17259
Гражданские

Леонтьева Агнесса Федоровна

 Агнесса Федоровна Леонтьева - жительница станционного поселка Молосковицы (Волосовский район Ленинградской области), 1926 года рождения.

- Родилась я под Гдовом, у Чудского озера, но нашу семью переселили из Причудья вглубь области, потому что мы эстонцы, обрусевшие, правда. Эстон-цам не разрешалась жить в пограничной зоне. Деда моего звали Август, сестра моя была Эльза, другая - Лейда, братья Альберт и Арнольд. Но пишусь я рус-ская. Некоторые слова по-эстонски я знаю, понимаю, а говорить не могу.

- И куда вас выселили?

- Мы попали в деревню Лопец, это нынче Волосовский район на границе с Кингисеппским. Лопец до войны был большой деревней, даже школа у нас на-чальная была. В среднюю школу наши ходили в Ивановское, это 8 километров через деревню Забелье, дорога раньше такая хорошая была, а теперь все пропа-ло. Наша школа сгорела вместе с деревней в 1943 году. А в 1941 году она уце-лела, потом там люди жили при немцах. И школа даже работала при немцах, учительницу нашу звали Александра Евсеевна, учебники у нас были. Мне в 1941 году надо было идти в 3-й класс, мне было 11 лет, потому что пошла в школу я с 9 лет. Семья была большая, шестеро детей, мама в колхозе, папа нас бросил в 1939 году, вот я и задержалась с учением.

- Много народу в Лопце жило?

- 42 дома было. У кого двое-трое детей, вот у Барановых, наших соседей напротив, было трое детей, он - председатель сельсовета, она не работала, хо-зяйка была. А где старики одни - дедка с бабкой,. У нашего дома елка была, помню, как она шумела. У нас Троица всегда праздновалась - это же престоль-ный праздник, березами все калитки обкладывались, даже священник к нам приезжал из Ястребина. Там теперь тоже церковь разрушена.

- А постройки мызы Гейденрейха до войны целые были?

- Да, мы пользовались ими. Там был у нас свинарник, два скотных двора, две конюшни. И барский дом был большой, рядом - амбар большой двухэтаж-ный, помещались ясли и контора колхоза. Тут неподалеку был колодец, а тут была конюшня. А вторая конюшня поодаль стояла, и школа там недалеко была. А у школы пруд, и караси у нас там велись. Колхоз до войны у нас был богатый. До войны в Лопце было полно дачников из Ленинграда, там на речке сделали запруду и купались. Еще неподалеку Красный Токарь был, хутор. Мельница там эстонская стояла, от нее сейчас стена осталась. Озеро там большое было с клю-чами, при мельнице шлюзы были, из озера текла вода в речку, на шлюзах нака-пливалась. Мы при немцах муку мололи, которая еще с 1941 года осталась, кол-хозный хлеб, его разделили по сельчанам. Там одноногий дед мельником был - эстонец дядя Рудя Камбур с дочкой Элеонорой. А еще у нас там были метизные цех, столярный цех, разные игрушечки делали, рюмочки, пуговички деревян-ные, комоды, матрасы набивали.

- Возле Лопца сильные бои были?

- Когда наши отступали - нет, бои были дальше, где Мануйлово, Иванов-ское. А на нашем огороде советский летчик был похоронен - в 1941 году был воздушный бой, у нас в каких-то 10 метрах в гряды самолет упал. Летчик на па-рашюте падал, кричал: «Спасите!», а где ж спасешь. Он летел низко, видно, па-рашют зацепился, и его откинуло так, он весь в ремнях был, когда стали пули разрываться, пулеметы у немцев такие были, ему попало сюда, в висок, так моз-ги и вышли. Потом немцы пришли - довольно тихо. Мне мама при немцах год сбавила, чтобы в Германию не угнали, так в этой справке и осталось, а справки, выданные немецкими войсками, признавались советской властью после войны. Так что я лишний год до пенсии работала. А старшая сестра моя Эльза 2 месяца после прихода немцев пряталась в стогу, ей говорили, что немцы ловят молодых девушек и грудь у них отрезают. Потом она была угнана в Германию, у немец-кой хозяйки батрачила. Потом вернулась, но ей не разрешили жить здесь, пото-му что была в Германии. Она уехала в Эстонию.

- Когда была сожжена деревня?

- 13 декабря 1943 года. Наша молодежь, 15-16 летние мальчики, все ушли в партизаны. А староста был из Городни, это соседняя с нами деревня, он дока-зал, что это они. И стали караулить. Укараулить не смогли, а кто-то доложил, что были. Мы вообще немцев в войну почти не видели. Видели, когда они прие-хали в 41-м, заняли деревню, потом уехали, больше мы их и не встречали. А вот русские языки длинные - поэтому немцы приехали в захолустье и все сожгли подряд. И Лопец, и Выползово, и Домашево, и Худачево, и Городню, откуда староста, весь куст сожгли.

- Значит, и староста без жилья остался?

- Ненадолго. Денег у него была куча, он в Молосковицах купил дом, сра-зу, как наши пришли, корову купил, сыновья его из Ленинграда приезжали, по-том уже он скончался. Откуда эти деньги - кто знает, может, немцы оставили марки, а потом же деньги меняли.

- И он даже не сидел после войны?

- Нет, вот все и удивлялись, что никаких мер не приняли к нему. Его Мопсом прозвали, все говорили: «О, Мопс-то как живет хорошо»… Когда нас сожгли, всех погнали в деревню Выползово, мы там ночевали стоя, набились по избам так, что лечь негде было. Утром в 7 часов смотрим - Соловьева Горка го-рит, это бывшая мыза возле Выползова. А потом и Выползово сгорело. Большая деревня была, больше нашей, у них был магазин, пекарня была. А Беседу не тронули, хотя тоже недалеко. Нас потом через Сумск погнали в Яблоницы. В Каложицах ночевали на скотном дворе, зарывшись в солому. Потом нас погнали в Волгово, мы там недолго жили. Это большая финская деревня была, вся пус-тая, всех жителей увезли в Финляндию. У немцев там была ферма, мы там рабо-тали. Маму и других женщин гоняли чистить снег с дороги на Горки и на Хюль-гюзи. Перед самым освобождением нас пригнали в Волосово, там на известко-вом заводе концлагерь был, в бараках жили, оттуда нас и освободили. Обратно шли через Ямки, потом дошли до Молосковиц, там и остановились. Там жила знакомая учительница, у нее мы остановились переночевать, а потом и жить ос-тались. Маму взяли работать на железную дорогу.

- Это было уже в 1944-м году?

- Да, в конце января, очень холодно было. В Молосковицах была Белая кирха. Мы с мамой туда ходили во время войны, там немцы службу вели, а на-ши солдаты расположились внутри, они отапливались, так и сгорела кирха.

- Вы после войны бывали в Лопце?

- Очень редко. Как-то зять из Белоруссии на машине приезжал, и мы по-ехали в Лопец. Но там такая трава была на мызе, зять-то высокий, он идет, руки поднял, и дорогу как бы собой делал, а мы с сыном моим сзади шли. Я не могу смотреть на это, я рыдаю. Умерла наша деревня.

- А почему после войны не стали заселять эту деревню?

- После войны там многие поселились, но не как в деревне, а как в рабо-чем поселке, временно. Амбар барский после войны был даже отделан, люди там жили, когда совхозы образовались после войны, и на нашем печище был дом поставлен 4-квартирный, но деревянный. И сейчас на нашем печище стоит большой дачный дом. А потом все раскурочили, как у нас бывает. Вон в Моло-сковицах тоже, видали - магазины стоят брошенные. А если брошенное, то один пришел - колышек взял, другой пришел - кирпичинку взял. Раньше-то и Молосковицы крупным поселком были, а теперь местных-то не осталось. Какой дом ни возьми - всё приезжие, дачи купленные, по знакомству. А раньше у нас в 44-45 годах приобретали люди овец, стадо было, у нас самих была скотина.

- Вы же всю жизнь на железной дороге проработали?

- Да, с 1952 года. И в ремонте работала - меняла шпалы, рельсы, у нас почти одни девушки были. А после войны рельсы еще плохие, путь плохой, другой раз стоишь и смотришь, что стыки вот так прыгают. 12 лет в ремонте ра-ботала, потом 4 года ходила в обход, у меня 2 километра было прикреплено, я отвечала за гайки, болты, костыли. Надо еще было выкладывать в пикетных столбиках звездочки, где-нибудь кирпичину найдешь, разобьешь и выкладыва-ешь. Красили километровые и пикетные столбы. Видите, какие руки-то у меня, сплошной артрит. Потом стрелочницей была - муж-то мой тоже стрелочник. И так до пенсии. На пенсии уборщицей работала, почтальоном, на нефтебазе - пенсия-то моя копеечная.

- А много в Молосковицах лопецких?

- Да я одна. А наши все деревенские - в Лопце на кладбище. Есть там та-кое песчаное место, если к Домашову ехать, там все наши деревенские - Голи-ковы, Барановы, Поповы…

Интервью и лит.обработка:Т. Хмелик

Рекомендуем

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!