8165
Гражданские

Андреева (Ворона) Клавдия Семеновна

Я родилась в 1937 года в селе Маразлеевка ныне Белгород-Днестровского района Одесской области, а в ту пору эта территория входила в состав Королевской Румынии. Нас в семье было всего двое детей – я 1937 г.р. и моя младшая сестра Анна– 43-го.

Как жилось при румынах?

Была большая бедность, но я бы сказала, что народ жил своей размеренной жизнью. Наши места на редкость многонациональные, но люди всегда жили очень дружно и мирно. И по маминой и папиной линии я молдаванка, но в семье никогда по-молдавски не говорили, только на местном суржике: смеси украинского, молдавского и русского языков, ведь у нас в селе большинство было украинцев. Люди у нас всегда называли себя бессарабцами, и с румынами не было никакого противостояния, но вот власть недолюбливали. И потому что жили бедно, и за палочную дисциплину в школе, и потому что не было возможностей дать детям полноценное образование, ведь за него нужно было платить большие деньги, поэтому все с нетерпением ждали возвращения русских.

Какие у вас остались воспоминания о войне?

Мне хоть и было всего четыре годика, но я помню, как в 41-м появились немцы. Наш дом несколько выделялся среди других, поэтому они встали к нам на постой. Не могу сказать, что они были злые. Да, не спрашивая разрешения забирали продукты, но в целом никого не трогали, даже шоколадом нас угощали. Правда, однажды моя мама посмела как-то выразить свое возмущение, что они заняли половину дома, так один немец в ответ на это как ударил ногой в дверь, и папа ее сразу осадил… Помню, что проходили через нашу деревню и итальянцы-кавалеристы. У нас было две лошади, так одну из них они забрали, а вместо нее оставили раненую.

А в 42-м году папу призвали в румынскую армию. Не только его, но и многих мужчин из деревни, в том числе и маминого брата. До сих пор не знаю подробностей этой истории, но где-то на фронте, видимо, что-то случилось и они поняли, что нужно удирать домой. Все сбежали и папа с маминым братом вернулись домой. Страшно худые, оборванные… Неизвестно, чем бы это могло закончиться, но в той ситуации их спасли знакомые немцы. У нас ведь в округе были поселения немецких колонистов, и, например, совсем рядом с нашим селом, всего в полутора километрах, фактически мы одно целое, располагалось именно такое немецкое поселение - Мансбург. Эти немецкие поселения были более зажиточные, поэтому очень многие люди работали в их хозяйствах. Например, мама моя работала на кухне в одной семье, и они к ней относились, как к дочке. И когда фашисты заставили их уехать в Германию, то, уезжая, они подарили маме какие-то вещи и мебель.

А с отцом моей двоюродной сестры вышла такая история. Когда в 40-м году его жена умерла, то он решил переехать жить в немецкую деревню Романовку, потому что там у него было много друзей. А во время войны он каким-то образом оказался старостой в деревне под Николаевом и за это после войны его арестовали и дали срок. Но он нам потом рассказывал, что просто по глупости следовал за друзьями, поэтому так и вляпался.

В вашей деревне жили евреи?

Именно у нас евреев не было совсем, но зато их очень много жило в Белгород-Днестровске. Что с ними случилось в войну, не знаю, но уже потом я слышала, что там некоторые горожане всю оккупацию прятали их у себя. У моих родителей был знакомый хирург как раз из Белгород-Днестровска, который всю войну служил в Красной Армии и остался жив, а вот вся его семья, все до единого погибли во время оккупации…

И очень хорошо помню 44-й год, как немцы отступали через наше село. Если в 41-м в них прямо чувствовался победный кураж, то на обратном пути их уже было не узнать: такие оборванные, несчастные, завшивленные и неагрессивные, что даже становилось их жаль… Помню, это было как раз перед пасхой, мама напекла для нас куличей, и попрятала их под кровати и шкафы. И немцы, когда заходили в дом, то, конечно, чувствовали запахи, а найти их не могли. В этом плане немцы оказались на удивление бесхитростными. Вот румыны совсем другое дело, те нашли бы и под землей…

Еще такой эпизод. Когда весной 44-го уже шли бои за Одессу, то рядом с нашим селом упал и сгорел советский самолет. Останки летчика похоронили на нашем кладбище, причем что получилось. Православного священника по какой-то причине не оказалось, и тогда провести службу люди пригласили католического из Мансбурга. А уже после войны приехали родственники этого летчика и забрали его прах на родину.

Ясно помню и день, когда нас освободили. Через дорогу от нас стоял хороший дом, и однажды утром смотрим, а возле него стоят мотоциклы Красной Армии, и стремительно бегущая девушка. Люди говорили потом, что это разведчица. Все односельчане были очень рады, что вернулись русские, но вот когда началась коллективизация, тут уже пошло большое возмущение… Но у нас же был такой край, что власть очень часто менялась, поэтому люди были приучены приспосабливаться к обстоятельствам и громко свое возмущение не высказывать.

Когда же во время голода 1946-47-х годов умерло много людей, тут уже возмущению не было предела… Например, один эпизод вызвал просто всеобщее возмущение. У нас кукурузу сажают так. Сразу несколько семян, а потом смотрят, какой из стеблей сильнее, его оставляли, а другие убирали, и эта масса шла на корм скоту. Так вы себе только представьте, в ту тяжелейшую пору, когда люди буквально умирали с голоду, у нас за «хищение» этой вялой зеленой массы арестовали трех женщин и устроили над ними показательный суд. А ведь у одной из них был грудной ребенок… Это было настолько ужасно, что тогда люди добрым словом вспоминали румын… А моя бабушка даже сказала так: «Мы же вас так ждали, а это пришли не русские, а какие-то дьяволы…» Поэтому когда умер Сталин, то у нас никто не говорил «Сталин умер», только «Сталин подох!» и крестились… А одна моя тетя, когда видела в учебниках фотографии Ленина и Сталина говорила так: «Это же дьяволы, как вы этого не видите?!»

И еще помню один случай, после которого вся деревня была просто в ужасе. О нем нам рассказали офицеры, которые жили в нашем доме. С ними у родителей сложились хорошие отношения, поэтому они позволяли себе вести весьма доверительные беседы. И вот эти офицеры рассказали, что у них в части, которая стояла по соседству с нашим селом, расстреляли «сына полка», т.е. фактически подростка… Так не так не знаю, но вроде бы только за то, что по национальности он был калмык. И эти военные сами признавались, что у них рука не поднималась на этого паренька, но приказ есть приказ…

Жительница Одесской области Андреева Клавдия Семеновна

Но ведь и к нам самим в ту пору у власти не было полного доверия. Например, в первые годы после войны многие ребята из нашего села хотели поступать в военные училища, а их не принимали, и люди говорили, что нам просто не доверяют…

Вашего отца в Красную Армию не призывали?

Призвали, и он дошел до Берлина. Мой муж даже помнит, что он был награжден двумя медалями «За отвагу», «За взятие Берлина» и «За победу над Германией». Но сразу после войны люди больше думали, как им заработать кусок хлеба, а к наградам было совсем другое отношение, нежели сейчас. Их не считали особенной ценностью, и я помню как мама давала папины медали вместо игрушек моей сестре.

Папа служил санитаром, и рассказывал, что бои были страшные и людей не щадили совершенно… Пули так и свистели кругом, а их гнали и гнали вперед… И вообще, по его словам, очень многие новобранцы погибали, потому что их, совершенно неподготовленных и необученных, бросали сразу в пекло… Но вот его самого даже не ранило, хотя у нас очень многие односельчане погибли… Погибли, например, старшие мамины племянники – мои двоюродные братья. (По данным ОБД-Мемориал стрелок 320-й стрелковой дивизии красноармеец Кононюк Степан Степанович 1919 г.р. уроженец села Демидовка Аккерманского района Измаильской области погиб 31.10.1944 года при освобождении венгерского города Кечкемет – прим.Н.Ч.)

И особенно мне запомнилось, что папа никак не мог понять, зачем это Гитлеру понадобилось на нас нападать… Зачем им, таким богатым вздумалось напасть на нищих и поломать себе при этом хребет…

При слове война, что сразу вспоминается?

Когда советские солдаты въехали на мотоциклах в наше село. И, конечно, возвращение отца. Как такового праздника Победы я не помню, а вот его возвращение как сейчас перед глазами стоит… Он вернулся осенью. Приехал ночью и я проснулась оттого, что мама кричала от радости… Ведь у нас в деревне всего несколько человек вернулось, да и те калеки…

Интервью и лит.обработка:Н. Чобану

Рекомендуем

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus