6442
Гражданские

Токомбаев Тарас Алиевич

Я родился в Москве в 1930 году. На Арбате. Дело в том, что мой отец работал в интернациональном секторе «Госиздата». А как он там оказался, это целая история. Отец из простой семьи, но в годы Великого Исхода 1916 года остался сиротой. (В 1916 году, когда Российская Империя стала испытывать большие трудности в I-й Мировой войне, попытка проведения широкой мобилизации вызвала в отдаленных провинциях Средней Азии мятеж, который был жестоко подавлен. По данным разных исследователей в это время до двухсот тысяч киргизов ушли через горы в Китай, но в дороге десятки тысяч из них погибли. В советские времена этот трагический эпизод замалчивался, но сегодня в Киргизии его вспоминают и отмечают как «Уркун» - «Исход» – прим.А.Д.) А после революции, когда и в Китай дошли слова: Ленин, свобода и прочее, то многие потянулись на родину. Но по дороге от голода умерли и дедушка с бабушкой, и мама с папой, так что отец остался сиротой и скитался по родственникам.

Но в нем с самого детства была большая тяга к образованию, поэтому, когда он где-то прослышал, что в Ташкенте работает Среднеазиатский Коммунистический Университет, то решил попробовать туда поступить. Нанялся погонщиком скота, который гнали в Ташкент, добрался туда. Оказалось, что в этот университет охотно набирают сирот среднеазиатских национальностей и его приняли. И, несмотря на то, что у него не было ни одного класса за спиной, отец хорошо учился, даже стихи писал, которые публиковали в первой киргизской газете. А после окончания университета его направили работать в Москву, где в это время училась наша мама. Она тоже сирота, правда, казашка. Там они и познакомились, поженились, родили двух сыновей. Но когда мне было года полтора, родителей перевели на работу во Фрунзе.

Какой вам запомнилась предвоенная жизнь?

Жилось нелегко. Дело в том, что отец был первым председателем Союза писателей Киргизии, фактически он его и создавал, но в 1937 году отца репрессировали… Из дома нас выгнали, скитались по родственникам, но куда ни пойдешь со всех сторон упреки: «Дети врага народа!» Такая паршивая была жизнь, что два моих старших брата захотели попасть в детдом. Но самого старшего, названного брата, приняли, а родного брата не взяли, как «сына врага народа»... Вот так и жили неустроенно… Но в школу меня приняли. Советская власть не могла позволить, чтобы кто-то остался неграмотным. Спасибо ей за это, она в этом плане ко всем относилась хорошо. А в 1939 году отца полностью реабилитировали и восстановили во всех правах и даже в партии. И маму в партии тоже восстановили. Отец с матерью у нас были такие настоящие, упертые, я бы даже сказал злые коммунисты.

Как вы узнали о начале войны?

В те дни отец с матерью, старшим братом и сестрой отдыхали на Иссык-Куле, а я жил в колхозе у наших родственников. Меня каждый год к ним отправляли на лето. Но мы же пацаны совсем были. Чего нам, война, так война. Мы ведь и так все время играли в войну. И только потом оказалось, что это очень и очень серьезно…

А во время войны все жили тяжело, сложно. Во Фрунзе было эвакуировано очень много госпиталей, учреждений, военных училищ и даже несколько академий. Для всех для них требовалось много помещений, и, прежде всего под них отдавали здания школ. Поэтому детей гоняли из одной школы в другую целыми классами. Я, например, за войну несколько школ поменял.

Голодать в войну пришлось?

У нас в киргизских семьях никогда не знали, что такое первое, второе, третье. Сварят лапшу, вот и все. И перед войной так было, и после войны, да и сейчас мы так живем. Рисовый суп, утром чай, а вечером чаище. У нас нет такого понятия – обед. Утром позавтракал, пошел на работу, вечером пришел, поел. А в то время мы жили настолько скромно, что для нас даже самые обычные пряники были лакомством, но и их мы видели только по большим праздникам.

Но что бы я хотел особенно отметить. Я благодарен советской власти, что во время войны к нам, детям было исключительное внимание. За это она заслуживает самой большой похвалы. Семьям погибших воинов оказывали всяческую помощь. Прямо в классы, например, приносили обувь и одежду. И даже в то тяжелейшее для страны время считалось недопустимым, чтобы дети не учились в школах. За этим очень строго следили специальные комиссии. Прямо по семьям ходили, сверяли по спискам, где, сколько детей, и где они учатся. А сейчас, в мирное время, никому это не нужно… Сколько детей не учатся, а катают на базарах тачки... В советское время такого даже и представить себе было невозможно.

День Победы помните?

Это было что-то неописуемое… Такая сумасшедшая радость, что знакомые и незнакомые люди на улицах обнимались, плакали и целовались… А я тогда учился в автодорожном техникуме и меня наши старшие ребята потащили в парк. Налили вина или водки, не помню уже, и в первый раз в жизни я тогда глотнул чуть-чуть спиртного. А я и сейчас непьющий, а тогда вообще не пил, и, конечно, одурел. Но очень радостные были дни. Повсюду организовывались торжества. Другу к другу ходили в гости, поздравляли.

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

В 1948 году мы с приятелями вчетвером поступили учиться в Московский Автодорожный институт. Но там среди нас учился демобилизованный фронтовик, капитан. Слово за слово, и получилось так, что он меня увлек военной карьерой, и я решил стать пограничником. Ведь у нас соседи были пограничники, а друзья – дети пограничников. Рассказал об этом старшему брату, который учился в Гидромелиоративном институте, так он меня так отлупил. Но я все равно бросил институт и вернулся домой.

Объяснил родителям, что хочу стать военным, и они меня поддержали, ни словом не попрекнули. Они были мудрые люди и понимали, что кто-то должен работать на заводе, кто-то пахать, а кто-то и защищать родину. Окончил алма-атинское пограничное военное училище, служил, а сейчас вот являюсь председателем организации ветеранов войны, труда, вооруженных сил и правоохранительных органов Киргизской Республики. Но что бы я хотел сказать в конце.

Сейчас у нас в Киргизии осталось совсем немного ветеранов Великой Отечественной войны, всего около четырех тысяч и каждый год от нас уходят более пятисот человек. Но мы не можем равняться по уровню экономического развития с Россией, Беларусью или Казахстаном, и, к сожалению, нужно признать, что социальная поддержка ветеранов, живущих в Кыргызстане, неважная. И не потому, что государство жадное, а из-за слабой экономики страны. Но ведь не все меряется деньгами, поэтому я бы хотел сказать молодым поколениям, что каждый из ветеранов ВОВ достоин уважения больше, чем министр и даже премьер-министр. Поэтому если вы увидите ветерана, уступите ему место, поклонитесь, поздравьте. Ведь если бы не было Победы, не было бы и вас. Ваши дедушки и бабушки сгорели бы в печах Освенцима. Помните, кому вы обязаны жизнью!

Интервью и лит.обработка:А.Драбкин, Н.Чобану

Рекомендуем

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!