6068
Другие войска

Белякова (Каминичева) Зоя Никитична

Я родилась 15 февраля 1922 года в Орле. В 1938 году, после окончания школы, я устроилась машинисткой с Облконтору «Сельхозснабжение», а в апреле 1940 года перешла на работу в Заводской райком партии. Была секретарем комитета комсомола при райкоме и горкоме.

Когда началась война закончила курсы сандружиниц. По воздушной тревоге мы, сандружиницы бежали на вокзал, который находился в 3-5 км от города, разгружать эшелоны с раненными, после чего отвозили раненных по госпиталям.

В августе 1941 года в Заводской райком партии, где я работала, пришел представитель Политуправления Брянского фронта и сказал секретарю райкома Соколову, что им нужна хорошая машинистка, и что в обкоме партии порекомендовали меня. Соколов вызвал меня к себе в кабинет и спросил, как я смотрю на то, чтобы пойти машинисткой в Политуправление фронта. Я согласилась и тут представитель Политуправления спросил, может ли Соколов выделить ему машинку? «Уж если мы вам Зою отдаем, то какие разговоры могут быть о машинке?! Конечно, забирайте». Так я оказалась на фронте.

С августа 1941 по декабрь 1942 годов я работала машинисткой в Политуправлении Брянского фронта, в декабре 1942 года я была назначена заведующей делопроизводством Политуправления фронта.

На фронте мы встретились с Коленькой и в 1944 году поженились. Прежде чем дать нам разрешение пожениться генерал Пигурнов, наш начальник, провел с нами беседу, чтобы все было серьезно и хорошо, после чего дал нам отпуск, и мы поехали к моим родителям в Орел, где и отметили это событие.

Надо сказать, что генерал Пигурнов меня очень уважал, говорил, что считает меня своей дочкой и когда я приходила к нему на доклад, он обязательно угощал меня чем-нибудь вкусненьким. Был такой случай, шла я к генералу докладывать шифровки из шифроотдела, смотрю, а недалеко от штаба сидит какой-то подозрительный мужик и портит связь. Я ему говорю: «Что вы делает?» Он мне что-то сказал, но я ничего не поняла. Обо всем я рассказала генералу, он поднял охрану, но мужика уже не было. Когда же Пигурнов узнал, что я хожу без охраны (от шифроотдела до штаба надо было идти около часа), он приказал выделить мне охрану. Мне выделили охранника и лошадь и позже уже я уже ездила с охраной.

В 1945 году меня демобилизовали и я приехала в Орел, к маме и сестре.

 

Благодарим сотрудников Красногорского районного совета ветеранов за неоценимую помощь в организации встреч с ветеранами Красногорского района Московской области.

Интервью и лит.обработка:Н. Аничкин

Рекомендуем

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!