Я родился в апреле 1923 года в Актюбинской области в селе Шалхар. В 1940 году окончил 10 классов и, по направлению совнаркома Казахской республики, в составе десяти казахов поехал в Восточно-сибирский горно-металлургический институт, мы должны были стать инженерами цветной металлургии.
В 1941 году, после окончания первого курса, нас направили на ознакомительную практику. 20 июня 1941 года мы с практики вернулись в Иркутск и хотели поехать домой. На 25 июня взяли билеты на поезд, а 22 июня началась война и нас сразу же призвали в армию. Мне тогда 18 лет и 4 месяца было. Меня направили в сержантскую школу, по окончанию которой присвоили звание старшего сержанта и направили в 88-ю стрелковую дивизию первым номером пулемета «максим». В 1942 году наши дивизия была переброшена из Читинской области под Сталинград. Наш эшелон дошел до города Энгельс, он до войны был столицей республики немцев Поволжья, там начались сильные бомбежки и дальше, до Сталинграда, мы шли пешком по левому берегу Волги. В сентябре 1942 года мы заняли оборону на левом берегу Волги, напротив Мамаева кургана. Мы на левом берегу лежим, а на правом настоящая война была. Но немцы и по нам стреляли, а мы по ним. 6 ноября 1942 года я был ранен в голову. Мне очень сильно повезло – пуля по касательной прошла, если бы сантиметром ниже – меня бы в живых не было.
Лечился я в 69-м военно-полевом госпитале, в Свердловске. В марте 1943 года меня вызвал начальник госпиталя, вручил медаль «За Отвагу» и сказал, что я выздоровел. Из госпиталя меня направили на пересыльный пункт. Там нас однажды построили и офицер спросил: «У кого есть среднее образование?» Я говорю: «Окончил первый курс». «Хотите в училище поехать?» И я согласился.
Тех, кого отобрали. Направили в Улан-Удэ, там было училище связи Забайкальского фронта, в котором нас девять месяцев обучали. Мы изучали азбуку Морзе, дивизионную радиостанцию и так далее. В течении трех месяцев я стал радистом 1-го класса, мог принимать двадцать пять групп. После окончания обучения мне присвоили звание лейтенанта войск связи и направили на 2-й Белорусский фронт. Участвовал в освобождении города Баранович, а где-то в конце 1944 года меня перевели на 3-й Украинский фронт, он тогда уже в Венгрии был, а числа 5 или 6 января, я тогда уже капитаном был, меня и еще десять человек вызвали в Москву, в Главное управление связи, а оттуда в Монголию. Позже я узнал, что на западе война тогда уже заканчивалась, а мы обещали союзникам вступить в войну против Японии, поэтому нас и направили в Монголию. Я был командиром 875-го Краснознаменного радиодивизиона Забайкальского фронта. У меня в подчинении шесть взводов было, в каждом взводе двадцать пять человек, все радисты первой категории, три студебекера. Мой радиодивизион обеспечивал связь штаба фронта с другими частями. Когда уже война началась, ко мне приходит одна русская женщина и говорит: «Как мне поговорить с командиром монгольской кавалерийской дивизии», – она тогда в составе нашей конно-механизированной группы была, которой командовал Дважды Герой Совесткого Союза Исса Плиев. Я говорю: «Нельзя говорить», – а она настаивает. Тогда я вызвал начальника СМЕРШа Назаренко, объясняю ему. Они поговорили и Назаренко приказал мне обеспечить связь. Я сперва штаб конно-механизированной группы вызвал, потом штаб дивизии, женщина, по-монгольски, с дивизией поговорила и уже уходить собиралась, а потом спросила кто я по национальности? Я говорю: «Казах». Она мою фамилию спросила, записала и передала монгольскому офицеру, что-то сказав ему. Он эту бумажку в карман убрал. Потом я узнал, что она сказала меня наградить, но награда меня только недавно нашла. Я же из Иркутска призывался, а из Монголии в Казахстан пишут, а в Казахстане отвечают, что у нас такой не призывался. Но как-то нашла награда.
Конец войны, 2 сентября, я встретил в Порт-Артуре.
- Вы в казахской или русской школе учились?
- В казахской. Так что, когда попал в Иркутск, я по-русски не очень хорошо говорил. Но, имея среднее образование, мы быстро русскому языку выучились.
- Чему вас учили в сержантской школе?
- Строевой, изучали оружие. Я попал во взвод станковых пулеметчиков и очень этому радовался, мы же кино «Чапаев» видели. Так что станковый пулемет мне был очень интересен.
Так что пулемет я хорошо знал. Вот интересно – зимой, для охлаждения, мы в пулемет глицерино-спиртовую смесь, заливали, а летом воду. Так у меня случай был, солдаты, которые про эту смесь, как-то клапан спуска открыли, смесь спустили, чтобы выпить, а вместо смеси воду залили. А это же Чита была, зима, так что вода уже часа через два замерзла, и пулемет не работал. Я говорю: «Что-то не работает», – а русские солдаты смеются.
- С закрытых позиций учились стрелять?
- Учились. От 800 метров и дальше – навесным огнем были. Но самая верная дистанция, с которой поражаешь противника – 400-500 метров. У меня часто спрашивают: «Видели ли вы как немцы от вашей стрельбы падали?» А как за 500 метров увидишь? Мы, обычно, как стреляли – командир дает указание: «От этого ориентира по фронту»… Мы горизонтальную наводку отрегулируем и стреляем, ведя пулемет слева направо, или справа налево.
- «Максим» надежный пулемет?
- Надежный.
- С матерчатой лентой тяжело было?
- Это от заряжающего зависит. Если равномерно ленту набил – тогда никаких проблем нет, а вот если второпях – один патрон подальше идет, другой попоближе – тогда плохо, перекосы. Так что, когда подносчики ленты приносили – если бой, я второму номеру говорил все проверить, а если затишье – сам ленты проверял.
- Машинки для набивания ленты были?
- Вначале машинок не было. Все вручную набивали, а потом появились.
- Что было самое страшное на фронте?
- Самое страшное, это когда подходишь к фронту. Каждую минуту думаешь, что сегодня или завтра убьют, но, если полмесяца пробыл – привыкаешь.
- В войсках связи какая была ваша задача?
- Организовывали между штабом корпуса и штабами дивизий.
- Какая у вас была форма?
- В сержантской школе выдали обмотки 2,5 метра, рабочие ботинки, брюки-галифе, гимнастерка, ремень, шинель, как солдат.
- В связи с тем, что плохо знали русский, проблемы возникали?
- Нет. Мы были послушны командирам, не отставать от товарищей, учились хорошо, днем и ночью. Но, конечно, нам трудновато было.
- Как к вам относились славяне?
- Нормально. К тому же, мы образованней их были. У большинства было 4-5 классов, у нас командир взвода был с пятью классами образования.
- Как кормили?
- Нормально, не голодали, но нам говорили, что нас, курсантов, кормили лучше, чем простых солдат. А вот на фронте, бывало, сутками не кушали. Потом, бывали случаи, когда ребята теряли котелки. А потом, когда нам обед привозят – они каски давали, в которые борщ наливали.
- 100 грамм давали?
- Я на фронте не пил и не курил. 9 мая 1945 года пить начал. Мы тогда в 13-м полку связи были, ждали распределения и вот 9 мая 1945 года нас всех пригласил командир этого полка, полковник Соколов. Налили, чтобы за Победу выпить. А я не пью. Так Соколов ко мне подходит, говорит: «Земляк, ты не пьешь? Давай, мы же остались живы-здоровы, земляк». Я сразу: «Вы откуда?» Оказалось он тоже из Казахстана. Стаканов не было, мне в эмалированную кружку по полной налили, я глотка три-четыре сделал, из глаз слезы… Все посмеялись, ну да ладно. Я тогда выпил грамм 200. Это первый раз было, когда я выпил.
А на следующий день офицерам давали сигареты «Наша марка». 100 штук сигарет. Я раньше всегда раздавал тем кто курит, а тут решил, что сам курить буду.
- На фронте вши были?
- У меня нет, но другие солдаты говорили, что были.
- В войсках связи женщины у вас были?
- Сперва были, а потом разбежались по всем частям. Мне с ними работать не приходилось. Вообще, для женщин на фронте сложно.
- Спасибо.
| Интервью | А. Драбкин |
| Лит. обработка | Н. Аничкин |
