5094
Гражданские

Пахомов Алексей Иванович

Записано со слов Пахомова Алексея Ивановича 1929 года рождения в поселке Дубровка Брянской области.

У отца родственники – коренные жители города Орла. Жили на окраине города. В семье было 4 сына и 3 дочери – Иван, Григорий, Павел, Пётр, Мария, Прасковья и Пелагея. Также были родственники в Москве. В старое время семья занималась извозом грузов и людей на лошадях. Работали по Орлу и между городами.

Где-то в 1907-1908 гг. семья оказалась на Брянщине – Бобровня, Зеликины хутора. Дед умер, отец и братья купили землю у князя Зеликина. Помещик владел землей там, хотя сам жил в Петербурге. Продавал землю и леса.

Дед моей матери служил в армии еще 25 лет по призыву. Мать до 13 лет жила в Брянске, а её отец Сергей работал на заводе «Арсенал» токарем. Дядя матери Дмитрий был военным генералом царской армии, погиб примерно в 1904 году. Он владел имением в Тютчевой слободке, размерами около 350 га (включая леса и поля). Имел также хороший дом со множеством слуг и управляющих. Сергей вышел на пенсию в 70 лет, до революции. Дмитрий перевез Сергея вместе с матерью в своё имение в слободке. По линии матери в родственниках имелись священники. Братья и Сестры матери – Михаил, Александра, Анна, Татьяна, Петр, Анастасия.

Братья Пахомовы были холостыми в 20 лет. Когда Пахомовы приехали, по началу арендовали землю у Краснолоба (местного помещика). Тут мать и отец и встретились. Вскоре и поженились. В 1911 году отца забрали в армию кавалеристом (на 4 года). В 1914 попал на войну и до 1918 или 1919 года находился в войсках.

Отец получал пенсию 25 рублей в год. Два раза в год ездил в Брянск на лошадях – получать её. В 4 утра запряжет – часам к 2-м уже в Брянске. Ездил на двойке лошадей. Однажды, возвращаясь из Брянска вечером, его дорогу преградила стая волков. Увидев их, отец остановился, слез с саней и перекрестился во все стороны. После чего – волки побежали дальше своей дорогой. На всякий случай отец отпряг одну лошадь и привязал сзади повозки – но её не тронули.

Вся семья была трудолюбивой и жила в достатке. У Пахомовцев был нажит хозяйственный инвентарь из города, в частности конная молотилка (большой круг и 4 лошади), а также веялки, сортировки, ток и риги. В 30-е годы все это попало в колхоз.

Года рождения сестер и братьев

1913 – Елена

1919 – Дмитрий

1922 – Илья

1924 – Мария

1927 – Любовь

1929 – сам Алексей.

Отец умер в 1932 году, оставив лишь несколько воспоминаний о себе. Причиной смерти была болезнь, заработанная от отравления газами в Первую Мировую войну, в боях которой отец принимал непосредственное участие.

Жизнь в довоенный период

Сразу же после начала революции появились воры и бандитизм. Были убийства, расстрелы, ссылки. Сразу после революции средств не было, развитие шло очень медленно. Люди не хотели работать. Промышленность и армия были в упадке – поэтому восстанавливать все это было необходимо очень быстро. В 1936-1937 году начали создавать первые МТС (моторно-тракторные станции), которые сразу же взяли на себя львиную долю земли в колхозах для обработки. В итоге – колхозы окрепли. Голода не было. Картошку, к примеру, ссыпали в больших количествах прямо возле домов.

Семья Пахомовых к этому времени – мать и 6 детей.

В 1936 году сестра Люба уехала из колхоза в Алсуфьево на строительство аэродрома, с еще 2 людьми из Бобровни. В Мареевском сельском совете на то время было 12 колхозов. В Алсуфьево же строился аэродром, там же была летная школа. Люба отправилась туда примерно на год. Там она познакомилась с Иваном Михайловичем Тимошкиным, с кем и стала жить там до начала войны.

Брат Дмитрий, отучившись на тракториста, вернулся в Дубровку, где до 1937-1938 года работал трактористом, пока не ушел в армию в 1938 году (на два года).

Илья же планировал уйти в армию весной 1941 года, но его не взяли, и он остался работать в колхозе. Когда в начале апреля 1942 года в деревню пришел отряд майора Рощина (отряд дислоцировался в деревне 1,5 недели) Илья вступил в отряд самообороны деревни, сформированный Рощиным. Затем отряд ушел на новое место, забыв об отряде самообороны. Илья, Васин Костя и еще несколько человек, в итоге, присоединились к партизанскому отряду Данченкова.

Деревня Бобровня

Бобровня это деревня, где я жил. До 1941 года деревня насчитывала около 86 дворов. Построена деревня во взгорье рек Бобровня, Суковатня. Лес был в 1,5-2 километрах от деревни. Дороги грунтовые, мосты деревянные. В каждом доме были большие семьи (8-10 детей). В домах были хорошие сады, летом все утопало в зелени и цветах. Дома были крыты соломой, у Пахомовых клепками– деревянными полосками, покрытыми обрамлением. Все было построено из дерева. Дом Пахомовых отличался от остальных своим качеством. Полы в доме были деревянными. Имелся огород, и около 47 га своей земли до коллективизации, и 75 соток – после. Во дворе – сараи для скота. До коллективизации хозяйство насчитывало 2 лошади, 3 коровы, несколько овец, свиней и кур. Также до коллективизации во дворе была молотилка и гумно для зерна. После коллективизации осталась 1 корова, 1 теленок, 5 овец, 2 свиньи и куры. В 1938 году хутора возле деревни сселили в саму деревню для удобства, и семью переселили. В 1933 и 1936 годах был голод. Была большая засуха и неурожай. Запасов не оставалось, а что осталось – изъяли. Еще на тот момент не была развита система хранения, а у людей не было мотивации работать. Голод был везде, а не только в Украине.

Я считаю, что коллективизация была нужна, но не такими резкими темпами, и не принудительная. Сильные семьи остались бы, а слабые вступили бы в колхоз добровольно – так как им нужна была общественная помощь. Но в итоге все оправдалось – люди работали с техникой, получали зарплаты. В то время все были равны социально, перед законом. Часть людей, конечно, раскулачили, и они были озлоблены на режим, но таковых были единицы. Часть из них в итоге стала полицаями во время войны. В основном все люди жили вместе – вместе работали, вместе отдыхали. Лапти в то время люди плели сами себе. Деньги экономили на одежду. В 1938-1940 годах церкви были закрыты, а до этого работали, но полулегально. Большие праздники (Пасху, Рождество) праздновали все, но не официально, отмечали масленицу. Преступность была, но в меньшем масштабе чем сейчас. Нашумевший на тот момент случай – начальник Дубровской милиции Батерин возглавлял банду. Банда вломилась в дом помещика Краснолобова. Дом обобрали и сожгли. По слухам, расстреляли семью с помещиком. Мелкие воры были всегда – воровали овец, кур и прочее. Их ловили и наказывали, но случаи были единичными, меньше чем сейчас. Народ не пил водку так много, как сейчас. Самогоноварение до войны было запрещено. Пьяниц не было – все выпивали в меру. В деревнях были женщины шинкарки. Они имели дома по 2-3 литра водки, купленной в магазине и наливали тем, кто приходил и покупал её. В Мареевке и Пеклино были винные магазины. По праздникам стол накрывал колхоз. Новый Год отмечали не все, но большинство людей. На 7-е ноября колхозы дарили детям подарки, в виде сладостей.

В Бобровне была 4-хлетняя школа, рассчитанная на 40 человек - в ней я и учился. Учитель был один. В Мареевке была 7-милетняя школа.

Война

(Алексею Пахомову 12 лет)

1941 год 22 июня в 12 часов дня зазвонил буфер (устройство оповещения). Люди осмотрелись, сошлись вместе – им объявили о начале войны. Люди испугались, некоторые начали плакать. На следующий день 23 июня мужчины из запаса, примерно 30 человек, отправились в Дубровку с вещами. Вскоре появились вражеские и наши самолеты. Наши самолеты взлетали из Сещи – четырехмоторные и другие. На тот момент все думали, что война будет короткой, и мы победим малой кровью на чужой земле. Вскоре через деревню стали проходить беженцы из Беларуси и Украины. Затем отступающие солдаты. Они шли из Смоленска в сторону Брянска за Десну, где рылись окопы и рвы для обороны города. Семья Пахомовых также участвовала в строительстве.

Брат Илья взял двух колхозных лошадей и отправился за сестрой Аленой и сестрой Любовью с мужем, которые на тот момент находились в Алсуфьево. Ночью Илья вернулся вместе с сестрами, мужем Любы, а также с женщиной и её тремя дочками. Они жили вместе с Пахомовыми примерно 1,5-2 месяца, а затем перешли к своей двоюродной сестре.

Немцев не видели до июля. В июле приехала немецкая разведка, составом в примерно 15 машин и 15 мотоциклов с автоматчиками. Расположились на сгорке у деревни. Рядом купались деревенские дети, но немцы никого не трогали. Председатель колхоза хотел уехать из деревни перед приездом немцев, но не успел. Немцы обыскали его вещи, потормошили самого председателя, но в итоге оставили его. Когда немцы раскладывали карту чтобы свериться было видно, что на карте было все отмечено в мельчайших подробностях, к примеру на карте были отмечены два дуба, возрастом 500 лет. Пометки на карте были и на русском и на немецком. Немцам нужен был проводник до Белоглавой и они подобрали местного парня 1924 года рождения. Там они взорвали железную дорогу на Клетню, оборвали провода. Вернувшись, отпустили парня. В Бобровне нашлась семья со взрослыми сыновьями и дочерьми, которая встречала немцев хлебом и солью. Одного из братьев из этой семьи осудили ранее. Главу семейства после войны расстреляли. Затем было относительное затишье. По шоссе рядом с деревней проходили и наши и немецкие машины на протяжении около 2-х недель. Приезжала и наша разведка, примерно 15 лошадей. Расспросив население, разведчики эвакуировали колхозный скот. Солдат снарядили едой. Наши разведчики не тронули никого, даже предателей. Потом опять наступило небольшое затишье.

А потом повалила немецкая армия. Она шла на Бобровню и Клетню. Фронт к тому времени стабилизировался по Десне, немцы ехали в сторону Орла. Войска шли где-то 2 недели без перерыва. Когда Брянск и Орел пали, немцы шли назад. Гнали наших пленных – около 200 человек. Если кто-то из населения пытался накормить или напоить пленных – их били палками. Фронт развалился, и местность стала ничей. По шоссе ездили машины, в Пеклино стояли немецкие гарнизоны. Немцев было мало. Через Бобровню проходила 3-я линия фронта. В деревне солдаты отдыхали, затем их сменяли с 1-х линий фронта. Наступила осень. Немцы мародёрничали, но не сильно. В основном стоящие рядом с деревней части просили еду у населения. Грабили дома лишь приезжающие на короткое время, или проезжающие мимо соединения. Так в один день из хозяйства Пахомовых забрали двух поросят.

Народ относился к оккупантам как к врагам. Кулаки были несколько лояльней к ним. Особых стычек с населением у немцев не было. В сельском совете был выбран староста. Набрали охрану из кулаков и уголовников, до весны 1942 года. Полицаи в сельском совете собирали налоги (картошку). В Пеклино был лагерь наших пленных. Партизанское движение на Брянщине в то время только зарождалось, и особых действий не было, никого не убивали. Когда немцы стояли в деревне – население выкопало картошку. Урожай поделили по душам, и голода в конце 41 – начале 42 года не было.

Мой старший брат Дмитрий был в армии во время начала войны. Должен был демобилизоваться в 41 году, но попал в плен в августе 41-го под Смоленском и погиб в плену в январе 42-го года в концлагере города Торунь на территории современной Польши.

В конце октября 1941 года в деревню пришли два окруженца - Дьяченко Александр Андреевич (примерно 1918 г.р. Родом из Пятигорска. Работал в совхозе «Имени 15 партсъезда») и Гончар Иван Макарович (родом из Украины, Запорожья). Оба лейтенанты, окончили кавалеристское училище. Их гнали в лагерь под Рославлем, но им удалось сбежать. Пленных гнали по дороге, и остановили на ночь в деревне. Всех их заперли в две риги (сарай), по 15 человек в каждой. А рядом в строжке расположился отряд немцев конвоиров, около 12 человек. Пленные отодвинули доску снизу закрытой двери в ригу и наблюдали за часовыми немцами в полуметровый проем. У Дьяченко были светящиеся в темноте командирские часы. По ним он отсчитывал время, по которым часовые сменялись. Примерно в 11-12 часов ночи караул сменился. Один из пленных вылез в проем и задушил часового, после чего вылез второй пленный и открыл ворота риги. Людям сказали уходить, и часть людей убежала. Дьяченко и Гончар бежали вместе. Оказавшись в 3-4 километрах от места, они сели в овраге отдышаться. Услышали стрельбу. Они не знают, что было с оставшимися пленными. Решили двигаться в сторону Брянска. Перешли Рославльское шоссе и двигались на расстоянии около 10 километров от дороги, чтобы не привлекать внимания. По пути им встречались другие пленные. Зайдя в Бобровню, Гончар и Дьяченко прошли 5-6 домов, но никто не хотел впускать к себе беглых из плена красноармейцев. Их приютили Пахомовы, у которых горел свет дома. Уставшим солдатам натопили баню, накрыли стол, переодели. Они решили остаться на неделю, но затем остались на зиму. Один из жителей деревни узнал, что Пахомовы укрывают пленных и решил сдать их немцам. Но у него это не получилось, т.к. по слухам по пути к немцам его застрелили. Солдаты занимались столярным делом, чинили пряжи и прочее. Так они прожили до 5 апреля.

Начало партизанской борьбы

Сергей Белов - десантник, выброшенный в тыл к немцам.

Сергей Пахомов - мой двоюродный брат, жил то у Пахомовых, то у Степиных.

Козьма Васин - был в партизанском отряде Панасенкова, коммунист, в то время скрывался от немцев, муж моей двоюродной сестры.

Когда партизаны пришли в первых числах апреля, Белов и Васин пришли к Степиным в дом. К Пахомовым пришел Миша Степин и позвал Дьяченко с собой. Гончар не смог пойти, т.к. болел тифом, как и сестра Люба. В доме у Степиных мужчины обсуждали планы возможной борьбы с немцами, ими руководил десантник Белов. Утром, возвращаясь от Степиных в Бобровню, Дьяченко почувствовал, что может случиться что-то неладное…

4-го апреля примерно в 7 вечера из Мареевки приехало 12 полицаев на лошадях к дому Степиных. Были догадки о том, что они приехали по чьей-то наводке, но по чьей - найти так и не удалось. Полицаи окружили дом и открыли огонь. В доме были Белов, Пахомов и Васин с двумя пистолетами на руках, а также женщины. Они хотели открыть огонь по полицаям, но женщины им не позволили этого сделать, опасаясь мести. Затем женщины выскочили из дома, их не тронули. Белов поджег хату и вместе с двумя товарищами попытался уйти от врагов. Но убежать у них не удалось... Васина и Пахомова застрелили в овраге. А Белов сумел добежать до реки раненым, и даже переплыл её в надежде спастись, но на другом берегу его уже караулил полицай, который и застрелил его в упор. Затем отряд полицаев доехал до Бобровни, но в итоге вернулся в Мареевку. Троих погибших партизан похоронили в Бобровне. Сейчас возле их общей могилы – памятный обелиск с красной звездой.

Спустя сутки из отряда Панасенкова – Шустов Сергей (начальник штаба в отряде, сам из пленных моряков) забрал Дьяченко с собой в отряд. Сам Дьяченко погиб в августе 1942 года, попав в засаду возле деревни Столба Жуковского районе. Когда был рядом с Бобровней – всегда заходил в дом к Пахомовым навестить семью. С собой носил наган и немецкий ручной пулемет МГ-34. Мать Пахомовых он очень любил и называл «своей второй мамой». В августе был у Пахомовых в гостях последний раз. Гончар же после выздоровления ушел в Малиновский отряд, а затем в отряд Данченкова. С весны на Брянщине началась активная партизанская деятельность – начали формироваться отряды.

Где-то в конце апреля по Клетнянской дороге ехали всадники на лошадях, за деревню выехало два всадника - они подъехали ко мне, и сказали, чтобы я уводил корову и сам приходил в деревню на сбор граждан. Партизаны собрали всех в деревне, чтобы никто не пошел сдавать их полицаям. Поставили поверки на дорогах. В деревню вошел отряд Рощина из Белоруссии, составом в примерно 350 человек. Они и расположились в деревне. Жили во дворах по 5-6 человек на дом. Партизаны выкопали колодец для воды, и жили в деревне май июнь и июль. Особых диверсий не совершали, но ставили мины. В Бобровне среди молодежи создали отряд самообороны. Туда же и вошел мой брат Илья. Отряд вооружили. До 4-го июля в деревне было затишье.

Отряд Данченкова расстрелял предателя Анишкина, Пиреева и двух Фроловых. Они поехали в Малиновский лес за бревнами для погреба, но уперлись в партизанский госпиталь, где их и расстреляли. Их трупы положили в повозку и пустили в сторону деревни. Отряд Панасенкова застрелил старосту Бобровни. После этого сами мужики выбирали себе старосту в освобожденных деревнях на неделю, не подконтрольного немцам. Полиция боялась партизан в этом районе.

Но в июле карательный отряд немцев расстрелял деревню Буда. Ими было расстреляно все мужское население деревни, порядка 110 человек. И через неделю партизаны ушли из деревни в лес. Вскоре в лес ушла и часть мирного население Бобровни и Болотни, спасая свои жизни от карательных акций врага. В лесу люди скрывались 2-3 недели. Войдя в пустую Бобровню, каратели выборочно сожгли дома тех, кто по их мнению сотрудничал с партизанами, включая хату семьи Пахомовых.

Уходя в лес, в Бобровне осталась мать Пахомовых. Отряд Рощина в спешке не взял с собой отряд самообороны, в котором был Илья. Часть его сдалась полиции. Илья же ушел в роту Гончара (90 человек), отряда Данченкова. Я в это время ушел в леса вместе с жителями деревни. У людей с собой было несколько коров, белый конь. Целью отряда Гончара было встретить карателей и вступить с ними в бой. Но их оказалось слишком много, с бронемашинами, и партизаны решили не ввязываться в сражение. Они двинулись в сторону Бочаров, взяв с собой меня и других людей. Привезли нас деревню Набат, где было относительно тихо, т.к. в 3 километрах от неё дислоцировался отряд Данченкова. Людей привезли ночью, сперва пустив разведку, и только потом обоз. В Набате люди прожили всего 2 недели, пока туда не двинулись каратели. В то время Гитлер снял довольно много частей с фронта для борьбы с партизанами на Брянщине и соседних областях, а также для карательных акций над мирным населением. Партизаны вели бой целых 4 часа, но в итоге отступили с мирными жителями в Клетнянские леса, каратели отстали.

Со мной и другими людьми был Минай Иванович Конурин, он был объездчиком в лесах. Постепенно население решило расходиться по своим родным деревням. Пахомовы скрывались в лесах еще около месяца, но также решили вернуться, в августе 1942 года. По дороге домой нашли в лесу раненого в ногу коня, я обработал рану и выходил его. На вторые сутки пути добрались до Бобровенского леса. Остановились на ночь в лесу, часть людей пошла на разведку в деревню. Встретили маму в деревне, она была жива и здорова. Люди расположились в Бобровне. Через 2 дня зашли полицаи и забрали раненого коня. Люди начали убирать созревшую ячмень.

Через пару дней арестовали сестру Алену и еще несколько женщин, чтобы отвезти их в тюрьму в Дубровке. Держали их там около двух недель, водили на допросы. В камерах содержалось довольно много людей, часть из них вечером расстреливали. Моя двоюродная сестра в то время прислуживала немке, живущей в Дубровке. Немка (Фаина Михайловна, учительница немецкого языка) служила в комендатуре. Её попросили замолвить слово за Алёну, а также передать ей еду. Алену отпустили через 3 дня, но сразу же арестовали опять и направили в Пеклино, за помощь партизанам. Там её допросили о партизанах и избили розгами до крови. За ней заехали мы с мамой на кобыле, и забрали её домой.

Дьяченко – родственник Пахомовых был учителем и жил в деревне Ввозы. Он рассказывал Пахомовым следующую историю:

Немцы каратели зашли в деревню и вывели 12 случайных мужчин из домов. Заставили выкопать большую могилу, и выставили пулемет напротив них. Дьяченко был в немецком плену в 1-ю мировую войну и работал в доме немецкого помещика. И т.к. он знал язык, между ним и немецким офицером произошел следующий диалог на немецком:

Дьяченко: За что?

Немец: откуда ты знаешь немецкий?

Дьяченко: я был в плену в 1-ю мировую.

Немец: В каком городе?

Дьяченко: Назвал город

Немец: На кого работал?

Дьяченко: Назвал фамилию помещика.

Совпало так, что отец этого офицера – тот помещик на которого работал Дьяченко. Узнав об этом потрясающем совпадении, немцы сжалились и отпустили мужиков по домам.

Пахомовы для безопасности скрытно переехали в дом к Дьяченко в деревне Ввозы в первых числах декабря, в один из воскресных дней, т.к. в воскресенье на дорогах было меньше полицаев и карателей. Переехать в Ввозы было необходимостью, т.к. в Бобровне их могли запросто расстрелять как «партизанскую семью». Через некоторое время даже стало известно, что полицаи посылали в Бобровню Пиреева, чтобы он расстрелял семью Пахомовых. Но он не поехал, побоявшись мести, или собственной совести. Пробирались с трудом, сквозь метель. В Ввозах жили до весны.

Живя в Ввозах, я получил ранение уха от немца. В деревне до войны было озеро на реке Белизна, но в итоге плотину прорвало. Немцы заставили перевезти одну из улиц деревни на другую сторону улицы, дабы убрать преграду, защищавшую партизан в лесах партизан от обзора. Жители Ввозов предложили немцам запрудить озеро, и немцы их поддержали, т.к. озеро бы защитило деревню с одной стороны от партизан. Немцы возили дерево, а детей заставляли накидывать землю. Туда же отправили и меня. Я накидал 2-3 телеги земли, но затем ушел от этой работы. Старший на стройке указал немцу на меня, и за неповиновение тот ударил меня прикладом винтовки в ухо, нанеся большую рану и оставив шрам на всю жизнь.

В апреле партизанам стало известно, что в Ввозах будет немецкая часть, поэтому партизаны сожгли школу, как потенциальный штаб немецкой части. Пахомовы переехали в дом к Никитиным на окраину деревни, потом переселились к Данилкиным и жили у них в бане, до августа. Дьяченко же расстреляли пришедшие в деревню партизаны, возможно, из-за бытового спора между ними.

Ближе к освобождению области, в августе, немцы стали появляться в Ввозах все чаще. Появлялись различные соединения немцев. Один из немцев предупредил мирное население – «Уходите в лес, иначе вас угонят в Германию или расстреляют». И семья Пахомовых, а также еще несколько семей ушли из Ввозов и пришли в деревню Малина, где были партизанские шалаши. Там и поселились. В деревне было много беженцев со всего района. В один из дней, примерно 7 сентября, мы с мамой взяли кобылу у Неботова (возил картошку в деревне) и поехали за соломой в поле. Но в поле была цепь немцев, которая открыла огонь по нам. Нам удалось спастись и приехать в деревню. Нужно было уходить, Я с Анной отбились от основной массы людей, и прибились к оставшимся. Переночевали раздельно, но с утра сошлись с остальными. На следующий день приехал Илья и оставил коня с седлом. В лесу иногда слышалась стрельба, немцы стреляли по мирным людям. Приходилось убегать от них. Стрельба слышалась со стороны шоссе. Через несколько дней, люди увидели уже советскую пехоту. Один из офицеров сказал, что людям нужно возвращаться в деревню, чтобы их по случайности не подстрелили наши или немцы. Среди людей была женщина по прозвища «Метра» (из-за небольшого роста). Она угостила Пахомовых простоквашей, и они ели её с сухарями. Ночью люди заночевали в лесу. Но один парень с девушкой решили пойти ночью в сторону деревни, и были убиты выстрелами немцев. Люди опять углубились в лес.

Вечером начался минометный обстрел. Немцы обстреливали разные направления, расположившись на кладбище деревни Гробовка. Люди остановились в овраге, чтобы защититься от мин. До обеда люди стояли там, но затем двинулись в Ввозы. Вскоре, партизаны окружили Гробовское кладбище и уничтожили немецкий отряд, это было примерно 12 сентября. После этого немцев больше не видели. Район был освобожден от оккупации.

Помощь партизанам

Партизанам было необходимо иметь знакомых людей в населенных пунктах, чтобы те передавали им полезную информацию. Зачастую люди подслушивали разговоры полицаев и передавали партизанам. Также партизан кормили, давали им найденные или украденные у врага патроны и оружие.

В 1943 году у партизан наладилась связь с «большой землей», им помогали самолетами, сбрасывая припасы и оружие. Панасенков Николай, Фомичев Егор, Кузин контактировали с Пахомовыми, передавая им информацию, а Пахомовы – партизанам.

От партизан грабежа не было. Обирали только полицаев. Мародеры были среди населения, но их ловили и наказывали (один взял что-то, потом просил прощения).

Агитация немцев

Сразу после занятия Бобровни немцы собрали сход людей возле деревни и комендант через переводчика сказал «Люди, кто будет сотрудничать с нами, тому будут помогать. Вам нужно выбрать старосту».

Бросали листовки «Бейте жидов и комиссаров».

Как выживали в лесу и прочее

В лесу часть еды была взята с собой про запас из деревни. Сушили сухари, собирали грибы и ягоды, голодали. При отступлении было то же самое. В 1943-м люди планировали успеть убрать урожай, надеялись на скорейшее освобождение. Наши сбрасывали листовки с новостями с фронта. Новости передавали из уст в уста, часть листовок переписывали вручную. В 1941 в деревне Водоглядовка, откуда был родом Минай Конурин, имелся радиоприемник, который передавал сообщение СовИнформБюро. Туда ходили слушать его Дьяченко, Гончар и Белов. Люди верили в победу и очень ждали её.

В деревне Городец была одна полицайщина, партизан не было. Полицаи сделали там два блиндажа, пулеметные точки. Все мужчины из Бобровни уходили на ночь в Городец, чтобы не было связи с партизанами. Трифанов Тимофей участвовал в расстрелах. После того, как через Бобровню проехали партизаны, заехал в дом к Пахомовым и обыскал их, забрал часы. После войны его привезли к Пахомовым на очную ставку. В итоге ему дали 25 лет лагерей. Но было много и нейтральных людей, которым было без разницы - полицаи или партизаны.

Когда освободили область от немцев, отряд Данченкова, где в тот момент служил Илья, отправили на реку Проню в Беларусь, на оборонительные укрепления (отряд около 3000 человек). В конце 1943 года в партизанские отряды и регулярные части влилось много полицаев и предателей. Вася Проничев и Илья попали в одну пехотную часть. Илья попал в роту разведки, как опытный человек из партизан. Илья был очень здоровым и крепким физически. С отрядом он ходил за линию фронта на 3-7 дней, случались удачи и неудачи. В одном из боев его ранило, и его вынесли к своим в госпиталь. После него он пошел в танковое училище, после которого стал командиром танка Т-34, на котором дошел до Берлина, и даже до Эльбы. Он рассказывал:

Нам сообщили что встреча с американцами должна состояться примерно в 2 часа, и нам нужно было двигаться к ним. Но по пути нас начали обстреливать, и мы вступили в бой. Продвинувшись на 25 километров, мы присмотрелись и увидели разбитые американские машины. Возможно, они по ошибке вступили с нами в бой, а возможно хотели попробовать нашей силы. В конце 1946-го года Илья вернулся домой и работал в колхозе. За время войны был награжден орденами и медалями.

Мирное время

Фронт прошел, все оказалось разрушенным, пришлось много трудиться. Работали все. Шло восстановление колхозов. На Бобровню к тому времени осталось всего 6 лошадей и 6 коров. На месте дома Пахомовых был только один разбитый гранатой погреб. Построили шалаш, печку, в которой готовили. Весной работали на посевных в колхозе, урожайность была плохая, иногда даже был голод из-за недостатка техники и ресурсов и мокрого лета 45 и 46 года. Осенью 1944 года хотели строить дом, но было не из чего и пришлось построить землянку. В Бобровню на отпуск в 12 дней приехал муж Алены, который работал на автозаводе, чинил и собирал немецкие и американские машины. С его помощью доделали землянку, в которой пришлось жить до 1947-48 года, пока не построили хату.

Я работал почтальоном в колхозе, ездил на лошади и развозил послания и письма. Я же первым и привез в деревню долгожданную новость о Победе в войне. В 1946-1947 году в колхозах появились трактора. А в 1947-1948 году я пошел в школу трактористов в Дубровке. С 1948 года работал трактористом в Рековичах, в колхозе «Парижская коммуна».

В армию пошел 4 октября 1950 года, служил там 3,5 года. Сначала был зачислен в танковую часть, но покупатели взяли его в строительную часть 62-098, дислоцировавшуюся на тот момент в городе Борисполь, Киевской области работать на бульдозере при постройке аэродромов. Там достраивался республиканский аэродром. Затем в г. Белую Церковь (авиагородок), расположенный на трассе Киев-Москва, затем в Архангельскую область, строить аэродром в Плесецком районе, где в последствии был космодром. Оттуда я и демобилизовался. А полк отправился в Красную Поляну, Подмосковье.

Служба была очень тяжелой – пришлось вручную разгружать много грузов, работать по 12-14 часов в сутки. Страна требовала! Меня за мою примерную службу наградили почетной на тот момент наградой – фотографией со знаменем части.

После армии я вернулся домой и меня, как комсомольца, направили в райком, и сказали стать на учет в местном МТС как тракториста, после чего я стал трактористом в Бобровне. Ездил на старом ДТ-54. В 1953 году партия приняла решение о крутом подъеме сельского хозяйства. С этого времени поля стали засеиваться кукурузой, в МТС пришел новый экскаватор и меня, как опытного водителя техники, направили работать с ним, хотя я не хотел, т.к. работать бы пришлось далеко от дома. Начались мелиорационные работы. Мне пообещали, что в следующую весну я смогу вернуться обратно в Бобровню, дали человека для обучения, которого я обучил за 3 недели. Вернувшись домой – работал трактористом в колхозе.

Мать окончила техникум в Локте и работала мелиоратором. Она возглавила мелиоративный отряд, который копал силосные ямы и траншеи (например траншея 25 метров длина, 4 метра ширина, 2 метра глубина). Работали в Рековичах и Зимницком.

Затем я поехал в Брянск на год для переобучения на бригадира. После обучения бригадиров рассылали по колхозам для работы в тракторных бригадах. В 1957 году МТС реорганизовали в РТС, тракторы отдали по колхозам. Меня зачислили в мелиоративный отряд. Зимой работали в мастерской, чинили двигатели. До 1962 года работал там, а затем в сельхоз-технике. Работал на известковании почв, нанесении минеральных удобрений до 1980 года, пока не стал директором отряда в 78-81 годах. Была создана россельхозхимия, где я и остался директором, пока не случился конфликт с начальством. После работал в Сеще в цехе железобетонных изделий, затем в ДСПМК – мастером асфальтного завода. В распоряжении было 14 человек – электрик, слесарь, бульдозерист, склад материалов с людьми. До 1990 года работал там, в 1991 году мне нашли замену и я ушел на пенсию. Выйдя на пенсию – поехал на 3 месяца в Брянск на курсы операторов, после чего еще 12 лет работал в котельной оператором.

В 1955 году я женился на Елене Семеновне Бердник и прожил с ней в браке более 60 лет. Елена Семеновна приехала по направлению от техникума сельского хозяйства в Дубровку мелиоратором. В 2 часа поезда приходил из Жуковки, на котором она приехала в Дубровку, и на перроне встретила меня. Она спросила у меня дорогу до МТС, а я проводил её до туда и помог нести вещи. В итоге я и Елена поженились.

Сначала жили возле общественной бани в деревянной хате, пока я учился в Брянске. Весной 5 мая родилась первая дочь Татьяна. Своя хата была построена в 1957-1958 году. В конце 1958 года молодая семья переехала туда. Елена работала в МТС мелиоратором, а после декретного отпуска инженером-статистиком. Потом Елену забрали работать в ЦСУ при исполкоме. В 1968-м году родилась вторая дочь Светлана.

Рекомендуем

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!