Родился в 1922 году в деревне Ридемюль Красносельского района Ленинградской области. Финн по национальности. 13 августа 1941 года был призван в ряды Красной Армии. В 1941-1943 годы проходил службу в составе 719-го отдельного строительного батальона НКВД СССР, занимаясь обслуживанием аэродромов в Ленинградской области. Затем служил в Уральске, в городе Гурьеве, в Грузии. В 1945 году демобилизовался. После войны стал жить в Эстонии, в городе Кохтла-Ярве, работал на сланцеперерабатывающем комбинате (СПК) имени В.И.Ленина.
- Для начала скажите, Иван Адамович: откуда вы родом?
- Я с Ленинградской области: есть там Красносельский район такой. По паспорту я с 1922-го года. А фактически я с 1921.-го года. Дело в том, что когда я должен был идти в 1940-м году в армию, Красносельский военкомат пошел мне навстречу в том, что я единственный кормилец был пяти членов семьи. Так вот, поставили, что с 1922 года, а фактически — с 1921.
- Вы помните, как коллективизация у вас проводилась?
- А как же? Колхозы работали. Я до войны работал в Кипенском МТС-е (машинно-тракторной станции). Трактористом я там был. А потом война началась, и 13 августа 1941 года меня забрали под общую мобилизацию.
- Много колхозов вы в МТСе обслуживали?
- Мы обслуживали 15 колхозов. У нас в бригаде было 7 тракторов, и, значит, 15 колхозов мы ими обслуживали.
- А как получилось, что вы попали работать в МТС?
- Курсы прошел шестимесячные. Кончил курсы и стал в этом МТСе работать.
- Вообще как вам платили в МТС?
- А я ничего не получал.
- Сами из крестьянской семьи вы были?
- Крестьянской, конечно. Колхоз же у нас был. Знаете, в Ленинградской-то области колхозы везде были.
- А как вообще проводилась коллективизация? Люди добровольно шли в колхозы или все же под принуждением?
- Как сказать? В колхоз, в эту организацию, семья наша пошла в 1933 году. Когда отец умер, мать с семьей пошла в колхоз.
- У вас необычная фамилия. Откуда она происходит?
- У меня финская фамилия.
- Ваши предки из Финляндии были?
- Нет, предков в Финляндии нигде у меня не было. Родился я в Ленинградской области. А там, знаете, финнов много жило. Ленинградская область — там же финно-угорская нация кругом жила. Там не только деревни, но и вся область состояла из финнов. Деревня, где я родился, называлась Ридемюль.
- В школе на финском языке учились?
- Я на финском учился. Четыре класса кончил на финском, а потом по-русски стал учиться.
- Как вы узнали о начале войны?
- Как узнали? Начало войны было так — это общая война как бы была. Но уже 13 августа меня как забрали, так и направили в строительные войска.
- А в чем было ваше основное предназначение, вашего строительного батальона этого?
- А это так называемые громоздкие, как говорится, названия были. Было распоряжение этого ГУЛАГ НКВД СССР о том, чтобы создать 719-й ОСБ — отдельный строительный батальон. Мы под Ленинградом находились и аэродромы обслуживали. Это был 1941-й и 1942-й годы, когда мы вот под Ленинградом были. В Тихвине стояли, Большой двор обслуживали. А первое наше место службы и самое основное-то — это была станция Ефимовская под Ленинградом. Помню, там проходила, значит, Северная железная дорога, которая Волхов обслуживала. Наша задача была такая: строить аэродромы. Ведь когда началась война, в первую-то очередь эвакуированы из под Ленинграда были три военных аэродрома. Это Гатчинский аэродром, это - Ропшинский аэродром и потом еще один аэродром какой-то. В общем, три аэродрома были эвакуированы, и мы, значит, их обслуживали под Ленинградом. Но там у нас аэродром только после войны был открыт. А тогда там были, знаете, только одни беговые дорожки такие. А там же большие леса были. Там был сосновый бор, были эти ангары. Так вот, самолеты садились когда, то их вручную затаскивали в эти ангары. Отправили на переподготовку, потом — опять слет. И вот так все время было.
А потом, когда Тихвин освободили, нас с Тихвина погрузили в вагоны и отправили в город Уральск. Это был 1943-й год уже. Привезли нас в Уральск, а там аэродромы уже не военные, а, как говорится, транспортные были. Вот обслуживали мы там, помню, взлетное поле, очищали от снега, от вылетов. А там, знаете, грузили продуктами всё эти транспортные самолеты: например, мясом, крупой. В общем, все продукты только увозили оттуда ближе к Ленинграду. Вот таким путем все шло, значит. А потом, когда зима кончилась, снег оттаял, нас погрузили в вагоны и отправили в город Гурьев. В город Гурьев приехали, значит, - он был на берегу Каспия. И приехали мы в степь гурьевскую, как сейчас помню. С первого кола начали мы там палатки ставить, и всё: начали строить нефтеперегонный завод. Гигант 441, как это называлось в то время. Были награждены по окончании этого самого нефтеперегонного завода, когда пустили, похвальными грамотами. Но ордена нам не давали, а только эти похвальные грамоты. А здесь отобрали все. Все документы отобрали. Я не знаю, почему. Кому они нужны были?
- А войну где окончили?
- Где войну я окончил?... Когда война кончилась, нас должны были демобилизовать. А нам сказали: что вы взяты под общую демобилизацию и должны, значит, еще три года служить. И вот нас перебросили, когда завод пустили, в Грузию. А в Грузии был один капитан. В общем, там, в Грузию, направили нас в распоряжение УТК Грузинской ССР. И нас направили в этот Кутаисси, где мы брали этап и отправили через перевал людей. Там организовали этот самый лагерь. Обслуживали мы его. Вот оттуда я и демобилизовался, это, значит, с Грузии.
- Скажите, а под бомбежки вы попадали, когда служили под Ленинградом?
- А как же? Нас же всех побили. И Котлы побили, и всех людей, которые там были, значит.
- А как часто бомбили вас?
- А так, значит, было, когда в Тихвине мы находились: днем самолеты нас бомбят, а ночью по десантам мы ходим. По лесам их, значит, гоняли, потому что диверсанты ракеты пускали. Вот их и гоняли по лесам.
- Вы сами тоже ловили диверсантов?
- Да-аа. Эти диверсанты были, конечно, там. У нас на Ефимовской станции поймали кое-кого. Оказывается, начальник станции был предателем: передавал немцам кое-какие сведения. Поэтому, как только эшелоны прибывали на станцию, так сразу опять всё бомбили немцы там. Со станции в Тихвине ничего не осталось - всё разбили.
- Удавалось поймать диверсантов?
- Да. Потом их сразу убирали, но я не знаю, куда. Наше дело только было служить...
- Какие самолеты были на ваших аэродромах, которые вы обслуживали?
- А эти двухмоторные бомбардировщики и истребители были.
- Как вообще на деле готовились аэродромы?
- У нас таких аэродромов открытых не было. Только беговые дорожки были. Леса спиленные были, и там, значит, беговые дорожки сделаны были. А потом эти ангары ставили...
- Самолеты вы как-то маскировали?
- Да, когда самолеты садились, их сажали в эти ангары. Мы иногда с летчиками говорили. Так они говорили, которые прилетали (а были и такие, которые не прилетали), говорили: «Бросаем бомбы и не видно ничего под Ленинградом.»
- Частыми ли были потери среди летного состава?
- Да. Но нам особенных, как говорится, не давалось шансов связанными с ними быть. Мы выполняли то, что нам приказывали.
- Как кормили вас на фронте?
- Во! Хорошо кормили.
- То есть, по летной норме?
- Американское у нас было питание: колбаса, ветчина и 100 грамм. Кормили хорошо. Еда была. А потом, когда уже в 1943-м попали в 547-й строительный батальон, там уже еда хорошая прекратилась.
- Передвигались вы как, когда меняли аэродромы?
- На машинах и на поезде.
- Аэродромов много сменили за войну?
- Как вам сказать? Если так об этом говорить, то аэродромов строено при мне было шесть штук. Вот в Волге был аэродром построен, потом - в Череповце построен был, в Тихвине, Архангельске. Но в Архангельске, знаете, только-только был построен аэродром, и там, значит, только светомаскировку делали.
- Было такое, что шпионов немцы засылали к вам на аэродром?
- Как вам сказать? Даже садились, собаки, на аэродромы, а не только это делали. Такое было...
- А как садились? Что это за случай был?
- Это было на станции Ефимовская. Он, летчик немецкий, посадил и сразу же, как только открыли огонь, поднялся и улетел, и сбить его так и не сбили.
- А воздушные бои вообще приходилось вам наблюдать?
- Да: ведь все время же близко это всё было.
- Превосходство чаще на чьей стороне было?
- Погибали наши. Только погибали да погибали.
- Кто были ваши непосредственные командиры?
- У нас под Ленинградом был сперва командиром батальона Бохвалов такой, полковник. После Бахвалова взяли на фронт, на передовую, и после него, значит, нашим командиром был поставлен Запкир такой.
- Как складывались отношения во время войны с командирами?
- С командирами у нас хорошие отношения были, потому что выполнение заданий все должны были делать. Мы от НКВД были.
- Форма ваша чем-то отличалась?
- Форма рабочая была. Но сперва я был кем? Бойцом, красноармейцем, солдатом, а после был и как стрелок.
- В перестрелки приходилось вступать?
- Нет, я ни в кого не стрелял.
- А когда, например, охотились за десантом?
- А охотились, когда ловили диверсантов, но ни в кого не стреляли.
- А вообще оружие выдавалось?
- Да, оружие было.
- Чем вы, например, были вооружены?
- У нас винтовки были.
- Со вшами проблемы были?
- Это было. Но мы сами парили это. А потом уже стал у нас вагон-баня такой. Значит, было так, что в баню в вагон с одного конца зайдешь, белье все выкинешь, а с другого — одеваешь все новое.
- А вас награждали во время войны?
- Я говорю, что только грамотами награждали нас. Медалями нас не награждали, а только грамотами.
- А медалью «За победу над Германией» тоже, значит, не наградили?
- Нет.
- От вас просились на фронт отправить, на передовую?
- А нас никто не спрашивал. Батальон построили, командир батальона посмотрел на тебя, и, значит, говорит: «Выходи, выходи! И на передовую!» Вот такие дела, так кое-кого отправляли.
- У вас были потери во время бомбежек?
- Да, были.
- Погибших как хоронили?
- Нормально все было, как обычно это делалось.
- То есть со всеми почестями, как и полагалось?
- А как же?
- Кто-то из вашей семьи воевал кроме вас?
- Нет, никого. Нас пять человек со мной вместе было в семье. Отец в 1929 году умер. Брат был с 1929 года, но он не воевал.
- Скажите, а вы демобилизовались когда из армии?
- Приказ о демобилизации был 15-го марта, а вообще-то уволился я из армии 30-го апреля 1948-го года. А в Эстонии оказался я из-за того, что работы везде много было, а жилья - нет. А у нас дом в Ленинградской области немец сжег. В общем, работы везде хватало, а жилья-то и не было. Со мной были шинель, две пары белья и две пары обмундирования. На мне, знаете, не было ни кружки, ни ложки. И вот я шел сюда в поисках работы. Пришел сюда, в город Ивангород (приграничный с Эстонии город, расположенный на другой стороне реки Наровы, - примечание И.В.). «На работу, - сказали мне, - всё, пожалуйста.» Но когда я пришел туда в общежитие, ребята мне и говорят там: «Не ходи! Иди через мост, в Эстонию.» А в России за опоздание на работу на 20 минут 6,25 давали (шесть месяцев 25 процентов с зарплаты у тебя, значит, за это дело высчитывалось). Вот ребята сказали: «Не ходи, да и уходи отсюда!» Я пришел на Кренгольм (текстильный комбинат «Кренгольмская мануфактура». - Примечание И.В.). На любую работу там меня предлагают взять, а жилья — все равно нету. Так оказался я в городе Кохтла-Ярве. Приехал и пошел на шахту Кява работать. На Кява то же самое было: пожалуйста, на любую работу, а жилья, значит, нету. А когда пошел устраиваться на СПК, на соанцеперерабатывающий комбинат имени Ленина, там меня сразу приняли. Был такой Симут — начальник отдела кадров сланцеперерабатывающего комбината. Тот меня оформил на работу, дал направление в общежитие. В общежитие пришел — мне дали кровать, постельные принадлежности, матрацы, одеяло, подушку и тумбочку, куда кусок хлеба положить. Вот и все, что мне дали. И так начал я там работать. А работать как? Был такой начальник Кохтла-Ярвеской милиции капитан Осипенко. И вот я пришел к нему. И он сказал в отношении меня: «Прописать как военнослужащего!» И с тех пор меня никто не трогал. Вот капитан Осипенко был.
| Интервью и лит.обработка: | И. Вершинин |
