8024
Летчики-штурмовики

Пылев Алексей Михайлович

— Меня зовут Пылев Алексей Михайлович, я родился в 1923 году в городе Мичуринск Тамбовской области. Мать у меня была портнихой. Хорошо шила, поэтому в тяжелые годы мы жили неплохо. Отец, Пылев Михаил Степанович, был рабочим. В семье, помимо меня, были сестра моложе и брат старший. Не любил я учиться, но в школе сидел тихо и смирно. На улице был хулиганом.

— Как Вы попали в аэроклуб?

— В 1940-м году приняли в училище морских штурманов. Через месяц после практики на корабле, где проверяли, как работает вестибулярный аппарат, 15 человек отчислили, в том числе и меня. В августе приезжаю домой, встречаю товарища, который собирается поступать в аэроклуб. 1 декабря 1940 года я стал курсантом Тамбовского аэроклуба. Через месяц уже в полет. Аэроклуб закончил в июне 1941-го. За пять дней до войны полеты закончили. Начали распределять. Мне сказали: «В Тамбов», в Тамбовскую авиационную школу. 17 июня 1941 года приехал туда, за 5 дней до войны. После ее начала начали перестройкой заниматься: во дворе что-то двигать, посты какие-то делать, ямы копать. Через месяц начали готовиться к эвакуации и аэродром охранять. Самолеты «СБ» пошли воевать на первый и второй день. Не на чем было учить, но учить-то надо. После привезли в Самарканд. Поле! И ничего нет больше. Обживались целый месяц. Кухню надо было делать. Хозяйственные работы все. Нас курсантов тогда заставляли. Работал на восстановление аэродрома. Восстановили аэродром. А летать не разрешили. Что делать-то? На «Р-5» летал. День летаем. Две недели стоим. Нет бензина. Не летаем. Уборкой занимаемся, дома строим, хозяйственной работой замучены целый день.

— И тут начинается немецкое наступление сильное. И организуется так называемая «особая команда» из курсантов. 50% курсантов переводится в другую воинскую часть. При нашей части пехота, пехотная часть. Это Сталинградская битва. Сначала нас три месяца учили. Нам офицера поставили, и мы с утра до вечера учились стрелять. Учили нас здорово! А потом из нас сделали людей, которые своих военных ловят, дезертиров собирали. Так продолжалось до нашего наступления под Сталинградом. Я начал летать по аэродрому в 1943 году на «Иле». А на боевое слажевание полетов мало давали – всего 15 часов.

— Когда Вы попали на фронт?

— В 1944 году закончил авиашколу. И нас в Куйбышев: там самолеты были. Там запасной полк еще был. В запасной полк мы пошли. Не сразу на фронт. Там учили нас под колпаком летать два раза. Подучили немножко. Там еще были 3 месяца в запасном. А потом уже на фронт. Построили нас примерно в мае, по-моему, 1944-го года. Построили и присвоили звание – младший лейтенант. Сколько там было человек, не помню. Дали денег 900 рублей. Меня слева поставили, когда клином на фронт полетели.

— Летели мы под Одессу. И, не долетая нужного аэродрома, еще один аэродром. Получается, что садимся… Я сажусь последний. Война тут была. Я не усек. Ну и смотрю: все сели. И я сажусь спокойно. Не обращаю внимание. Посадку делаю. И вдруг у меня «трр-трр» самолет. Я ручку сжал. И повело меня направо. В яму попал. Бомбили там. Не убрали, не успели. У меня колесо сломалось. И я к соседу сел на самолет, и прилетели на нужный аэродром вдвоем. Прилетел тогда на наш аэродром. Какой-то 3-й Украинский фронт что ли был. Дали самолет, воздушного стрелка. Я должен включать, пробовать все. А тут, оказывается, снаряды все были готовы. А я же не соображал: стал все нажимать. Я стал нажимать все, и в одно нажатие примерно через полчаса (натыкался я) нажал не то, и ракета из-под самолета полетела. Я даже не думал, что там РС висит. Не показали, никто не сказал мне.

— Расскажите о своем первом боевом вылете на войне.

— Дым увидел в лесу. Потом еще ближе еще больше дыма стало! Смотрю: танки горят. За рекой прямо сразу. А мне сказали: не стрелять! Как же не стрелять, когда танки вот они? Как же не стрелять-то? Как же я буду в воду бросать? Раз! Я сразу все бомбы сбросил и начал стрелять. Вижу немцев, летящих в воздухе. Не заметил, как ко мне «Мессершмитт» подошел почти вплотную и начал: «та-та-та-та». Я не успел стрельнуть чуть-чуть. Он меня первым. Посмотрел опять справа и слева. Отсюда «та-та-та-та» и отсюда – «та-та-та-та» в меня. А стрелок что-то не стреляет: он настолько испугался, что сознание потерял. Смотрю: черная туча. И пошел в это облако. Короче, ушел я от них.

— Смотрю: 4 самолета впереди, пристроился я на 100 метров. Смотрю – советские самолеты другого полка. Не знаю, куда летим. Смотрим: аэродром. Район Дубно. Ровно Украина, где война сейчас. Под Львовом. Еще дальше туда к границе с Польшей. Передо мной все сели. Я сажусь: выпускаю шасси, все, как по науке, сделал. Самолет пополам разорвался.

— Что было после Вашего первого боевого полета?

— Дали мне стрелка со штрафного батальона. Того сняли. Мне поставили стрелка боевого. Ну, думаю, с ним что-нибудь придумаем. Он штрафник. Смелый. Я ему втолкую в голову: «Я тебе говорю: буду то с тобой делать, что чтоб тебя не убили и меня не убили. «Внимание!» – команда. Это значит, ты должен встать, сзади не смотреть, а смотреть справа или слева. Огонь открывать, когда самолет немецкий или любой самолет ближе двух километров будет». Первый полет сделали. Рассказал ему, почему. Если самолет на расстоянии двух километров, то неизвестно, наш он или не наш. А когда ближе подойдет, понятно будет. Лучше убьешь своих. Он понял сразу. Так мы завоевали небо. Больше никто не летал. Вот это мне было удивительно. Почему же немцы перестали нашу шестерку стрелять? К нашей шестерке не подходили.

— Чего больше опасались – истребителей или зениток?

— Зениток, конечно. Истребителя видно, когда нападает. Что-то делать можно, понимаешь. А там стреляет… Сказали: «Танки!» В Германии целая куча танков на наш аэродром как-то напала. По тревоге подняли. Ночью линию фронта прорвали и хотели раздавить полк. Утро полшестого как раз было. Они поздно вышли. Если бы раньше, они бы нас накрыли. На линии фронта наши спят все. Конец войне был. Расслабились. И мы, когда поднялись, километр набрали, смотрим: вот эта линия, все танки рассредоточены. Штук 10 шло. Сколько видно. И мы начали. Разошлись сразу по линии фронта, как они стояли, и начали бомбы бросать. Там половину задело их. Мы еще раз вдарили, и они ушли. Наверное, половина осталась.

— На войне за что-нибудь наказывали?

— Расстрел одного был. Один технарь на ужин опоздал в столовую, а там шеф-повар какой-то пришел: «А Васи нет». «Как Васи нету?». «Пьяный». «Давай сейчас же!» вытащил пистолет. Нету, говорит. Нет. Ну как, ищи. Стал искать. Ну, пойду – не пойду. Тот достает пистолет: махал-махал и стрельнул. И убил его.

— Доводилось ли Вам встречать генералов?

— Я попал один раз к немецкому генералу сразу после войны. Мы у Берлина стояли. Ходили в хаты к немцам, в дома побогаче, чтобы взять что-нибудь своей матери или дочке. Один раз мы шли втроем ночью. Наверное, на 5 день или 6 день. Уже немцы стали возвращаться. Зашли в дом большой, трехэтажный домина! Богатый дом. Там я встретил немецкого генерала, который говорил по-русски.

— В каком году Вас списали с летной работы?

— Такого вообще не было. Я сам ушел.

— Когда последний раз летали?

— В 1949 году я бросил летать. 1949-м или 1950-м. Потом ушел в военно-инженерную академию в Москве. После – инженером в Краснодар. В училище сразу. Инженером полка. Техник части.

— Это был учебный полк Краснодарского училища?

— Да-да. Учебный полк. Тут курсы молодых солдат. Обучают там 3 месяца что ли… Для работы на аэродроме. 3 месяца подготовка. Там 30 человек всего, а нам 10 надо. Послали на экзамен. Я стал записывать, кто хорошо знает. Я не спрашивал. Просто слушал и записывал, кто хорошо знает. Выбрал себе 10 человек. А так как это подразделение, где летают, опасное, думаю, сюда лучших надо. Вот на этом я и сыграл. 10 человек лучших. В своих распределил, кто понимает. И сразу через месяц у нас график нашей дисциплины лучший. И потом еще раз я сделал это. И наше подразделение стало через год первое место занимать.

— В каком году Вы из авиации ушли?

— Когда кончил службу.

— А когда это произошло?

— В 1992-м году.

— Какая у Вас была последняя должность?

— Старший преподаватель.

— Это была подготовка к параду какая-нибудь или что?

— Да, подготовка. Весь апрель полк готовился к параду. Как-то полетели мы в Москву на тренировку. Погода плохая. Летим мы на 500 метров всего. Двигатель у меня отказывает. Скорость уже минимальная: 300 с чем-то. Разворачиваюсь я, значит: падает-падает сюда. Уже не вижу впереди ничего. Влево смотрю высоковольтная идет линия. Самая настоящая такая, московская, три провода. Мощная. Лечу прямо на провод. Скоро падать буду. Что делать? На! под себя. Раз-раз вот так. Вот так рывком!

— В общем, поднырнули под нее по сути дела.

— Без шасси, конечно. Я шасси убрал сразу. Пацаны бегут из леса. Человек 15. Подростки. И двигатель дымит весь. Я капот посмотрел. Горячий. Думаю, сейчас как разлетится все… Эти бегут сюда: «Дядя летчик, потушить!» Я говорю: «Нельзя! Идите отсюда». Они: «Нет». Я так: «Хватай, ребята, траву, землю». Тише-тише дымится. Мы не успели затушить: пожарная команда приехала.

— Спасибо, Алексей Михайлович, за рассказ!

Источник фотографии: krd.ru

Интервью: А. Пекарш
Лит.обработка: Н. Мигаль

Рекомендуем

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!