8512
Артиллеристы

Цыганов Дмитрий Тихонович

Родился 28 мая 1925 года в Воскресенском районе Нижегородской (Горьковской) области. Окончил 5 классов школы. В январе 1943 года был призван в ряды Красной Армии. С 21 января 1943 по декабрь 1943 г. находился в составе 266-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, участвовал в боевых действиях на Украине; затем, в 1944-1945 гг., воевал в составе 1879-го артиллерийского полка мелкого калибра. Награжден медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» В 1945 году демобилизовался в звании сержанта. После войны жил на родине (Воскресенский район Горьковской области), работал плотником в совхозе. С 1983 года живет в Эстонии, в городе Нарва. Имеет четырех детей.

- Для начала, Дмитрий Тихонович, расскажите о том, как ваша довоенная жизнь проходила. Где и когда вы родились, например?

- А я родился в Нижегородской области, в Воскресенском районе, в 1925-м году. В мае этого года мне будет уже 88 лет. В 1943-м, в январе месяце, в армию ушел.

- А коллективизацию вы помните?

- Помню я ее. Сталин это дело начал. Уже отец потом ходил в колхоз. А еще до колхоза вроде, как говориться, у всех свои земли были. Вот и пахали. Это было вот в 1936 году. Мне было уже где-то 11 лет, что-то так. Помню я, как колхоз начинался у нас в деревне. Помню, когда начинали кулачить. Это в 1933 году уже было. Так что у нас все это там было.

- До войны вы работали?

- А нас гоняли везде до войны, начиная с 1941-го года и до самой армии.

- Войну вы как-то предчувствовали? Не было ли такого ощущение, что что-то такое надвигается?

- Ну так только, кое-что. Нас, пацанов, это так не интересовало. Но разговор был, что война вот-вот скоро будет. Потому что окопы копать ходили. Вот по этой Оке реке рыли окопы. А нас взяли на окопы, как только началась война, можно сказать. И начали мы там копать.

- А так начало войны вам чем запомнилось?

- Ну я об этом обо всем так скажу. Работали мы тогда, уже колхозы были. И, в общем, тогда об этом уже поговаривали между собой. Потом стали брать в армию. Которые служили, на подготовку военную были взяты. Там разговор был, что готовят людей, военному искусству их, значит, учат. Техника была новая. Ребят, которые на тракторах работали, так вообще в танковые части брали. Вот такие работы были. Ну слухи были. Это еще до войны было. Ну у нас человек, наверное, пять — шесть до войны уехали и больше не вернулись. Первые приняли бой.

- Вы работали?

- До войны я еще работал. У нас там лесная местность была. И мы, в общем, лес гоняли, лес этот пилили. И на одной станции мы оказались. Так вот, я так там на лошади работал. Там заготовку я не делал, а только готовую продукцию возил. Возили мы, помню, метровые такие дрова. И возили на станцию. Вот днем, бывает, навозим, а ночью паровозы придут и все заберут. Перед самой войной такое дело было. Потом началась война. Сначала призыв был вроде. Нас призвали где-то в декабре в 1942 году. Военкомат сначала просто нас приписывал, а потом всех нас отпускали. И только уже в январе нас на четыре части разделили и взяли в армию. Нас было очень много народу! Это с нашего года — 1925-го года — было столько. Сначала одну партию отправляли, потом со средним образованием. Ну не со средним, а тех, у кого было семь классов образования. А у меня не было семь, я пять классов кончил. Так тех, у кого было семь классов образования, вперед в армию взяли. А потом нас взяли. Вот такие дела были.

- Направили вас куда? Не сразу на фронт?

- Нет. Мы в Горьком, в Нижнем Новгороде теперешнем, сначала служили. Там нас с месяца два продержали. В январе в армию взяли, а на фронт только в марте отправили. Как раз немцы автозавод бомбили. Нас на автозавод посылали. Направляли туда, чтоб пока все от бомбежки отошло. А потом погрузили и повезли нас в Воронеж. Приехали мы в Воронеж, значит. Приехали, а там все завалено было. Даже однокровки целой нигде не было.

- То есть, все разбомбили немцы?

- Да нет. Там, может, где и бомбили. А так дальнобойная артиллерия била большинство. В Воронеж до нас переходил раза два или три из рук в руки. Возьмут немцы, потом обратно вот так город нашим станет. А мы в апреле приехали туда. Тут нас стали оформлять, как говориться. Нас только привезли, как тут же «покупателям» рассовали. Тогда там наша часть и образовалась.

- Как часть называлась?

- У нас сперва не знаю, как часть называлась. У нее большой был номер какой-то. Семикалиберные, 85-миллиметровые зенитные пушки были у нее на вооружении. Потом взяли их куда-то. Думали, что новую технику привезут. А ее разбомбили, дорогу-то. И нам прислали мелкокалиберную артиллерию — 37-миллиметровые пушки зенитные. И мы первое время стояли с ними на охране мостов тут. На Харьков мост был. Мы его охраняли. От Ворошиловграда был тоже мост дак. Так и и его охраняли. А потом погнали нас дальше. Уже по Украине мы шли. Нас уже тут переформировали, дали тогда же нам зубного техника, и погнали дальше. До Львова мы не доехали. Потом в Ровно были. Тут нас бандеровцы начали колотить. И мы дошли до румынской границы. А потом нас вернули и на Польшу послали. Мы прошли через такие города: Ровно, Перемышль, Краков. Потом на Одер пошли. И война там у нас уже кончилась.

- Какие-то особенно сильные налеты немецкой авиации остались у вас в памяти? Вы ведь все-таки зенитчиком были.

- Ну как сказать? Вот особенно возле станции Камышовки плохо нам приходилось. Нас там колотили здорово. Стреляли всё, помню. Так мы дострелялись до того, что у нас пушка вышла из строя. Там тоже здорово нас били. Когда как раз в то время вот Курская дуга эта шла. Но Курская дуга с этой стороны была, а нас с другой стороны загнали. Мы че, когда там были, говорили? А говорили так. Что как только немец оборону проломит, нас тут потопит в реке Донецк. Но не прорвали оборону. Танковое поле, где знаменитое сражение было, находилось где-то в 500 метрах от нас. Помню, шум большой был слышен.

- Сбитые самолеты были на счету вашей батареи?

- А стрелял кто как. Кто сбил, а кто не сбил... Наши то пушки если только на бреющем полете только сбивали. То есть, когда низко самолеты летали. А на полтора километра наши пушки уже не брали. А стреляли по самолетам потому только, что если мы по самолету будем стрелять, то он побоится огонь вести на нас. У нас осколочно-трассирующие пули были. И было вот что: если огонь кверху поднялся, они не спускались низко-то. Но были случаи, когда в лобовое попадали. Бегали потом после этого: ведь кто первый зафиксирует, которая часть это сделала, тому и самолет, кто его сбил, приписывали. Понятно?

- Потери какими были у вас?

- У нас потерь было с бандеровцами много. Там здорово пришлось нам воевать. Это в Западной Украине было. Там Бандера был, участвовал во всех этих событиях. Он до 1956 года там участвовал в этом деле. Но когда нас маленько в Карпаты загнали, нас обратно увезли оттуда. Бандеровцы, они знаешь, как воевали крепко? Они набегом нападали. Вот идешь, бывает. На них наступаешь, наступаешь Когда же ты их начнешь вышибать, так они по домам да по всему кругом прячутся, да и все. Их место-то какое! Оно им знакомо там в лесах. Ну вот и били их здорово там. Так что потери были. Тут такой бум был. Не тем, так наскоком нападали. Бывает, ранят. И немцы бомбили — это по- безбожному было. И обстреливали.

- Убитых как хоронили?

- Хоронили как? Я вот своего солдата, например, хоронил. А мы находились рядом. Он у меня заряжающим был. Так хоронил его.

- Вы прочесывали местность, когда воевали с бандеровцами?

- Да. А как же?

- Бандеровцы жестоко расправлялись с вами? Об их зверствах много читать приходилось...

- Так они чего? Убивали сразу. В общем, они здорово колотили нас.

 

- Попадались они вам лично?

- Попадались, но сами они уходили. Мы их прошибали огнем. Когда была такая возможность, так давали очередь. А там хаты, крытые соломой, были. Как дашь трассирующие, так сразу все загорается. Мы же вообще, как зенитчики, стреляли в основном по наземным целям. Мы по прямой наводке стреляли. А через нас и дальнобойные пролетали, и эти «Катюши» стреляли.

- А по каким целям чаще всего вы стреляли?

- Ну как из пулемета большинство по земле. Они спрячутся в эти хутора. Вот их и вышибаешь. Как дашь, так все горит там. Население их поддерживало. Но были и такие люди, которые не хотели воевать сами. Так те заставляли их. Говорили: если не пойдешь, то убьем. Под силой ружья заставляли воевать. Так что у них выбор был такой: им либо там, либо там. Вот такие дела были.

- А как вы оцениваете пушки, из которых стреляли?

- Они для стрельбы по наземным целям так-то грозным были оружием. Они бьют быстро. Они как пулемет почти бьют. Автоматически. Автоматные пушки такие это были.

- Окончание войны помните?

- А вот на реке Бреслау и кончили мы войну. Только этот Бреслау река Одер разделяла надвое. На левой и на правой стороне это город находился. Так вот, на левой стороне этого города стояла крепость большая. Эту крепость заняли власовцы. Вот взяты были ребята туда в основном с Украины, то есть, в основном украинцы были, которые во власовских частях были. Так вот, я это помню: только их разбили, и война кончилась.

- Местное население там встречали?

- Эта местность, где мы находились, она до войны считалось Германией. Германское население там было. А как война кончилась, так поляки пришли. Так поляки еще хуже были. Как немцы те же были. Они были, как говориться, такие, что в случае чего уничтожат нашего брата.

- То есть, с поляками плохие отношения были?

- Да. Хотя они вроде и воевали вместе с нами, все равно отношения плохими были. У нас с этим было как? Мы подошли, а поляки уже здесь были, уже земля ихняя как бы это стала.

- Как вас кормили на фронте?

- Ну кормили как? 600 грамм хлеба давали. Так-то было вроде ничего. А когда уже в Германию приехали, там вообще кормили хорошо. Когда война-то кончилась.

- Сто грамм выдавали на фронте?

- Давали, давали.

- А как часто? Перед боем обычно?

- А не часто. Когда какой-то где-то праздник, когда чего-то отмечаем, тогда только давали сто грамм.

- А трофеи брали какие-то в Германии?

- Нам, конечно, не пришлось этого делать. Нас демобилизовали небольшой группой. Домой отпустили. А вот отец покойный приехал по-другому. У нас же девчонок еще домой с армии отправляли. Так они целые машины загружали в вагоны. Разного барахла: одежек, швейных машинок, - в то время это ходовой был товар.

- А женщины были, значит, у вас в части?

- Да, были. Особенно много в управлении. Связисток особенно много женщин было. У нас в батарее находился такой взвод управления. Так там почти одни девчонки и были. С телефонами они сидели. А наши ребята, это как? Наши ребята — это расчеты с пушками. Тут были и четырехствольные батареи. А потом уже сделали шестиствольные. То есть, шесть пушек на батарее уже было.

- Было ли такое у вас, что женщины по беременности выбывали из части?

- Ну а как же? Было это, было. Было такое, что если она скажет, от кого наделала, то тех в штрафные части отправляли. Так они бегали от этого. Солдаты с этим мало связывались. Особенно этим офицерье занималось, если кто это и делали. А они, девчонки эти, говорили: «Нам домой надо!» А их, как только такое положение создавалось, так и домой отпускали.

- Часто ли бывало такое, что орудия выходили из строя?

- Да вот тогда же дострелялись до того, что орудие отказало. А так такое было: заклинило затвор — и всё.

- О политработниках во время войны что можете сказать? Как к ним вообще относились?

- В то время были у нас и политработники. Ну как относились к ним? Как-как? Он же, политработник этот, тоже такой же офицер. Если ты ничего не нарушил, так что? Он такой же.

- Особистов встречали?

- Я так не видел, но был разговор, что особый отдел был в лесу. Я с ними не связывался.

- Насколько многонациональным было ваше подразделение?

- Да, были разные национальности. У нас были и украинцы. Но украинцев было, можно сказать, мало. А особенно у наших были татары, чуваши, кировские ребята.

- А вообще южане как вели себя? Справлялись ли они со своими обязанностями на батарее?

- А че они не будут справляться?

- Но русский язык они, скажем, понимали?

- Понимали. Все понимали. И узбек команду понимал. Все помаленьку научились говорить.

- Вы какую должность на батарее занимали?

- Ну я был командиром орудия.

- А с личным составом как отношения у вас складывались?

- Ну отношения вообще у нас хорошие были. И разговору даже не было. В общем, были связи хорошие.

- Общались по-уставному во время войны?

- Да, по-уставному. Как и положено было находиться.

- Как ухаживали за орудиями?

- А как же? Как простреляешь, так банником протирать надо. За этим очень следили.

- Вшивость была на фронте?

- Было такое дело, как только приехали. Но там не вши, а блохи были. Это случилось потому, что мы в земле находились. Это было где-то в конце 1943 года. Было одно время такое дело.

- Жили вы в землянках?

- Все в землянках, сами все это дело копали. Вот уж когда война кончилась, тогда стало казарменное положение.

 

- Бани организовывали на фронте?

- Сами организовали это дело. Вот на этом, как его, на самой Оке, вырыли землянку сами, сложили печку из кирпичей, поставили бочку, и в этой бочке воду грели, и мылись там же. Все для бани нашли. На фронте было так, что там все солдат найдет.

- Вас награждали во время войны?

- Я не получал, как говориться, никакого награждения. Так, только медаль «За победу над Германией» есть у меня. Но дело в том, что и «За победу над Германией» не всем досталась. Медалей не было для тех, кого отправляли. Нас собрали 10 человек с лейтенантом и наградили. А лейтенант был из Москвы, он закончил институт. А как война кончилась, так тех ребят, которые кончили институт, сразу посылали домой тоже. Он нас довез вот до Москвы. Документы у него были. Кто поехал на «Косу», кто в Удмуртию, кто куда. А наград я не ношу. У меня нет боевых. А то некоторые, бывает, столько себе навешают-понавешивают.

- А что были за люди ваши командиры? Расскажите о них, пожалуйста.

- Ну командир у нас украинец был, хохол — лейтенант Мирошниченко. Он командовал нашей батареей.

- Как осуществлялось ваше передвижение в годы войны?

- А как же? Передвижки большие делали на этих на машинах. У нас, в общем, машины были. Не конное было передвижение, а машина для этого была — ЗИЛ. На них, на машинах этих, прицепляли пушку и ехали.

- Позиции часто меняли?

- Ну вот в одном, помню, месте мы долго стояли. Месяца три, наверное. А потом там часто меняли. Бывает, только в одном месте окопаешься, как вдруг уходим в другое место.

- Орудия как-то маскировали?

- А как маскировали? Что под рукой было, тем и маскировали. Тоже для пушки воронку делали. В землю закапывали ее, значит.

- Одевали вас как на фронте, хорошо или плохо?

- Ботинки у нас были. Ну как младшим командирам давали сапоги. Вот кирзовые сапоги были, портянки эти самые.

- Как вы в военные годы к Сталину относились?

- В то время Сталин был герой. Что ты! Да его и после войны почитали как Бога.

- С пленными, среди, скажем, тех же бандеровцев, имели дело?

- Приходилось! Брали.

- Как они вели себя, когда их захватывали?

- Так они же такие же простые ребята были. Это их бандеровцы, кучка людей, заставляли воевать против нас. Простых людей! А они что? Говорят: «Вот нас взяли, все. Заставляли работать, воевать, и все.» Их высылали потом. Вывозили сначала. Был такой, помню, один городок. Там их сначала в тюрьму сажали, потом вывозили вот. Я приехал когда домой, их встретил. Значит, отвоевался, пришел домой. В колхозе жили мы. И у нас леса были непроходимые. И стали заготовлять лес. И прислали к нам это дело делать тех, которые были в плену. Это они так назывались: репатрианты. Там много их у нас было. Пол деревням сначала их расселили, к кому чего. А впоследствии прижились. Когда их из плена освободили-то.

- Из семьи вашей кроме вас еще кто-то воевал?

- Отец воевал. Он попал в Ленинград. И всю блокаду в Ленинграде пробыл. Сохранился. Он в танковой части служил. Призван же был. А так двоюродные братья были так на войне уже. У меня два брата с одного года и воевали.

- Много ли с вашей деревни людей не вернулось с войны?

- Порядочно. Конечно, таких много было. Если так посчитать людей, то порядочно. Не то чтобы это были уже единичные.

- И инвалидами многие, наверное, с войны пришли?

- Это - да. Один пришел, так у него фугаской зрение вышибло, глаза вышибло. Слепой, в общем, он был. А дядя мой пришел - так ему ногу и даже пятку отшибло. Чем-то ранило. А брат двоюродный, он с 1918 года, вообще пришел инвалидом — таскал ногу свою, нога не шевелилась у него. Нога осталась-то у него цела, а из таза все вышибло, и она, нога его, дак не действовала.

- После войны служили в армии?

- Я мало прослужил. Потому что нас комиссовали. Я зрение испортил. Я сидел в ровике, который был сделан для командира. И бомбежка началась. Потом какая-та глыбина взлетела, башку разбила. И у меня зрение стало портиться. И меня комиссовали в октябре месяце.

- Как сложилась ваша жизнь после армии?

- Так в колхоз приехал я к себе на родину обратно. В то время никуда не пускали из деревень ведь. Было такое дело, что без документов никуда не уедешь. Работали. Подымали колхоз. Я так то плотник был. Строили фермы. Все хозяйство разрушено же было. Ну у нас колхоз после этого поднялся. Хороший колхоз у нас стал. Мы жили там так, что миллионеры были. Богатый колхоз, в общем, был. А в 1983 году я здесь оказался. У меня был дома большой пожар. А у меня большой дом пятистенный был. В общем, капитально все было сделано. И случился пожар вдруг. Мы лежали, спали ночью. Вдруг загорелось что-то у проводов. А потом на чердак поднялось. А там, на чердаке, все сухо было. Ну я вышел в одних трусах. Пока мотоцикл вытаскивал. У меня, наверное, «Дружбы» три были. Но все сгорело. Приехал сюда, в Эстонию, в город Нарву, и мне остался как раз год до пенсии. Работал в «Эстонтаре». А потом пенсию колхозную я получил в деревне: там, в деревне, у меня стаж был весь, и эту колхозную пенсию мне сюда, значит, прислали. А когда колхозная пенсия пришла, работать мне стало нельзя на производстве. Там овощной магазин был. Так я в нем все равно еще работал пять лет. Вся семья здесь потом оказалась. Старший приехал сын, потом дочка. Потом еще дочка приехала. А младший потом приехал сюда, на завод «Балтиец» попал, здесь же и токарил. А потом его сняли. Вызвали как бы депутатом. И был он депутатом городского Совета. Потом он инструктором горкома комсомола стал. А потом на «Тралфлот» (межколхозную базу тралового флота) его послали. Он там и токарил, и начальником в цехе был. А в горкоме четыре года прослужил. Здесь жил. Я сейчас живу один. Заболел, несколько лет назад парализовало. Так мог бы больше рассказать.

Интервью и лит.обработка:И. Вершинин

Рекомендуем

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!