4140
Гражданские

Барятинский Георгий Александрович

Я родился 2 января 1928 года на Украине, в городе Золотоноши. Мой отец был кадровым военным, майором. В начале 1930 года семья переехала в Одессу, где папа демобилизовался и начал работать преподавателем. Отец, Александр Викторович, 1898 года рождения, был еще царским офицером, дворянского рода, в свое время окончил юнкерское училище. Воевал в Первую Мировую войну. Участвовал в Гражданской войне на стороне красных. Был лично знаком с Ворошиловым и Буденным. Немного слышал о Жукове. Но в большинстве своем старался не рассказывать о собственной жизни.

В Одессе я пошел в школу, окончил семь классов. 22 июня 1941 года началась война с Германией. Узнали об этом страшно. Наш дом стоял в закрытом дворе. Внезапно ночью началась стрельба. Где-то после четырех часов утра. В основном корабельные зенитки били по вражеским самолетам. Затем пошла бомбежка. Вскоре все стихло, после чего днем объявили по радио о нападении Гитлера на Советский Союз. Это был воскресный день, и мы, одесситы, еще не придали серьезного значения новостям. Вечером молодежь, как обычно, собралась в парке на Французском бульваре. На гуляния. И тут налетели немецкие самолеты. Пули начали прошивать толпу. Кое-как сбежал. На следующий день отец забрал нас с квартиры. Он был преподавателем Одесского военно-пехотного училища имени Климента Ефремовича Ворошилова, и одновременно заведующим военной кафедрой Одесского института технологии зерна и муки, расположенного на улице Свердлова, в доме 112. Поселил нас в общежитии этого института. Рядом располагалось бомбоубежище. Когда перевозил на новое место, то мы проходили через Французский бульвар. И он мне говорил ни в коем случае не смотреть налево. Там лежали неубранные трупы. Молодежь. Огромное количество убитых людей. Страшно.

Буквально через день отец приезжает к нам на новое жилье и говорит, что его мобилизуют. Уехал, через неделю приезжает верхом на лошади. Стал командиром 241-го стрелкового полка 95-й Молдавской стрелковой дивизии. Одновременно папу назначили начальником 4-го укрепрайона Одессы. Начались военные дни. Через сутки объявляли воздушную тревогу. Налеты авиации.

Рядом с общежитием стоял дом. Ночью немецкие самолеты пошли на бомбежку, один из них сбили. После каждого налета мы ходили проверять, не попала ли рядом бомба. И увидели в соседнем доме только фюзеляж немецкого самолета – все остальное находилось в здании. Спикировал прямо на жилое строение. Потом пошли сплошные бомбежки. Отец сказал матери: «Вы собираетесь и уезжаете». Подогнали машину и посадили нас. Дальше стали останавливать на пропускных пунктах. В неразберихе я сбежал. И с отцом пробыл до октября 1941 года.

Оборона Одессы врезалась мне в память чередой очень страшных событий. Объявляли по секторам, где проходит обстрел и бомбежки. Румыны с немцами окружили нас. Однажды отец ездил по своему участку обороны, и внезапно мы увидели, как немецкие самолеты стоят в поле и заправляются. Солдаты моментально вышли из машины и обстреляли их. Пошла сильная перестрелка. Мы сели в автомобиль и быстро уехали. После этого туда посылали штурмовую группу.

Но с каждым днем обороны становилось все тяжелее и тяжелее. Артобстрелы. Налеты. Хорошо помню генерала Ивана Ефимовича Петрова. Стоит сейчас перед глазами. В очках. Коренастый. Симпатичный и стройный командир. Старый офицер, еще царской закалки.

Потом меня посадили с какой-то семьей на корабль и отправили в тыл. Плыли через Черное, затем через Азовское моря. Проходили Ростов-на-Дону. Слышали стрельбу со стороны немцев в ночное время. Дошли почти до Мичуринска, где нас посадили в эшелон и отвезли на Саратов. Я думал, что моя семья там находится. На пересыльный пункт привезли, и оттуда отправили к матери. Начал жить с мамой и братом. Сначала немножко побыли в Саратове, потом перебрались в Энгельс. Мама стала трудиться в госпитале. Меня с братом брала с собой скатывать бинты, которые санитарки стирали от крови раненых. Соревновались с братом, кто больше скатает.

Затем в 1942 году я устроился учеником повара в столовую харьковского отдела НКВД, эвакуированного в тыл. До февраля 1943 года там был. Ежедневно слышали сводки о ситуации на фронте. Тогда все еще называли много городов, оставленных нашими войсками. На сердце было тяжело. Раньше, когда шли бои под Москвой такие печальные новости особенно сильно воспринимались. Воспряли духом только тогда, когда услышали о параде 7 ноября 1941 года на Красной площади. Радость – это не то слово. Сильнейший подъем был.

Сталкивался и со случаями мародерства. Тогда это было очень редко, но происходило. Зимой 1942/1943 годов меня на подкормку отправили в колхоз на работы. Вернулся – госпиталь вместе с матерью и братом ушел в новое место. Остался один. Это был февраль 1943 года. Проболтался, проболтался. Решил, что таким темпом скоро стану бандитом. Есть нечего, и настроение стало паршивым. Мог за кусок хлеба убить. С ножом ходил. Страшно.

Пришел в военкомат. Попросил военкома направить меня в суворовское училище. Он мне объяснил: «Сынок, ты опоздал. Но я тебе помогу. Приходи через два дня». Появился по его приказу. Меня встретил здоровый-здоровый старшина. На петлицах треугольники. Здоровяк меня увидел, спрашивает подошедшего военкома: «Это он?» Тот кивнул. Меня взял за руку старшина и повел за собой.

Началась моя служба. С марта 1943 года по начало 1945-го находился в хозяйственной части 1-го Ленинградского Краснознаменного артиллерийского училища имени Красного Октября. Занимался всем, чем угодно. Разгружал вагоны. Строевой подготовкой. Потом получилось так, что помкомвзвода стал своевольничать. Приказывал солдатам: «Сегодня ты мне подшиваешь воротничок, завтра портянки стираешь и прочее». И мне тоже решил дать такие задания. Я отказался. Наотрез. Пошли на чердак. Там собирали взвод, сажали вокруг и наказывали провинившегося солдата.

Ну, я был увертливый. Улица научила. От удара помкомвзвода увернулся и сам ударил того в промежность. Противник согнулся, я его взял на колено. И сказал: «Еще увижу, что такое дело продолжается, то убью!» Меня взяли и посадили на гауптвахту. Помкомвзвода нажаловался.

Училище топили печками. Поэтому во время ареста провинившихся отправляли заготавливать дрова. Я поехал с одним парнем. Переезжали через рукав Волги, по льду. Течение подмыло середину льда. Мы провалились. Лошадь ударила копытом, и я оказался в воде. Потом вылез, побежал навстречу своему товарищу, перебравшемуся на тот берег. Дальше ничего не помню.

Очнулся, когда везли в часть. Это произошло в 1945 году. Оглох. Демобилизовали. Приехал в Одессу. Апрель. Куда я мог деться. Родственников нет. Квартиру наши заняли чужие люди. Вещи растащены. Пришел в институт, которым руководил друг отца. Он меня определил на подготовительные курсы. Для того, чтобы жить, работал. Здесь узнал подробности смерти отца. 15 октября 1941 года он был тяжело ранен в голову. Когда его привезли в госпиталь, папа попросил об одном: «Я так устал, дайте мне ночь переночевать, а утром делайте со мной, что хотите». И умер. Был награжден медалью «За отвагу».

Я стал работать на стройке: восстанавливал разрушенный институт и одновременно занимался. День Победы до сих пор не могу забыть. Это было что-то невероятное. В Одессе здание института располагалось неподалеку от порта. Вдруг 8 мая пошла стрельба. Ночью. Ребята всполошились, что такое. В гавани стояли английские корабли, их матросы стреляли. Мы стали узнавать, в чем же дело. Прибегают советские солдаты и кричат: «Победа!» Уже утром собрались идти на Привоз. А там ряды огромнейшие с вином и капустой стояли. Разными разностями. Набрали огромное количество всего. На крыше институтского общежития сидели и праздновали Победу. У нас была «мать», комендант общежития. Жесткая женщина, фронтовичка. Плакала вместе с нами. Один парень, у которого не было ноги, Яков, вспоминал бои. В период освобождения Одессы, когда их десантировали, он поплыл к берегу, и взрывом морской мины ему оторвало ногу. Хороший парень.

Вскоре мой слух пришел в норму. И тут пришла повестка. Призыв в армию. Что делать? А я знал, что у меня в Москве живет дядька, еще до войны поселившийся там. Поехал его искать, так как приблизительно знал место нахождения родственника. Приехал, и нашел его. Начал советоваться. У дядьки знакомым оказался начальник штаба одной воинской части. Меня взяли туда. Начал служить, и демобилизовался только в 1965 году, в звании старшего лейтенанта.

Поначалу был в ракетных войсках. Служил секретарем политотдела, начальником секретного отдела ракетного училища. Когда благодаря Хрущеву его расформировали, то меня перевели в штаб 11-й гвардейской армии. Снова в секретный отдел. Потом предложили поехать поплавать. На пять месяцев. Отправился. Куба, Бермудские острова, Доминиканская республика. Как раз американский 6-й флот проводил свои учения. Мы за ними следили. Однажды к нам приблизился сторожевик и попытался сделать досмотр. Уже даже на абордаж брали наш корабль. А у меня секретные документы. Сейф зацепил и держал на корме. В случае чего я нажимаю кнопку и прыгаю вместе с сейфом в океан.

Радист открытым текстом передает: «Нас пытаются досмотреть». И тут рядом, неподалеку, всплывает наша атомная подлодка. Как будто выпрыгнул кит. Сначала все услышали гул, затем поднимается рубка и часть верхней палубы. Люк отброшен, выходит из него зенитка. Прицел на американский сторожевик. Американцы перепугались, сразу десантники от нас отвалили. Бежали так быстро, что шлюпку поймали на ходу, зацепили, втащили на борт и ушли. Советская мощь воочию. На душе что-то невообразимое.

Подлодка скрылась в глубинах. Мы продолжили свое плавание. Я подружился с одним парнем. И он предложил в отпуск поехать в Морское под Судаком. Проехали по крымскому побережью. Отдохнули, назад едем, а у меня жена окончила Одесский технологический институт. Остановились хлеб взять возле хлебозавода. Зашли, я возьми и скажи, что моя жена инженер хлебной промышленности. Она тогда работала в облисполкоме. Ее тут же пригласили на работу. У меня зародилась мысль так сделать. Мне на месте написали вызов. Приехал в Калининград, где жил в трехкомнатной квартире с садом. Жена сразу же захотела в Крым. Заканчивал службу через прокуратуру округа. Пока сдал все дела, их было огромное количество, только в конце августа 1965 года демобилизовался и поехал в Крым с семьей. К другу, его мать жила в Старом Крыму. Сначала в Феодосии жили, поменялись квартирами. Приехал прописаться в Судаке, пришел к начальнику милиции. И он мне предложил поработать у них до пенсии. Стал милиционером. Потом перешел в ГАИ. В Калининграде окончил университет марксизма-ленинизма с экономическим уклоном. Тут нужно техническое образование. Пошел учиться в институт. Выучился. Трудился с 1966 года по 1980-й в Госавтоинспекции. Как демобилизовался, то стал работать начальником автохозяйства Дома отдыха «Судак», потом в совхозе механиком. Был председателем контрольной комиссии райкома партии. Распад СССР. Я перешел поработать в Совет ветеранов, заместителем председателя. И по сей день хожу туда три раза в неделю. Возраст уже противный, нехороший. Иногда идешь, ноги ватные, не хочется даже двигаться. Но надо, потому что знаешь, что люди обязательно придут и необходимо помочь им.

Интервью и лит. обработка: Ю. Трифонов

Рекомендуем

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!