок Альп. И больше никого. Я уже когда шел по югу не видел противника, потому что находился километрах в 50 от линии фронта. Аппаратуру ближе развертывать было нельзя, у нас были пеленгаторы, приемники, машины. Я уже не ощущал соприкосновения.

А.О. А в каком звании вы закончили войну?

Н.К. Я выпустился из училища младшим лейтенантом, на фронте через 6 месяцев присваивали следующее звание. Мне через 6 месяцев присвоили лейтенанта, потом после ранения уже в ОСНАЗе старшего лейтенанта, ну и дослужился здесь до подполковника. Ну и потом по воле нашего президента мне присвоили звание полковника в честь 60-летия Победы.

А.О. Где и когда вы узнали о том, что война закончилась?

Н.К. Война закончилась - я был под Веной. Наши радисты приняли телеграмму о капитуляции Германии. У нас была громаднейшая сеть радистов, они вели перехват. Все выбежали на улицу: стрельба, веселье, неделю ничего не делали, потому что все уже кончилось. Самое главное, мы были в странах, где было много виноградников. И были громаднейшие подвалы вина и вино было очень хорошее. Мы заходили в эти подвалы и местное население говорило: «Вы только не портите, не стреляйте в бочки, пейте сколько хотите. Вы будете пить. Вы уйдете, нам останется пить. Вино было прекраснейшее».

А.О. Скажите, а когда вам присваивали звание или вы получали орден, то это событие как-то отмечалось?

Н.К. Нет, в то время не отмечалось. Орден я получал уже не на фронте, а получал в бригаде. И там у меня не было еще друзей, меня никто не знал, просто привинтили мне его. Медаль получал, так медаль отмечал. Вино было - в вино опускал медаль, а больше ничего не было.

А.О. Вы можете сказать, какое у вас самое яркое впечатление от войны?

Н.К. Самое яркое - остался жив. А что же еще. Самое яркое - то, что победили в этой войне. И самое яркое - обидно за державу, за нашу сейчас армию. Люди, которые с нами воевали, живут сейчас лучше, чем наши ветераны. Которые сейчас еще живы.

А.О. Может, вы что-то еще хотите рассказать, о чем я не спросил?

Н.К. Да нет, многое уже начинает подзабываться, память плохая. Единственное на фронте был такой случай: я в Москве дружил с одной девушкой, а при каждом фронте был укрепрайон: когда части отходили на переформирование, то другие занимали нашу оборону. И я ее встретил на фронте, но она была уже замужем. Но это было невероятно встретить ее на фронте. И я на фронте многих своих встречал москвичей. Укрепрайон создавался исключительно из Московской области. Там были работники газеты «Правда», а я очень многих знал, так как наша школа была подшефной «Правде». У нас были пионервожатые известные: Пахомов, фотограф правительственный. И многих я знал, потому что играл в духовом оркестре. Поэтому многих встречал.

А.О. Была ли у вас какая-то самодеятельность на фронте?

Н.К. На фронте самодеятельность была в медсанбате. Больше нигде ее не было. Там было не до самодеятельности. Вот была небольшая самодеятельность, когда группа ездила по полкам, но это были москвичи. В общем, небольшой ансамбль, человек 10. На фронт приезжали к нам артисты из Ивановского театра оперетты, больше помню. Не до самодеятельности было.

Интервью:

А.Осипов.

Лит. обработка:

А.Осипов

Наградные листы

Рекомендуем

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!