Красанова Валентина Васильевна, родилась 8 октября 1936 года в деревне Замошье Ленинградской области.
Когда началась война, мне шел пятый год и вся наша семья жили в Лучинской Горке (на месте нашей деревни теперь стоит глиноземный комбинат г.Пикалево). Отца, Василия Николаевича Красанова, призвали в августе 1941 года, а в сентябре мы уже получили на него похоронку. Воевал он в пехоте на Карельском фронте у Петрозаводска. Осталось у мамы нас четверо дочерей: старшая - Катя (1924 г.р.), Лизонька (1927 г.р.), Нина (1930 г.р.) и я.
В конце октября 1941 года, когда немцы подошли к Тихвину, мы бежали в дер.Замошье к бабушке, расположенную в 10 километрах от нас. А ближе к зиме уже дело было. Меня везли на санках в корзинке, я выпала из этой корзинки, и, как рассказывали - я реву сижу, а они бегут с этими санками. После войны вспоминали, все смеялись. С падением Тихвина была перерезана последняя железная дорога, по которой к Ладожскому озеру подвозили грузы для осажденного Ленинграда. Поэтому немцев откинули от Тихвина очень быстро, и мы оставались в Замошье недолго - летом 1942 года мы уже вернулись в свой дом. Пока оставались в Замошье, мама каждый день ходила Лучинскую Горку навещать дом. Немцы продолжали бомбить цементный завод, расположенный в Пикалево, и мама очень боялась, что в результате бомбежек пострадает дом, и мы останемся без крова. Однажды вернулась и рассказывает: "Замок сорван - целая изба раненных. Один красноармеец мешает колом в печке, прямо ссыпает печка. Я к нему подошла "Родный, дом-то мне не сожги!" А он махнул рукой, мол, какой дом, когда вокруг все так идет кувырком…".
Когда вернулись в Лучинскую Горку все окна у нас были заклеены, чтобы стекла не разбились при бомбежке. Однажды немец прорвался, и мама нас как всех схватит Лизоньку, Нину и меня и за печку и сказала: "Помирать-то так всем сразу, чтобы не мучился никто!". Не хотела она нас одних оставлять.
Как обстояли дела с продуктами, что вы ели?
В начале войны на детей давали 125 грамм хлеба и сколько-то взрослым, потом, когда блокада под Ленинградом замкнулась, и эти граммы отменили. Жили мы впроголодь. У сестер ноги были опухшие, как бревна. Ели мы, что намелем в жернове - два больших круга, насечка металлическая и ручка, принесенном от Ларионовых. Два круга друг на друга ложились, в серединку что-нибудь сыпалось. Мох мололи - ели, трубки (такие дудочки засыхавшие) мололи - ели. Как только весна начиналась, так босиком бежали в лес: пестоши (хвощ), заячью капусту - всего там налопаешься и вроде ничего. А как черемуха зацветала, так мама эти кисточки-цветочки в молоко добавит и в печку. Я только недавно поняла, что все-таки мы это ели лекарства - черемуху в молоке…Еще мама щи варила. Я их "вылоглазыми" называла, оттого что они безо всего были - только крошево из капустных листьев: вода, да капуста. Картошки не хватало - у нас хоть 18 соток был огород, а толку-то что? Так вот и жили, тяжело жили. Единственное что нас, наверное, спасло - это Басулька.
Кто это, Басулька?
Была у нас такая коровушка - Басуля. Я как Христа ждала, когда Басулька отелется, чтоб хоть молочка попить. Потом все мама говорила, что выжили мы только благодаря Басули.
Чем занимались Ваша мама, сестры?
Одно время мама ходила двухметровые дрова грузить в эшелоны. Она уходила очень рано, возвращалась очень поздно, а мне так хотелось полежать с мамой рядышком, прижавшись калачиком, в тепле... Мама придет, у нее фартук заледенелый шумит "шир-шир, шир-шир".
В доме у нас холодно было: дров взять было неоткуда. Лизонька окончила скорые курсы пилостава и одно время работала на пилораме. Ее подружка Маша загоняла доски, а Лизонька пилы точила. Снимут пилы, другие оденут, а старые снятые Лиза точит. Так они и работали. Однажды ночью "стук-стук" в дверь. Мама соскочила бегом "Это Лизонька, ведь!", побежала к двери. Оказалось точно, а у Лизы такой огромный кляч на спине, не знаю, как она его на себе перла. Мама давай этот кляч сразу же пилить, потому что страшно было - нужно было напилить, наколоть, сжечь и все. Мама пилила и ругалась "Лиза, ну зачем ты это? Не трогай больше, не делай!".
Когда мама работала в совхозе, эвакуированном из Луги ей кисель из овса давали, белый такой, холодный, еще и с маслицем. А она его сама не съедает - нам принесет. Ууу, вкуснотища. Принесет, а я бегаю вокруг стола с ложкой, как бы не опоздать. А хлеб как?.. Нарежет мама хлебцы - такие маленькие кусочки сантиметра 3 на 4. Катя, старшая, сидит, потом Лиза - вторая, третья Нина и я. Я свой кусок сразу в рот (что я там, в 6-7 лет понимала? - мне есть давай, да и все). А мама Кате кусочек подвинет, чтобы она ела, поскольку работает, а Катя обратно кусок отодвигает. И вот как этот кусок двигают, так и моя голова: туда - сюда, сюда - туда. "Когда же это кончится? - думаю, - вот бы он мне в рот попал…".
Полегче стало, когда к нам эвакуировали завод по ремонту самолетов и Катя, ей тогда 18-19 лет было, пошла работать. Лизу поначалу не брали из-за возраста, ей тогда было всего лет 14-15 лет, но дядя Коля (муж маминой сестры) как-то сумел их вместе с подружкой Машей Быстровой пристроить промывать запчасти для самолетов в бензине. Целый день по локоть в холодном бензине…И вот тогда-то нам, точнее сестрам, стали давать паек: небольшой кусочек сала, сухую картошку и американские консервы. Потом, когда перестройка началась и к нам поступала гуманитарная помощь, я увидела такие же консервы и у мамы спрашиваю "Ты помнишь?" - "Как же не помнить-то?". И вот мама даст нам маленько сухой картошки, я - раз и в рот, сижу на печке. А Нинка, хитрая, по одной ест и дразнит:
- Я-то ем-ем, а Валька-то поглядывает! Я-то ем-ем, а Валька-то поглядывает!
Мне так охота у нее отнять, смотрю на нее, смотрю и зареву:
- Мама! Нинка дразнит меня!
Мама отвечает:
- А я сейчас как возьму ремень, да два раза по Нинке и раз по Вальке!
Нина:
- Ааа, мама! Почему Вальке так один раз, а мне два?
- Да потому что ты старше!
В общем, и смешно было, и все было. Смех рождался независимо от того, хочешь ты есть или нет.
 |
Василий Красанов со старшими дочерьми - Катей и Лизой до войны |
Школы работали?
А как же. В 1943 году я пошла в первый класс. Все как на подбор с тряпками на головах. Вшей было - тьма. Разденешь, было, рубаху - они в швах сидят. В швах-то ладно, их можно убить, а тех, что в голове я боялась. Мама возьмет горячую заслонку от печки сажей кверху, ручкой вниз. Берет меня за волосы - я не иду, реву, и начинает чесать гребнем. Это что-то: вши трещали на горячей заслонке, и мама их ногтем шелк-щелк. Я кричу "Мама она туда полезла, эта вот уходит!.".. А перед школой так Полетань покупали - препарат от вшей: голову намажешь, тряпкой замотаешь и ходишь целый день - воображаешь, и все так ходили - у всех вши были, то ли от голода, то ли еще от чего. Даже после войны еще пару лет были, года до 1947-го, когда отменили карточки на хлеб.
После школы, когда уже пекарня начала работать (у нас в Пикалево своя пекарня была - перед нашими окнами, через поле перейти) мы, ребятишки, шли за хлебом. Очереди выстраивались такие длинные страшные. Прибежим мы с голыми ногами, а мужики по нашим ногам сапогами ходят, топчут. Мы кричим, но стоим - знаем, что надо купить эту буханку хлеба.
К Вам эвакуировали из Ленинграда?
Никого. У нас же рядом немцы были.
Как для Вас закончилась война?
Мы спим, слышим, кто-то колотит в двери: "Открывайте!" кричат. У Нинки в деревне была подружка - Валя Капралова, а у них жил Левинсон из гарнизона, у которого было радио. И по этому радио сообщили, что кончилась война. И вот Валька стучит в двери, кричит "Тетя Маня, тетя Маня, война кончилась!" Мы как все соскочили, ничего не понимаем, я туда-сюда ношусь как вьюн. "Кончилась война, тетя Маня!". Ну, тут плач, слезы... Наутро мы пошли на Горку (почему так и называлась деревня - Лучинская горка), у этой горки вся деревня собралась, кто плачет, кто смеется. Конечно, маме было не до смеха, потому что папке уже не вернуться, и мы тоже это знали. Мама плачет и мы плакали. Но у всех такая была радость. Я это хорошо помню. Мы даже в школу не ходили - Татьяна Степановна нас не брала учиться в тот день.
Много из Вашей деревни не вернулось с войны?
Очень много. Деревня была большая. А вернулось мужчин с десяток. Помню идешь по деревне - эта безотцовщина, эта безотцовщина, этот безотцовщина… Все мы были безотцовщины тогда.
Как сложились судьбы Ваших сестер, Ваша?
Катя вернулась в 1944 году, работала. Женихов-то не было, вышла замуж за сватавшегося к ней пришедшего с армии Лешку Кабалева. Нина тоже замуж вышла.
Лизонька в 25 лет умерла от саркомы. Думаю, сказался удар, который она получила при перегоне табуна лошадей, когда Лужский совхоз приехал. Такая тихоня была "Нашел - молчит, и потерял - молчит", ее все любили. Мама очень тяжело перенесла ее смерть, ходила молча и все плакала.
Я в 1965 году приехала в Кириши, перевезла с собой маму, стала работать на ГРЭС. Вначале аппаратчиком, затем начальником смены химцеха. На пенсию вышла в должности инженера 2-й категории химцеха.
Что для Вас было самое страшное на войне?
Голод, холод и как Нинка заболела неизвестно чем. Поведет по волосам - волосы в руке остаются. Я к ней подходить боюсь. Она пить просит - а мне страшно. Слава Богу, это оказался не тиф. Хоть и болела очень долго, но Нина поправилась.
Ох, как это страшно все было. Сейчас такой войны не будет. Если война и начнется, то совсем другая - быстрая... Хорошо когда раз и нету.
| Интервью и лит.обработка: | Р. Белоусова |
