3588
Гражданские

Васильева Екатерина Андреевна

Я решила это записать для внуков и правнуков
Хочу, чтобы они никогда не испытали такого.
Войне-война-такая формула нам не нужна.
Миру-мир- такую формулу наш шарик давно заслужил.

15 апреля 2009 год

Сейчас мне идёт 71 год, а когда началась война, мне было два года и 7 месяцев. Я, конечно не помню, как всё началось.

8 сентября 1941 года немец окружил Ленинград, была первая массированная бомбардировка. Сгорели Бадаевские склады, там были городские запасы продуктов (мука, сахар, крупы, мясные продукты), всё сгорело.

С этого дня началась БЛОКАДА и регулярные обстрелы с Пулковских высот. Блокада длилась 900 дней и закончилась 27 января 1944 года. Я помню, как мне рассказывала мамочка, когда по радио объявляли «воздушная тревога» я бежала в дом, хватала подушку и быстро забиралась под кровать. Вылезала только тогда, когда объявляли «отбой воздушной тревоги». Иногда я там засыпала. Приходили взрослые и говорили мне, что всё закончилось, вылезай.

После 9 месяцев со дня начала блокады наши войска заняли Малую Вишеру и появилась возможность уехать из города. Мамочка забрала меня, сводную сестру Тоню, папину маму, мою бабушку Катю (меня в честь её назвали) и всех женщин папиной родни. У него было три брата, у всех были жёны, значит, собралось шесть человек, и направились мы к маминой маме, моей второй бабушке Шаровой Анне Петровне, которая жила в Калининской области (теперь Тверская) деревня наша называлась Юрьевское (может даже село).

Мамочка, пока была молодая, иногда нам рассказывала, как трудно было добраться до деревни. Ехали долго, состав обстреливали немцы. Мы слушали, но были ещё глупые и не старались запомнить. Теперь хотелось бы расспросить, но уже некого. Из мамочкиных рассказов помнятся только отдельные эпизоды.

Ленинградцев вывозили из осаждённого города. Люди были голодные, и взять еды в дорогу было негде, поэтому на стоянках (на некоторых станциях) нам выдавали суп и кашу. Только до пункта раздачи не у всех хватало сил дойти, поэтому люди умирали прямо в поезде. Так как дети папиных братьев не ехали с нами (я даже не помню, были ли они у них), они не ходили за пайком, а мамочка, зная, что с ней двое детей находила какие-то силы и приносила на всех эти пайки. Поэтому доехали все.

У бабушки в хозяйстве было несколько курочек. Их пришлось резать и варить суп, чтобы как-то поддержать изголодавшихся ленинградцев.

КОРОБОК СПИЧЕК

В деревне всех эвакуированных брали на учёт и распределяли на работу. Кого лес рубить, кого на торфоразработки. Даже Тоня, ей было тогда 12 лет, тоже ходила на работу. Лес нужен, чтобы ходили поезда. Торфом отапливали заводы, где изготавливали оружие и фабрики, там шили одежду для фронтовиков. Жить этих рабочих распределяли как можно ближе к работе, поэтому папиных родственниц я не видала в нашем доме никогда, а Тоня иногда приходила, но очень редко.

А у мамочки была специальность, она в Ленинграде работала на заводе «Прогресс» полировщицей по дереву. Её направили в город Овинищи за 25 километров от деревни. Там была фабрика, где до войны делали деревянные игрушки, а теперь стали изготавливать ящики для снарядов. По выходным мамочка приходила к нам и приносила спички (наверное, их тоже изготавливали на фабрике). Возможно, на фабрике маму кормили или давали паёк, а она экономила и приносила нам, но я этого не помню, а вот спички хорошо запомнила.

Однажды мамочка пришла и только переступила через порог - упала. У неё был голодный обморок. Мы с бабушкой очень испугались. Бабушка скорее стала подогревать самовар, а мне дала коробок спичек и отправила в избу напротив. Там жили муж с женой, детей у них не было. Бабушка велела дать спички и попросить хлеба, почему у них был хлеб - не знаю. Я побежала и мне дали хлеба, кусочек со спичечный коробок. Мы дали этот кусочек с горячим кипятком маме, и мамочка пришла в себя.

ЛЕПЕШКИ

Чем мы питались с бабушкой я не помню. Единственное, что осталось в памяти - это лепёшки из картофельных очисток. Картошку мы съели, а очистки не выбрасывали, а сушили. Бабушка их молола на жерновах и получилась тёмная мука, добавляли сушёную лебеду и вот из этой смеси пекли лепёшки. Они были тёмные и очень ломкие. Бабушка давала их по выдаче, две лепёшки на завтрак, две на обед и две вечером. Значит, ей надо было заготовить 12 лепёшек каждый день. Чтобы испечь, надо топить печку, чтобы топить печку - нужны дрова. Но дрова были нужны для фронта, поэтому рубить деревья на дрова не разрешалось. Печи топили хворостом. Пока было тепло, мы ходили вместе, а зимой бабушка меня не брала. Зимой холодно, а печку надо топить каждый день, поэтому бабушка ходила в лес часто оставляя меня одну. Обычно я стояла у окна и ждала её и всегда очень боялась, а вдруг её застрелят или сбросят бомбу с самолёта, ведь фронт был рядом. А за мамочку боялась. Чтобы её не съели волки. Она рассказывала, что когда шла из города 25 км лесом, волки очень близко подходили к дороге. Мама зажигала факел и шла с ним, ведь волки боятся огня. Это чувство страха у меня было очень сильно развито. Оно не прошло, потом перешло на детей, на мужа. Я и сейчас боюсь, чтоб с родными и близкими ничего не случилось.

И вот однажды, бабушка ушла в лес за хворостом. Я стояла у окна, глядя на дорогу, скоро ли бабушка появится из леса. Стояла, стояла и почувствовала, что очень хочется есть, а лепёшки на противне, а противень на шкафчике, который на гвоздях висел на стене. Я решила достать несколько крошечек. Если взять целую, бабушка сразу заметит, а вот крошечки она не заметит. Я встала на лавку, потянулась, а шкафчик с гвоздей и соскочил, наклонился, а в нём посуда. Я испугалась, что всё разобью, подставила всю себя и держу. Сверху на меня посыпались лепёшки и противень, и коробка в которой когда-то был сушёный боб, а ещё там лежал кусочек стекла. Как я изловчилась и подняла этот шкафчик, что он опять повис на гвоздях не знаю, наверное, со страха. Крошки я собрала и съела, лепёшки сложила на противень, коробку с бобами поставила на стол, как будто бабушка забыла всё убрать на шкаф. Стекло мне поранило лоб (шрам был заметен лет до 12). Пошла кровь, я её замыла, вытерла, но боялась, что бабушка увидит рану. Тогда придётся всё рассказать, а мне было стыдно, что я хотела украсть от лепёшек крошки.

Тогда я взяла ножницы и чёлку, чтобы закрыть лоб. Глупая, ведь это как раз и бросилось бабушке в глаза сразу. Всё равно пришлось всё рассказать, но помню, что бабушка меня не ругала, а наоборот приласкала и поцеловала.

КАК МЫ МЕНЯЛИ ОДЕЖДУ НА ПРОДУКТЫ

Это я тоже помню. Мы с бабушкой ходили в другие деревни и меняли одежду на продукты. Какая уж была одежда, которую бабушка меняла я не помню, наверное, валенки, какие-нибудь пальтушки. Ведь семья у бабушки была большая, только дети часто умирали маленькими, взрослых осталось две дочери, мама и Лиза, но она осталась в Ленинграде и погибла во время блокады от голода. За вещи нам давали муки, крупы или картошки, но этого всего так мало. За хорошие валенки могли дать пол-литровую банку муки или крупы. Вот так вот за первую зиму мы всё имущество и променяли. Однажды заходим мы в одну избу, а у них на столе красуется тарелка с преженниками (это большие толстые лепёшки), я не могла отвести глаз от этой тарелки. Хозяйка это заметила и меня угостила такой лепёшкой, отломила приличный кусочек. Бабушка жила одна, в колхозе работать уже не могла, своего хозяйства не было, ведь никто не знал и не готовился к такой войне. И всё-таки зиму мы пережили.

Пришла весна! Мы с ребятишками стали собирать всякую съедобную траву, почки деревьев, с ёлок свежие побеги. Нам играть было некогда, мы всё время добывали пищу. Когда появлялась крапива, из неё варили щи, потом ходили собирать кислицу (это дикий щавель), маленькая травка, кисленькая росла в лугах на полянках. Потом всякие дудки, стебельки всё ели. На полях, где сеяли рожь, весной появлялись такие прозрачные стебельки с шишечкой наверху. В деревне их называли пупырыши. Мы бегали, собирали их корзинками и ели. Потом в журнале «Колхозница» я увидела рисунок этой травки, и оказалось, что это полевой хвощ. Очень полезная травка. И конечно стали сажать всё в огороде. Хоть он был и маленький, но мы с бабушкой посадили картошку, огурцы, помидоры, морковь, свеклу, лук, чеснок и даже горох и бобы.

ПОЧЕМУ БОЛЯТ НОГИ

Время шло, я подрастала и становилась помощницей. Не помню, сколько мне было, наверное, лет пять, бабушка стала отпускать меня с ребятами постарше в поле собирать картошку из-под снега. Колхозные поля были большие, конца и края не видать. Осенью, когда убирали урожай, какая-то картошка всё-таки остаётся в земле, а весной только снег с полей сойдёт, мы корзинки в руки и в поле. Чтобы попасть в поле, надо было пройти через огромную лужу. В конце деревни был пруд, летом там гуси плавали, весной пруд разливался, и дорога была в воде. Мы разувались, бегом, бегом пробегали через эту воду, обувались и шли на поле собирать картошку, которая зимовала в земле и замерзала, а на весеннем солнышке оттаяла. На поле земля тоже ещё холодная, рыхлая- ногам холодно. А ещё обратный путь. Опять разуваемся, бегом через ледяную воду, обуваемся и бегом домой с добычей. Дома сразу на печку отогреваться, а из собранной картошки бабушка печёт лепёшки. Они вкуснее, чем из очисток, они даже сладенькие. Через эту процедуру я и застудила свои ножки. Вот они теперь и болят.

ПОМОЩНИКИ

Взрослые привлекали нас детей к настоящей работе. Например, возить навоз на поля. Так как мы постоянно бегали на скотный двор, помогали сено разносить коровушкам, корма, турнепс (это большая белая свёкла, очень сладкая), дуранду (это жмыхи от льняного семя, из которых уже выжимали масло) это всё можно было есть и нам. Таким образом, мы взрослым помогали и подкармливались. А весной, в марте, начинали возить навоз на поля. Мужчин в деревне не было, все на фронте. Все работы выполняли женщины и дети. Взрослые нагружали навоз на телегу, нас сажали и мы должны были довести это до поля, а там тоже женщины выгружали этот навоз на поля. После этого поле становилось таким весёлым, как цветное одеяло. А если светит солнышко, поля становились кружевными. Отдав удобрение полям, мы опять взбирались на телегу и возвращались за новой порцией. Нам так это нравилось. Нас научили управлять лошадьми. Ещё и не всем доверяли- только толковым. Мы вроде бы и развлекались и в тоже время- большая помощь. Представляете, если запрягали пять лошадок, значит, мы освобождали пять взрослых и с работой справлялись быстрее. Летом бегали, полоть помогали, но как дети эту работу обычно не любят, взрослые нас подманивали. Они обещали вечером напоить молоком, кто будет хорошо полоть и мы старались. Осенью мы любили помогать собирать картошку. Взрослые разводили костёр, пекли картошку. Это было вкусно, а главное есть можно досыта. Взрослые женщины работали с лошадьми за плугом, а мы как горох рассыпались по полю и собирали картошку и складывали в мешки.

Помогали и на жнивье. Женщины жали рожь, овёс, ячмень. Бабушка тоже ходила на работу, чтоб было что-то заработать на зиму. Сжатое вязали в снопы, а мы эти снопы носили в кучки по пять снопов, а там опять взрослые складывали их особым порядком. Четыре снопа ставили колосками вверх, а пятым накрывали, чтоб колосья смотрели вниз. Это делалось для того, чтобы снопы высыхали, а если дождь, он не повредит, вода по соломе стечёт вниз. К шести годам бабушка научила меня лён таскать. Ведь лён вытаскивали из земли с корнем. Так убирали в те времена. Сейчас может совсем по-другому. Лён складывали, как и рожь, чтобы они сохли, а как высохнут, возили в сараи около тока. На току из колосьев выбивали зёрна, а из льна коробочек семечки. Потом зёрна молотили на муку, из семечек выжимали льняное масло. После этого оставались жмыхи, из них делали ту самую дуранду, которой нас награждали за хорошую работу. А масло шло на фронт маслить солдатскую кашу. Когда в разгаре сенокос мы тоже бегали взрослым помогать. Ловким ребятам доверяли сено ворошить (это для того, чтоб высохло хорошо, его с одной стороны граблями переворачивали на другую сторону к солнышку лицом).

Ещё нам доверяли утаптывать сено, когда его складывали в скирды, большие стога. Осенью надо было успеть наносить ягод на зиму, грибов насушить и насолить. Лес у нас был близко. Начинался от последней на улице избушки. Узенькая дорожка, извиваясь, словно кошка манила нас вглубь леса. Шлёпая босыми ногами о шершавую землю, мы разбредались по лесу и собирали всё, что он нам дарил - и ягоды, и грибы, и орехи, и всякие съедобные травки. Я не боялась никакой работы, везде принимала участие. Бабушка говорила, что у меня умные руки.

МЯЧИК

Игрушек у нас не было, но мы всё равно очень любили играть. Простая верёвка нам была скакалкой. Скакали вперёд, назад, соревновались кто дольше. Если верёвка большая, крутили, а остальные прыгали. пока не допустили ошибки. Кто ошибся, идёт крутить, а освободившийся будет прыгать.

Играли в прятки, казаки-разбойники, в лапту. В деревне такие игры - одно удовольствие, потому что народу много, очень любили играть в мячик. Тут детская фантазия придумывала кучу игр. Младшие играли в «десятки». Надо набить об стенку ладонями вверх, вниз, грудкой, коленкой, через спинку, через плечо, через голову, кинуть мяч, повернуться вокруг себя и поймать. Об пол набивали руками, ногами- кто больше. Но маленькие мячики часто терялись в зарослях, а большие- то на стекло, то на гвоздь попадут, он и лопнет. В общем, мячиков настоящих в деревне уже не было ни у кого. Нашили из тряпок. С такими мячиками можно играть только в пятнашки да в штандр, а больше никак- не скачет. У нашего председателя были две дочки. Его отпустили с войны, он был серьёзно ранен. Как- то раз, он ездил в город и привёз девочкам мячик, настоящий, но небольшой. Мы долго играли этим мячиком всей деревней, а один раз забросили так, что не смогли найти. Куда он упал я видела. Когда все разошлись, это был уже вечер, я направилась туда и стала искать и нашла ведь. Отдавать не хотелось. Как быть? Обшила его тряпочкой и думаю, глупая, что это мой мячик, наиграюсь...

На выходные пришла мамочка из города и увидела, как я в сенях, на улицу то нельзя, играю с этим мячиком. Тряпочный, а скачет. Мама всё сразу поняла. «Откуда у тебя, доченька, такой мячик?» Пришлось всё рассказать. Мама его из тряпок достала и велела мне пойти к девочкам домой и отдать мячик. Как мне было стыдно... Понурив голову, я взяла мяч и направилась к их дому. Уже подходя к дому я подумала: «лучше бы мама меня выпорола и сама отдала мяч». Но деваться некуда, дом уже передо мной. Как я постучалась, что говорила и что говорили мне я не помню. Всё было как во сне. Весь день я провела в подавленном настроении. Мама меня пристыдила за этот поступок. Объяснила, что брать чужое нельзя. Нельзя присваивать вещи, даже если их потеряли. Очень мне было стыдно. С тех пор ничего чужого не брала. Мамочка научила на всю жизнь. Не твоё - не бери.

УПАВШИЙ НЕМЕЦКИЙ САМОЛЁТ

Наша деревня находилась вдали от магистральных дорог. Вернее, не так далеко, как в стороне. Поэтому немцев мы не видали, а самолёты летали без конца. Как бомбили Бологое, знают все. Это ключевая станция, от неё уходят поезда во все стороны- на север, на юг, на запад и на восток. Поэтому немцы бомбили её безжалостно, а за 10 км от нас была станция Сандово, там тоже было несколько железнодорожных веток. Разбомбив Бологое, немцы стали уничтожать и станцию Сандово. Уж тут- то нам было страшно. Бомбы рвались как будто рядом. Зарево было видно. Однажды на наше деревенское поле упал немецкий самолёт. Наши сбили. Был ли там лётчик или успел спрыгнуть, мы не знали, а вот разговоров в деревне о немецком самолёте было много. Потом, когда всё утихло, мы ребятня бегали смотреть. Помню, что мальчишки что-то ножиком обдирали, какой-то очень крепкий материал и мне дали кусок. Бабушка мне сшила из него тапки. Это была моя первая обувь. Летом мы до первого снега бегали босиком, а в холод носили тряпочные бурки. А тут тапки. Я так воображала в них. Даже пыталась привязать к ним катушки, чтоб ходить как большая, на каблуках. Но, конечно, ничего не получалось. Тогда я их под пятки ставила прямо в тапочки, но и так долго не нафорсишь. Больно. А вот самолётов в небе я боялась очень долго. Даже боялась смотреть на небо, мне казалось, что лётчик видит меня и непременно убьёт.

Ещё помню такой эпизод. Бабушка послала меня в соседнюю деревню Ещево за молоком к родственнице. Я уже возвращалась от тёти Ульяны (так звали родственницу), иду по тропинке между двух полей и летит самолёт. Я не знаю наш или немецкий (потом мы научились различать их по звуку), а тут я с кринкой молока бегом. Мне кажется, что самолёт за мной. Ну, думаю, попалась, сейчас убьёт. Кринку с молоком оставила на тропинке, а сама в поле. Легла, прижалась к земле и жду, когда он улетит. Наконец улетел. Выбегаю на тропинку, кринка на боку, молоко в траве. Может поставила плохо, может ветром уронило, но сходила напрасно. Вся в слезах вернулась домой. Молока жалко и страха натерпелась от этого и расплакалась. И вот опять не помню, чтобы бабушка ругала или наказывала. До чего была мудрая бабушка АННА ПЕТРОВНА ШАРОВА.

ПОБЕДА

Известие о победе нас застало в поле. Я не помню даже, что мы делали, только помню, что взрослые собрались в кучку и долго и громко разговаривали, а мы дети толком не понимали, что значат эти разговоры. Конечно, это было не 9 мая, а значительно позже, т.к. не было в деревне ни Радио, ни газет. Кто-то из людей принёс эту весточку. Вот так тихо, спокойно мы узнали о победе. Зато потом, солдаты стали возвращаться, а эвакуированных стали отпускать домой.

В Ленинград можно было вернуться только по вызову. Осенью 1945 года папа прислал нам вызов, и мы с мамой поехали в Ленинград.

Город был сильно разрушен. Я боялась города, поэтому больше сидела дома. Дома, это сильно сказано. Наш дом был на р. Охте, маленький, деревянный на две семьи. В него попал снаряд и разрушил. А так как он был деревянный, его за одну ночь разобрали на дрова. Первое время мы жили у маминых знакомых, потом у родственников. Папа завёл себе новую семью. Какое-то время я тоже жила в его семье. Потом мамочка устроилась на стройку. Надо было город восстанавливать. Ей дали в общежитии койку, но детей туда нельзя. Мамочке пришлось отвести меня опять к бабушке. В 1946 году у нас родилась сестрёнка Лидочка. Её тоже мама привезла к бабушке.

В ШКОЛУ ПОРА

В 1947 году я пошла в школу. Мне к этому времени было почти 9 лет. В сентябре в школу, а 16 ноября - День рождения. Раньше бабушка не отпускала. Уж очень я была маленькая и худенькая, да и одежонки не было. Первую четверть я училась в сельской школе. Бабуля сшила мне холщёвую сумку. Ручек не было, бумаги не было. Писали карандашом на полях газет. В бабушкином хозяйстве нашлась баночка из-под конфет монпансье. Мы с учительницей положили в неё мелких камушков, это был наш звонок. Учительница мне говорила: «Катя, звони». Я бегала с этой коробочкой, брякала камушками, это обозначало пора на урок или урок закончен. Мамочка в Ленинграде овладела специальностями маляра и штукатура. Комендант общежития Халиулин Гатаул Гатаулович попросил маму отремонтировать комнату, где он жил со своей семьёй. Мама с ним разговорилась и сказала, что дочь пошла в школу в деревне, а хотелось бы привезти в Ленинград. Они договорились, что мама меня привезёт, но когда будет проверка, чтоб духу моего не было. Вот на таких условиях мама привезла меня в Ленинград. Вторую четверть я уже ходила в 146 школу Калининского района. Проучилась в ней 10 лет. Училась с удовольствием. Класс у нас был дружный. Мы и сейчас встречаемся.

В комнате, где мы жили, было 13 коек и 13 тумбочек. Кровати не было. Мы с мамой спали по одной. Вещи мои всегда были спрятаны, и если вдруг проверка я пряталась под кровать, что стояла в углу и меня заставляли чемоданами. В мою обязанность входило топить печку. Пока взрослые на работе, я придя со школы, натоплю. Они возвращаются в комнате тепло и сразу уютно. Мама научила всем премудростям истопника. Как закрыть заслонку вовремя, чтоб на угореть и не проворонить, а то упустишь весь жар. А если всё сделать вовремя - тепло будет до утра. Вот так мы и прожили в общежитии до 1957 года.

 

Награды, которые я получила на работе и как житель блокадного Ленинграда:

1. В 1964 году «250 лет Ленинградской почте»
2. В 1993 году «Житель блокадного Ленинграда»
3. В 1995 году «50 лет Победе»
4. В 1984 году «Ветеран труда»
5. В 2003 году «300 лет Санкт-Петербургу»
6. В 2004 году «60 лет освобождения Ленинграда от блокады»
7. В 2005 году «60 лет Победе»
8. В 2009 году «65 лет освобождения Ленинграда от блокады»
9. В 2010 году «65 лет Победе»


Рекомендуем

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!